— Д-да, — едва кивнула Лерка, личико скривив, словно болью давилась и терпела. — Голова, рука и нога…
Мелькнула мысль, что это розыгрыш. Как-то размыто всё. Я метнул взгляд на Екатерину Сергеевну, но женщина любила мою дочь ненормально сильно, потому как и я, всегда велась на её проказы.
— Может скорую вызвать? — предположила несмело. — Вчера ведь такое случилось, — почти озвучила мои мысли. — Кто его ведает, что могли пропустить врачи? Сам ведь знаешь, — закивала торопливо.
— Сам отвезу. Мне все одно по дороге, да и за выпиской нужно. Заодно пусть ещё раз посмотрят, — решил вопрос не откладывать.
Но уже в машине поглядывая на Лерку, подозрение, что это всё было разыграно стало укрепляться. Подтвердил мои догадки врач, после того, как нас приняли, мелкую в палату, раз уж она за ними числилась, опять положили:
- Да, болезнь на лицо. У неё воспаление хитрости! — благосклонно вынес вердикт Аркадий Викторович. — Полагаю, ей было необходимо, чтобы вы сделали то, что сделали, — замысловато пояснил. — Уж простите, но Валерии не хватает вашего внимания. А это, увы, не в нашей компетенции. Тут не травматолог поможет, а другой хороший специалист — семейный психолог.
— Не поможет, — плюнул я в сердцах, сев без приглашения на стул в кабинете врача, куда ворвался, требуя немедленно объяснить, почему дочери плохо. — Уже проходили… — на секунду завис, думая, что делать дальше. — Доктор, — вскинул на Аркадия Викторовича взгляд, — а может вы всё-таки поможете?
— Боюсь, мне некогда заниматься…
— Палата всё равно оплачена, я заплачу за якобы лечение. Если будет нужно, могу для больницы какие-то взносы…
— Это лишнее, — стопорнул меня категоричным жестом врач.
— Но мне правда нужна помощь! — больше не настаивал, но я был в в патовой ситуации. — Дочь нужно как-то проучить. Наказывать я не могу, — признался в своём бессилии.
— Но и я не карательный орган, — развёл руками Аркадий Викторович.
— Зато очень для неё авторитетный, — проворчал я. — Лерка хочет стать врачом. Обожает лечить всех и вся, и слово такого человека бы для неё стало…
Потому часто и играла в доктора.
Если играли в докторов, то стетоскоп с шеи не снимала, пока не скажет “стоп-игра”. Если появлялась кукла-дочка, то до назначения кукле другой должности, несчастную таскали по дому в коляскена рукахв наволочке, якобы это слинг, даже когда всем уже до жути это надоело. Лера всё ещё верила в то, что игры — это часть реальности.
А вот теперь у неё появилась Кристина — дочкавнучка… мама, — не пойми кто, но настолько важная в жизни дочери, что пока кто-то не скажет “стоп-игра”, так оно и будет. И я чувствовал, что хапну с этим горя.
— Что ж, — к моему удивлению смилостивился врач. — Если не случится ничего аврального и палата не понадобится, одну проказницу-пациентку мы подержим, — в голосе Аркадия Викторовича слышалось отцовское понимание. — Только лечение, сами понимаете, ей необходимо, — наигранно строго кивнул, и пальчиком мне ткнул значимо. А я чуть от счастье не запрыгал.
— Я за любой кипишь, лишь бы засранка осознала свою вину и больше так не делала. А то никогда всерьёз не калечилась. Считает, что больница — аттракцион. Пусть уж умерит своё любопытство, раз так приспичило! Зато неповадно будет! — торопливо заверил я. — И конечно, если ей это не повредит, — добавил секундой погодя, хотя нетактично с моей стороны о таком говорить. Врач не походил на Франкенштейна или Хаоса, но был обязан озвучить этот важный пункт.
— Здесь главное назначить, а витаминки будут полезны, — подмигнул Аркадий Викторович. — У меня дочь такой была… управу найти невозможно, мы с женой вечно заняты… — умолк понимающе.
— Спасибо, — благодарно кивнул я. — Вот моя визитка, — по столу протянул карточку своей фирмы. — Я всегда на связи. И конечно, если будет что-то нужно, что в моих силах… я к вашим услугам!
Перед тем, как рвануть на работу, заглянул в тиранше. Она лежала на койке и продолжала отыгрывать роль почти умирающей. Я чмокнул в лоб:
— Крепись, моя любимая. Не бросай отца, — нарочито серьёзно, вдруг совесть у Лерки проснётся и она признается. Но не тут-то было. Дочка кивнула:
— Работай, обо мне не волнуйся. Я в надёжных руках…
Зараза!!!
Кристина
Не то таблетки мне выдавали “сонливые”, не то “лёгкое сотрясение” способствовало, но я всё время хотела спать. Со строгим “ошейником”, так я обозвала ортопедический фиксатор для шеи, сильно не разгуляешься, поэтому забилась бы под одеяло, и тосковала. А одеяло пахло больничкой…
Постельного я, увы, с собой на собеседование не прихватила. Хотя с моей практикой собеседования “проходить” на столах, можно сразу с надувным матрасом заявляться.
А что?
“Погодите! Сейчас надуем, и погнали собеседоваться!”.
Правда, после Кирсанова меня никто на стол не усаживал, а вопросы звучали стандартные, без интимного подтекста. И уж тем более, никто на меня ТАК не смотрел. Не описать существующими словами, потому что точного эпитета нет. И до такой степени памятно, что по прошествии стольких дней, я до сих пор НАС вспоминаю. Жаль, что у меня сотрясение, а не “лёгкая” амнезии с последствиями в виде “забвения последних дней жизни”.
Тоска зелёная. Скукотища неприкаянная. И сонливость непроходящая, но всё никак не накрывающая. Голова становилась с каждым часом дрема всё более ватной, невесомой, противной.
Волосы слиплись на затылке, июльская духота наполнила палату, а я мучилась и не могла уснуть.
Хотела и не могла.
Всё не так, всё не то… домой рвалась. Там удобней, тише, родней. А здесь… Даже днём на всю палату храпит вечно спящая баба Нина, меня на освободившееся место в другую палату перевели из палаты с лежачими. И здесь познакомилась с двумя милыми дамами за… Антонина Павловна — любительница перекусить, покурить, и плевать, что нельзя! И баба Нина. Большую часть — спящая, другую…
И пусть бы лучше она телевизор смотрела, власть ругалась, семечки щёлкала, но только не храпела! Когда начинается ларингит от таких голосовых излияний? Очень уж хотелось.
Храпят ли глухонемые и задействованы ли в храпе голосовые связки, я не знала, но бабу Нину это не оправдывало. Ровно тогда, когда можно было бы и поспать, она с довольным видом уминала “творожЕк”.
В ушах настойчиво звенело, а стоило на минутку прикорнуть и здравствуйте, я ваша тётя, являлась медсестра с глицинчиком!
— Аррр, — в бессилии выдала я, уже мысленно готовя план побега.
— Что такое, деточка? — подала голос баба Нина. Будь она неладна со своими голосовыми связками и умением услышать даже самый тихий шёпот, тяжкий вздох и вставить слово, когда на все сто уверен, что она дрыхнет без задних ног.
— Ничего, ничего, — торопливо заверила я. — Приятного аппетита, — улыбнулась, настолько натянуто, что даже баба Нина заметно помрачнела. Но творожЕк доела.
— Давно я тут? — спросила скорее сама у себя, потянулась к телефону под подушкой, но он чутка пострадал в аварии. Ровно настолько, чтобы я ничегошеньки на экране не увидела. Ни даты. Ни времени. А ощущение мира потерялось совсем, даже время суток определялось с трудом. То ли утро, то ли вечер.
— Дык второй день ужо, — ответила баба Нина, причмокивая “творожЕком”, который сыпался мелкой крошкой ей на редкую старушечью бородку.
— Второй? — опешила я.
Подсчёты не сходились. Хотя…
Если я прибыла сутки назад, в обед, то вечер выпал — его провела с Лерой. Потом Лера и Роман Игоревич ушли, и я уснула, вернее проворочилась под звонкий аккомпанемент бабы Нины. И вот утро… обед? Таблетки приносили дважды, значит обед.
— А ко мне приходили? — уточнила после сложных дедуктических изысканий.
— Как жеж, приходили. Сначала девочка белокурая. Она значит приходила, — задумчиво закатила глаза к потолку баба Нина, жуя слова. — Потом папашка её приходил. Потом заходил…