Поскольку основная задача Великобритании состояла в поддержании оптимального для нее баланса сил на Ближнем Востоке, то и средства ее достижения варьировались в зависимости от хода событий. Лондон стремился взять на себя роль посредника в треугольнике великие державы – Османская империя – балканские государства, что позволило бы ему сосредоточить в своих руках рычаги воздействия на всех участников македонского урегулирования.
В период 1904–1908 г. три блока проблем определяли политику великих держав, в том числе и Великобритании, в македонском вопросе: реорганизация жандармерии, финансовая и судебные реформы.
В окончательном виде проекты преобразований санкционировались на уровне министерств иностранных дел великих держав. Но обсуждение конкретных деталей австро-русской схемы осуществлялось послами в Константинополе. На стадии, когда Мюрцштегская программа начинала приобретать практические очертания, ключевой фигурой в проведении британской политики в македонском вопросе становился посол в Турции Н. О’Конор. Он являлся убежденным сторонником поддержания территориальной целостности Османской империи, в том числе ее европейских провинций. Однако единственным способом сохранения власти султана над македонскими вилайетами О’Конор считал проведение там глубоких реформ вплоть до уравнения в правах христианского и мусульманского населения. Это стабилизировало бы обстановку в крае и снизило бы градус радикализма среди местных жителей[410]. Такая взвешенная и сбалансированная позиция позволила ему наладить диалог со своими иностранными коллегами в Константинополе, с одной стороны, и с турецкими сановниками – с другой. Одной из первостепенных мер по нормализации ситуации в Македонии О’Конор называл реорганизацию местной жандармерии.
Процесс выработки и согласования с Портой основных положений, касающихся проведения преобразований в македонской жандармерии, растянулся на шесть месяцев[411]. Дискуссии развернулись вокруг трех основных вопросов: (1) распределения территорий между европейскими миссиями, (2) полномочий и обязанностей европейских офицеров, (3) количества офицеров, делегируемых великими державами в Македонию. В итоге три вилайета были поделены на пять секторов, которые закреплялись за великими державами: Ускюбский санджак за Австро-Венгрией, Монастирский за Италией, Салоникский за Россией, Сересский за Францией и Драмский за Британией. Таким образом, Австро-Венгрия и Россия обеспечили себе важные стратегические позиции в Македонии: центральную ось Ускюб-Салоники[412]. Немцы, стремившиеся сохранить «дружественные отношения с султаном», отказались от собственного сектора[413].
Населенные преимущественно магометанами город Драма и прилегающие к нему области, за которые несли ответственность британские офицеры, в отличие от других секторов, не подпадали под определение «горячих точек»[414]. Но О’Конор рассматривал эту зону как наиболее предпочтительную в стратегическом отношении. Во-первых, Драмский санджак имел выход к морю, что для Англии как морской державы представляло немалую важность. Во-вторых, значение территорий, закрепленных за британскими офицерами, возрастало в случае распространения реформ на Адрианопольский вилайет, не охваченный Мюрцштегской программой[415]. В-третьих, делая выбор в пользу Драмского санджака, Лэнсдаун отказывался от австро-русского предложения включить в сферу британской ответственности Монастирский округ[416]. Деликатность ситуации состояла в том, что на данную область, непосредственно граничившую с Албанией, претендовала Италия, которая, как опасалась Австро-Венгрия, могла использовать ее в качестве плацдарма для наращивания своего влияния в регионе. Доминирование итальянцев на обоих берегах Адриатики Балльплац рассматривал как тяжелейший удар по своим стратегическим позициям. Естественно, Форин Оффис, принимая во внимание острые противоречия, существовавшие между Италией и Австро-Венгрией, стремился углубить раскол между этими двумя партнерами по Тройственному союзу и, соответственно, в самом блоке.
Первоначально на заседании международной военной комиссии в Константинополе (февраль-апрель 1904 г.) было озвучено решение поручить реорганизацию турецкой жандармерии 87 европейским офицерам, наделенным правом отдавать распоряжения, а также планировалось прикрепить к ним дополнительную группу унтер-офицеров[417]. Порта выдвинула ультиматум: максимальное число командируемых европейскими державами офицеров не должно превышать 25 человек[418]. Для того чтобы форсировать процесс, представители великих держав были вынуждены согласиться с этой цифрой[419].
Во главе реорганизации македонской жандармерии был поставлен итальянский генерал Э. Деджиорджис – во многом компромиссная фигура. Лондон настаивал на том, чтобы штабные офицеры, делегируемые великими державами, получали жалование от правительств своих стран и носили национальную униформу, тогда как направленные им в подчинение офицеры и унтер-офицеры принимались на османскую службу[420]. Подобная позиция Форин Оффис диктовалась стремлением снизить зависимость штабных офицеров от турецкой администрации и предоставить им большую свободу действий.
Медиаторские функции Англии наглядно проявились в вопросе реорганизации жандармерии, в частности в определении статуса генерала Деджиорджиса и обязанностей иностранных офицеров. Представители Австро-Венгрии и России высказались за наделение итальянского генерала командными полномочиями. Их английский коллега указывал на предпочтительность формулировки «контрольные» при сохранении командных позиций Деджиорджиса де-факто, т. к. это лишило бы Порту повода для дальнейшей обструкции. Вместе с тем О’Конор решительным образом поддержал требования, предъявленные русским и австро-венгерским послами турецкому правительству по поводу исполнительских полномочий Деджиорджиса и иностранных офицеров: «1) право отдавать приказы османским офицерам и отрешать их от должности в случае неподчинения; 2) исключать из жандармерии трех вилайетов тех офицеров и османских военных, которые не будут признаны пригодными к службе по физическим, интеллектуальным и моральным качествам, а также тех, чья дисциплина вызывает нарекания»[421]. Однако данные требования так и не были полностью удовлетворены Портой[422]. В конечном счете обязанности европейских офицеров сводились к подготовке кадров, инспекции и контролю подведомственных им районов, тогда как командование перекладывалось на турецких военных[423].
Показательно, что британские представители в Турции поддерживали итальянского генерала в его нежелании подчинять деятельность иностранных офицеров австро-русскому контролю[424]. Лондон выступал за координацию действий военных и гражданских агентов, т. е. за взаимное уравновешивание их влияния в деле проведения преобразований в балканских вилайетах[425].
Надо подчеркнуть, что, в то время как О’Конор стремился привести к общему знаменателю конфликтующие между собой точки зрения гражданских агентов, европейских офицеров и Порты, британская консульская служба в Македонии проводила курс, отличный от установок посольства в Константинополе. Этот факт дал о себе знать в дискуссиях о принципах взаимоотношений европейских офицеров и местных жителей. Французские офицеры сочли возможным принимать петиции и жалобы, поступавшие от населения подконтрольного им сектора, чем вызвали резкую критику в свой адрес со стороны Деджиорджиса и генерального инспектора македонских вилайетов Хилми-паши. О’Конор в определенной степени поддержал последних, отметив нежелательность широкой трактовки функций европейских офицеров. Британский консул в Салониках Р. Грейвз, напротив, указывал на уязвимость реформы, если полномочия европейских офицеров будут ограничиваться решением чисто технических вопросов[426]. Причем Грейвз в переговорах с болгарскими представителями не скрывал своего скептицизма по поводу перспектив реорганизации жандармерии[427]. Естественно, заявления британского консула не способствовали спаду активности проболгарских организаций в Македонии.
Динамика развития событий на международной арене непосредственно проецировалась на ситуацию в Юго-Восточной Европе. Ослабление русского влияния на