Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И это было почти правдой: старенькая гитара нашлась в комнате, под столом, но струны подтягивал не бортмеханик, а штурман, и пел он же. Бортмеханик Мишка Сохов последний день находился в отпуске, и замену ему на спецрейс брать не стали. К тому же певец из него был никудышний. Строгий командир пением никогда не увлекался и сейчас, сидя на табуретке, молча смотрел в окно на свой самолет, на незнакомого капитана, производящего развод караула, на низкое серое небо и падающие снежинки. Второй пилот не подпирал голову руками, а по пояс голый сидел в позе лотоса на застеленной солдатским одеялом кровати и медитировал: капитан Дерябко выписывал журнал «Здоровье», каждое утро пробегал три километра и в любую погоду обливался холодной водой. Несколько лет назад, просмотрев документальный фильм об индийских йогах, он увлекся этим делом, и хотя такие идеологически чуждые увлечения в Советской армии не приветствовались, научился неестественно выкручивать конечности и часами пребывал в отстраненной сосредоточенности, чтобы овладеть искусством перелетать бестелесной субстанцией куда угодно. Сослуживцы подшучивали, что он хочет, находясь в командировках, контролировать оставшуюся в Москве жену.
Выйдя из транса, он сделал несколько дыхательных упражнений и озабоченно спросил:
— Командир, а кедровых орешков тут раздобыть можно? Или кедровое масло?
Балаганский пожал плечами.
— Не знаю. Летом тут этих орешков — хоть завались. А сейчас вроде не сезон. Надо у Глазкова спросить. А зачем они тебе?
— Полезные. Жизнь продлевают…
— А-а-а, хочешь жить вечно?
— Вечно не вечно, но желательно подольше. Интересно, сколько мы еще здесь проторчим?
— Кто знает, Андрей, — философски ответил Балаганский. — У нас приказ ждать группу. Будем ждать.
Штурман перестал петь и отложил гитару.
— Ну, к празднику хоть вернемся?
Старлей Никитин был самым молодым и нетерпеливым. К тому же его ждала невеста. Правда, невеста ждала его в каждом городе.
— Кто знает, — повторил Балаганский. — А что ты такой невеселый, Витя? И песню грустную поёшь…
— А чему радоваться, командир? Приземлились бы в Омске…
Штурман осёкся.
— Там хоть достопримечательности посмотреть можно. А тут чем заниматься?
— Знаем мы твои «достопримечательности»! Ты и ночуешь у нее, и приходишь сытый, довольный, — усмехнулся Дерябко.
— А тебе завидно? Ленка вкусно готовит. И сиськи у нее — во!
Виктор отставил полусогнутые, с растопыренными пальцами ладони сантиметров на двадцать от груди, потом подумал и вдвое сократил расстояние. Выглядело все равно солидно. Но на второго пилота особого впечатления не произвело.
— Ничего, один раз обойдешься без бабы и домашней кухни! Вот мне эта командировка совсем некстати: подержанные «Жигули» нашёл, в отличном состоянии и недорого, — боюсь, уйдут, пока вернёмся.
— Дело не в бабе и не в еде, — возразил штурман. — У меня там должок образовался…
— Что за должок?
— Да у Ленки в коммуналке новый сосед объявился — наглый жирный боров, самодовольный — как же, новенькую «шестерку» купил… Ночью стал ломиться к ней в комнату, ну я, естественно, вышел, сцепились, скандал, крики, соседи милицию вызвали… Так что пришлось уносить ноги, все настроение испорчено. Надо с ним закончить разговор…
— Ты это брось! — одернул его Балаганский. — Еще ЧП по личному составу мне не хватало!
— Да все нормально будет, командир!
— Нормально и будет, — кивнул Балаганский. — Потому что больше в Омске ты в город не выйдешь. Будешь, как и положено, ночевать в общаге и есть в столовой!
— Ну вот, доболтался! — с досадой махнул рукой Виктор и повалился на скрипучую кровать. Его клонило в сон, и через несколько минут в комнате раздался негромкий храп.
Развод закончился, солдаты разошлись по постам. Плоскости Ан-24 покрылись снегом.
«Маша тоже права, — размышлял Балаганский. — Служу, служу, а за душой ничего нет. Квартиру надо в ордерскую переделывать, хотя тыловики руками разводят: мол, нет возможностей… И Кауров тоже ни бе, ни ме, хотя он, как непосредственный начальник, должен за подчиненных горой стоять… Правда, устные разговоры к делу не пришьешь, вернусь — напишу рапорт на генерала Соболева. А откажут — официально запишусь на прием к Виктору Дмитриевичу…»
Штурману приснилась голая Ленка. Она шла к нему, призывно покачивая бедрами, и обещающе улыбалась. Виктор хотел спросить: почему жирный боров ломился к ней ночью? Значит, раньше пускала? Но роскошная Ленкина грудь надвигалась на его лицо, и все вопросы вылетели из головы, он уже нацелился поцеловать розовые соски, но вдруг оказалось, что перед ним живот соседа-борова и он сейчас поцелует его в пупок. Старлей дернулся и с криком проснулся, встретив удивленные взгляды сослуживцев.
— Ты что орешь! — спросил Виктор.
— Что, что… Сон дурацкий приснился, — не вдаваясь в подробности, буркнул он. — На ужин идти еще не пора?
Ужинали они в небольшой комнате с тремя столами — для немногочисленных офицеров хватало. Слегка подгоревшая перловая каша, кусочки вареного хека были явно из меню рядового состава, а масло, сыр и колбаса столь же явно являлись офицерской добавкой. Экипаж уже перешел к чаю, когда пришли местные: лейтенант, два старлея и капитан в сопровождении начальника аэродрома майора Глазкова.
— Все нормально? — спросил майор, здороваясь и подсаживаясь к столу гостей.
— Ничего, — за всех ответил Дерябко. — Только странно как-то: в тайге столько мяса, а едим привозную мороженую рыбу…
— Недавно закончилось мясцо, надо нового добыть, — буднично кивнул Глазков. — Ребята уже нашли подходящего лося… — И, обращаясь к Балаганскому, спросил: — Как жизнь, Семеныч? Как дома дела?
— Да нормально всё, Иван. Сын нашу академию окончил, теперь здесь, в первом полку служит.
— Да ты что?! — удивился Глазков. — А твоя бригада в третий полетела! Чего же ты к ним не присоседился? Попросил бы Васильцова или Зуева, кинули бы тебя до первого, там всего километров сорок…
— Не в километрах дело! То, что мы здесь, — государственная тайна.
— А, да, — посерьёзнел Глазков. — Недаром этот подполковник с меня взял расписку о неразглашении. Слушай, а давай я вам охоту организую! Хотел ближе к празднику за мясом идти, ну да раз такое дело… Любишь охоту, Семёныч?
— Да я никогда и не пробовал, — пожал плечами Балаганский. — И зверей мне жалко.
— Ну, это вы зря, командир! — оживился Виктор. — Это же такой азарт с адреналином! Жалко, Мишки Сохова нет — он заядлый охотник.
— Мне и без этого адреналина хватает!
— Всё равно без дела здесь сидеть, — не отступал штурман. — Скукотища же. А пить вы запретили…
— Да я не против. Охоту имею в виду, не выпивку, — уточнил Балаганский.
— Тогда завтра утром и пойдем! — сказал Глазков. — Отдыхайте пока.
— Товарищ майор, а кедровые орешки у вас есть? — спросил Андрей.
— Вместо мяса, что ли? — вставая, рассмеялся начальник аэродрома. — Ладно, и орешки найдем!
Рано утром в их комнату постучали.
— Ну что, летчики-пилоты, еще дрыхнете? — раздался бодрый голос Глазкова.
— Тебя ждем, заходи! — громко сказал Балаганский.
Глазков пришёл не один. С ним был молодой худощавый капитан, ростом выше среднего. На плечах у него висели три видавших виды автомата АКМ с деревянными прикладами и подсумок с тремя магазинами на поясе.
— Знакомьтесь! — сказал начальник аэродрома. — Командир роты охраны. Его солдаты нам лося загонять будут.
— Лейтенант Афанасьев Николай! — представился ротный. И добавил: — В магазинах по четыре патрона, стреляем одиночными. Бить лучше в переднюю лопатку.
«На Жорку похож!» — подумал Балаганский.
На улице стоял командирский «уазик» без водителя. Глазков сам сел за руль.
— Не знаю, кто у них в машине, но водитель — целый майор! — процитировал Балаганский фразу из анекдота, усаживаясь в переднее пассажирское кресло и зажимая автомат между коленями.