Хаесс, похоже, не слишком-то и рассчитывал наставить собеседницу на путь истинный, а потому покладисто кивнул, и сказительница сменила тему:
— Не знаешь, Скорпион по-прежнему околачивается в «Пьяном черепе»?
— Который год уже, ты и сама знаешь. Куда ж ему деваться?
— Мало ли… — Далра небрежно махнула рукой. — Если вдруг увидишь его, скажи, пусть подойдёт. У меня к нему разговор.
Хаесс нахмурился. Далра привычно закатила глаза:
— Успокойся, Аш знает.
— Что ж, тогда я просто шепну словечко, кому надо. Скорпион тебя сам отыщет.
— Спасибо. И если можно, сделай это поскорее.
Хаесс укоризненно покосился на спутницу:
— Опять ты, чувствую, нашла приключений себе на… голову.
— Скорее, это они меня нашли. Но поверь, ничего особенного не предвидится. С прошлым разом не сравнить. Я в этой интриге далеко не главная фигура, так что, скорей всего, моё участие в ней и не выплывет, не тревожься попусту.
— И всё-таки лучше б тебе вести себя потише.
Далра нахмурилась. Подобного рода сентенции были совсем не в духе её старого знакомого. Замуж — да, тут у Хаесса имелся своеобразный заскок (свойственный, впрочем, почти всем мужчинам Падашера), а вот призывать к осторожности наёмный убийца никогда не считал нужным. По его мнению, каждый сам для себя решал, как ему жить и когда умереть.
— Так, — вздохнула, наконец, сказительница, — ты никогда мне в няньки не нанимался, значит, что-то стряслось. Выкладывай.
Вместо ответа Тихоня огляделся по сторонам и кивнул на небольшую продуктовую лавку, по меркам Гадюшника, весьма неплохую:
— Туда. Там сядем и поговорим.
Недоумевающая Далра подчинилась. Тревога завладевала её душой всё сильнее, и хотя женщина не подавала вида, но внутренне подобралась, готовая услышать всё, что угодно.
Когда невысокий, полноватый лавочник увидал таких гостей, глаза его округлились. Он лично выскочил из-за прилавка, смахнул крошки с трёхногого стола, умостившегося в тёмном уголке, и велел было принести скатерть, но Хаесс слегка поморщился и покрутил в пальцах пару монет:
— Никого не хочу видеть. И приволоки что-нибудь приличное пожрать.
Время для Гадюшника было ранним, поэтому в лавке околачивалась лишь пара немолодых мужчин, по виду — слуги из небогатого купеческого дома, имевшие здесь родню и потому решившие сэкономить на покупках. Они проявили весьма похвальную понятливость и быстро засеменили к выходу, даже не пытаясь сделать вид, будто возмущены. Хозяин, ежесекундно сгибаясь в поклонах, приволок кувшин кисловатого вина и жаркое — видимо, его семья как раз собиралась пообедать. Возможно, жаркое приготовили из собачатины, но даже если так, то пёсик попался откормленный, а привередливостью ни Далра, ни Хаесс не отличались.
— Итак? — пригубив вино, сказительница склонила голову набок и приготовилась внимательно слушать. Хаесс неторопливо опорожнил собственную чашу, смачно обглодал кость и лишь после этого отозвался:
— Где-то с сезон тому назад у Аша начались неприятности. «Пьяный череп» — кусок лакомый, вот кое у кого зубы и зачесались.
— И кто же это такой… неосторожный выискался? — на миг улыбка женщины стала очень неприятной.
— Ну, кто бы ни был, его уже нет. Только раньше о подобном и помыслить никто не мог. Такие вот дела.
Некоторое время сказительница размышляла — благо, было о чём. Наконец осторожно спросила:
— А я здесь при чём? Вроде, до сих пор я Ашу нигде дорогу не переходила и его делам не вредила…
Тихоня досадливо поморщился:
— Верно. Не то чтоб ты действительно в чём-то напрямую виновата была… Просто Аш не молодеет. Ему самому «Пьяный череп» с кровью достался, ну, оно всегда так было, да и будет, наверное. Я о другом толкую. Лет пять-семь он ещё в хозяевах «Черепа» продержится. А дальше? И стоит ли овчинка выделки?
Далра молчала. Хаесс прожевал кусок мяса, сплюнул и продолжил:
— Уходить ему надо. Того, что он загрёб, на три жизни хватит и потомкам ещё останется. Да он и сам до встречи с тобой так прикидывал. Ну на кой ему «Череп», сама подумай — жрец он и жрецом помрёт. Ему б загородное поместье, и чтоб при доме библиотека, и слуги в чистеньком… А он вместо этого торчит в Падашере, тебя дожидается. Конечно, в жизни этого не признает, но торчит — из-за тебя, других причин нет. И дожидается — тебя. Всё, я сказал, что думаю, дальше соображай сама. Голова у тебя на плечах всё-таки есть… пока так точно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Угрозу, прозвучавшую в голосе, Тихоня смягчил кривоватой улыбкой, да ещё и руками развёл, показывая, что шутит. С пальцев сорвалась капля жира и шлёпнулась на деревянный пол. Далра задумчиво проследила её взглядом, затем вновь поглядела в глаза собеседнику — прямо и открыто:
— Что ж, Хаесс, я подумаю. Всерьёз. Спасибо за то, что поделился соображениями.
— Я тебе тайн не выдавал. Хочешь — сама с Ашем потолкуй. Ну, ты ж умеешь между слов читать. Мы с ним вместе начинали, я ни ему, ни тебе не враг. Идём, что ли, а то время уже, скоро Аш весь Гадюшник на уши поставит и хвост ему узлом завяжет.
— Он такой, — хмыкнула Далра, вставая из-за стола.
Оставшуюся часть пути Тихоня о прежнем разговоре и не вспоминал. Смеялся, вспоминая старые недобрые времена, подшучивал над сказительницей — впрочем, та в долгу не оставалась. Словом, двое давних знакомых встретились после долгой разлуки, и ничего больше.
* * *
Днём в общем зале «Пьяного черепа» было пусто, если не считать служанки, пожилой женщины с внушительной грудью и внушительными кулаками, дремавшей прямо за стойкой. Звали её Тамила, и она слыла одной из самых успешных вышибал в Гадюшнике. Услыхав скрип двери, она было встрепенулась, но, узнав Далру, кивнула, ткнула указательным пальцем в сторону задней двери и вновь положила голову на тщательно отполированное тёмное дерево столешницы.
Далра не обиделась — во-первых, обитатели Гадюшника часто предпочитали отсыпаться днём, а во-вторых, они с Тамилой знакомы были достаточно давно и успели изучить привычки друг друга.
С Хаессом сказительница распрощалась ещё на улице — у наёмного убийцы имелись некие загадочные «дела», и Далра предпочла не выяснять, какие именно. Проявлять любопытство в подобных случаях здесь считалось верхом неприличия, а с людьми, которые по меркам Гадюшника вели себя неприлично, часто что-нибудь… случалось. Поэтому женщина вслух пожелала Тихоне удачи, а про себя посочувствовала бедолаге, ставшему мишенью для удачливого наёмника.
Порой (нечасто, о, совсем нечасто!) Далра спрашивала себя: не сошла ли она с ума? С головой точно всё в порядке? Хозяин самого зловещего из падашерских притонов был её нежным и преданным любовником, разбойники и убийцы — верными друзьями… Сказительница прекрасно понимала, что пожимает руки людям, отобравшим этими самыми руками множество жизней, иногда — невинных. Понимала… и закрывала на все преступления глаза. Ей было так легче и удобней. Удобней при случае попросить помощи, легче позаботиться о любимом человеке… Далра могла стать хорошим другом, но оставаться хорошим человеком было уже за пределами её возможностей. Она могла совершать бескорыстные поступки, но слишком явственно осознавала, что ничего за них не получит, а потому лучше на каждом шагу просчитывать, какую выгоду можно извлечь из того или иного действия.
Иногда — нечасто, слишком уж нечасто! — осознание собственной порочности Далру угнетало. Тогда она горестно вздыхала… и отмахивалась от неприятных мыслей. Что сделано — то сделано, и она такая, какая есть. А милые, добрые люди не слишком-то задерживаются на этом свете.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Так сказительница поступила и на сей раз. Помотала головой, чтобы окончательно выветрить дурные переживания, открыла массивную деревянную дверь, ведущую в полутёмный узкий коридорчик, и решительно шагнула вперёд. Миновала несколько таких же крепких, дверей, как и входная, украшенных внушительных размеров замками (здесь жили доверенные люди хозяина «Пьяного черепа») и остановилась перед входом в спальню Аштаркама. Подняла руку, постучала. Изнутри донеслось: