– А что тогда, м? Или тебе показать, что такое настоящий оргазм, а, mia gata?
Боже. Я не знаю, что он делает с моим телом.
Это не оргазм! Точно нет!
Но…
Оно предает меня снова и снова.
Наливается влагой. Отзывается на то, как он толкается внутри, с каждым разом набирая темп.
И вот уже таранит на такой скорости, что я забываю обо всем на свете.
Искры из глаз. Впиваюсь ногтями в кожу рук, чтобы хоть как-то сдерживаться.
Но влажные шлепки, эхом раздающиеся по всему коридору, выдают, как жалко мое тело в его руках.
– Не оргазм, - хрипит Ал.
И вдруг резко сгибает внутри меня пальцы.
О, Боже.
Я проваливаюсь. Трясусь всем телом. Хрипло ору, пытаясь вырваться.
– Нет. Пожалуйста. Нет. Остановись.
Умоляю, пока моя голова мечется по стене, а тело сотрясает так мощно, что, кажется, оно сейчас разорвется на осколки.
– Ал!
Слезу хлещут ручьем.
Боль и дикое наслаждение. Блаженство. Все одновременно.
Я больше не знаю, кто я. Где.
Меня просто взрывает на тысячи обломков. Сотрясает в такой судороге, что мир вокруг блекнет.
– Тссссссс…. Тихо. Тихо, gata .
Только чувствую, как он подхватывает меня на руки. Утирает слезы с лица. Несет куда-то.
– А все же ты таки кричала мое имя, когда билась в оргазме, – хрипло шепчет на ухо, зарываясь мне в волосы. Прикусывая раковину уха так, что по телу, которое, как мне казалось, просто умерло в этих спазмах и уже ничего не способно чувствовать, снова проносится ток.
– Нет, – выдыхаю, чувствуя, как он опускает меня на мягкую постель. – Этого не было.
– Ну конечно, не было, кошка. Еще ничего даже не начиналось. Это только так. Слабая разминка. Сейчас мне надо уехать. Но. Когда я вернусь. Ты захлебнешься моими именем, извиваясь и кончая. Как самая настоящая дикая кошка. Голодная кошка. Которая будет умолять брать ее снова и снова.
– Нет, – шепчу одними губами.
Даже на голос, и то нету сил. Ни на что нет.
– Уверен, ты будешь предвкушать мое возвращение и ждать меня с нетерпением, крошка. В этой постели. Без одежды. Уже распахнув ноги к моему приходу. Готовая и дрожащая от страсти. Но на случай, если вдруг в твою кудрявую голову придет мысль сбежать, возле твоей двери и за окном остаются мои доберманы. И с ними. Даже не пытайся договориться. Один шаг и они бросятся. Загрызут. Так что будь благоразумной, детка. А мне пора.
Северов треплет меня по щеке, а после раздвигает губы.
Вбивается языком в рот. До самого горла.
Жалит. Трахает. Заявляет права.
А я даже не могу пошевелиться!
– Будет жарко, когда я вернусь. Очень жарко, Алиса.
Резко отстраняется и по хлопку двери я понимаю, что осталась одна.
Глава 39
Руки и ноги висят, как плети. До сих пор не могу пошевелиться.
Максимум, на что оказывается способно мое тело, это просто раскрыть глаза.
И все равно перед ними так и остается туманная дымка.
Все, что я могу, - просто лежать и смотреть в потолок. Чувствуя, как по лицу на подушку стекают горячие слезы.
Это был мой первый в жизни оргазм. И я по-настоящему выкрикивала его имя.
Того, кто выбил его из меня насильно.
После того, как на моих же глазах жестко трахнул одну из своих наложниц в рот, а вторая щекотала языком его яйца.
После того, как обманул, заставив влюбиться в лживую роль спасителя.
Выкрал.
Угрожал.
Дал понять, что я для него никто и ничего не стою.
Что отдаст меня своим охранникам. Где меня будут драть в несколько членов одновременно. И даже, возможно, убьет. Лишь бы отомстить отцу.
И после всего. Я действительно кончала. Снова и снова. Один оргазм накатывал на другой. Волнами. Снося все барьеры. Стирая и мое сознание и саму меня. Заставляя трепетать.
И я кричала его имя.
Даже не пойму, кого мне сейчас больше ненавидеть.
Ала Северова или собственное тело, которое так меня предало?
Это дно. Это даже хуже, чем если бы меня брал тот отцовский насильник. С любым другим я хотя бы сохранила себя и собственное достоинство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 40
Ал.
– Твою мать, Северов! Ты либо сам дьявол, который договорился со смертью, либо, как там у вас говорят? Родился в рубашке.
– В бронежилете, – ухмыляюсь, наблюдая за тем, как извечный помощник Алонсо колдует над моим животом.
Это очень удачно, что он сочетает в себе так до хрена качеств.
И от пули умеет прикрыть. И хороший план финансовый рассчитать. И заштопать, когда надо.
– Блядь. Четыре пули на живот поймать. И так, что не задето ничего жизненно важного. Признайся, дон. У вас там в России колдуны на каждом шагу, говорят, живут. Типа шаманов. Они тебя заколдовали. Сколько раз мы с тобой в перестрелке. А ты всегда остаешься целым.
– Да, брат. У нас там одни колдуны. Но больше ведьмы.
Жадно оскаливаюсь, так и видя перед собой одну из них. Дикую. Бешенную. Такую, на хрен, страстную, что даже сейчас член подпрыгивает под простыней. На столе, блядь, у Алонсо. Ведьма.
– Эгэй. Ты с этим полегче, брат.
Отшатывается. Одергивает руки от моей изрешеченной тушки.
– Может, когда падал , у тебя там в мозгу что-то повредилось? Переключился на нашего брата? Я не по этим делам, Ал.
– Охренел?
Так и сжимаются кулаки.
– Ты за базаром следи, Алонсо. Хоть ты мне и брат, а все равно. До ствола дотянусь сейчас. И, блядь, шмальну.
– Ну, извини, – хохочет. – Никогда еще у мужика, когда пули из него вынимаю, от этого не вставал. Что мне думать?
– Что твой дон крепкий здоровый мужик. На которого, вон, и пули не действуют. Ни в каком смысле.
– Понял. В России, значит, баб нормальных нет. А дома ты пробыл всего пару часов. Не успел пар выплеснуть. Но, блядь. Чтобы сразу после бойни о трахе думать.
Я бы и не думал.
Но Алонсо в корне неправ.
Есть. Есть бабы в России. Такие, от которых башню рвет. Хуже наркоты. Даже самой поганой. Которая в баранов безмозглых превращает.
Ну точно ведьма.
Надо родословную Грека получше изучить. Хрен знает, кто там у них в роду мог затесаться. Потому что эта тяга к девчонке прям за гранью. Я даже на хрен забыл, зачем она мне нужна. А я никогда. Ни о чем. Не забываю.
И еще в жизни ни разу не разжалобился и не отступил ни от одного своего плана.
– Сколько наших мы потеряли, Алонсо?
Он прав. Совсем, на хрен, не время, о девке думать. Вопросов посерьезнее выше головы.
– Десяток. Но они полегли там все. Ни один не ушел. Скажу тебе, Ал. Никогда у меня руки не тряслись. Ты меня знаешь. Но, блядь, когда ты их уложил. Мне казалось, что я свихнулся и попал в кино про какого-нибудь Рэмбо. Никогда не видел такого. Тебя пуля прошивает, а ты прешь вперед и палишь. И, блядь, ни разу же не промахнулся. Еще и несколько шей по дороге свернул. И успел меня вытащить. За секунду до взрыва. За, блядь, долбанную секунду! Я до сих пор не могу поверить. Что не взорвался там к чертям со всем складом. До сих пор.
Да. Чутье и на этот раз меня не подвело.
Пока на вилле был, наши люди все осмотрели. Каждую, на хрен, щель.
Не должно было быть взрывчатки. Все было чисто.
Но сила какая-то дикая будто сама вышвырнула меня наружу, по дороге прихватив и Алонсо. Та самая, благодаря которой меня не расстреляли на хрен в порту, где мы должны были остановиться.
– Но все равно, Ал. Ты неправ.
Примирительно поднимает руки, услышав, как начинаю рычать.
Я. Не бываю. Неправ.
Я должен это кому-то объяснять?
– Неправ, что рвешься в самое пекло, – да, у Алонсо есть некоторый иммунитет.
Мало кто мог бы сказать мне такое и оказаться способным после этого говорить снова. Хотя бы потому, что остался бы без зубов. Это как минимум. И даже повязка на моем животе на свеженаложенных швах тут не играет никакой роли.
– Дон управляет людьми. Приказы отдает. План составляет. И ты с этим справляешься так, что тебя скоро все начнут называть дьяволом. Предугадываешь то, чего рассчитать невозможно. Но ты не должен идти в самое пекло. Да еще и впереди. Нет, Ал. Ты как полководец. Должен наблюдать и руководить.