Твой перстень у меня. Я сейчас заговорю его. Жди тут.
Она, не думая, кивнула. Зеркало, небывалая роскошь в подобной каморке, показало ей и синие полосы на шее, и порванную бретель платья, и красные царапины на груди. Глория было всхлипнула, но тут же закусила губу и дерзко глянула на свое отражение, которое вмиг преобразилось — теперь на неё смотрела юная Патриция, сильная и смелая. Глория распустила волосы, прикрывая шею. Нет, она не будет себя жалеть. Она больше никогда не пойдет на поводу у страха.
Через некоторое время вернулся Алтан. Бросил перстень подле стилета. Глория, решительно обернувшись, с вызовом посмотрела на мага.
— Перстень будешь носить до новолуния, — произнес он, оглядывая её. — Больше иллюзий не увидишь.
— Благодарю тебя, — Глория оправила платье, провела рукой по горлу.
— Болит? — грубовато спросил мальчишка.
— Немного.
— Зачем ты ходила по городу одна?
Глория опустилась на кровать и чинно сложила руки на коленях.
— Я… — она посмотрела на свои тонкие пальцы. — Я… шла… во дворец.
Слова давались ей с трудом — горло горело.
— Думаю… Мой отец… Хочет, чтобы король покинул трон.
— Мммм, — промычал Алтан.
— Он говорил с дядей Клавдием о каком-то плане, — Глория сцепила пальцы в замок.
— И ты хотела всё рассказать… кому-то чужому.
Уж не укор ли она услышала в голосе мага? Она медленно подняла голову. Взгляд потемневших глаз юного кочевника будто проникал в душу. Глория замялась.
— Королеве…
— Не выходи больше из дома одна, хорошо? И не лезь в дела своего отца. Жалеть будешь. Потом.
Глория с трудом сглотнула. Стоило признать, что сейчас не лучшее время идти к королеве.
Но отец предал её. Её и Патрицию. И молчать она не будет.
— Я провожу тебя до улицы Подков, — продолжил Алтан, не дождавшись ответа. — Тебя ищут, наверное.
Глория молча поднялась. Медленно, пошатываясь, прошла по комнате к столу. Потянулась к перстню, но задержала руку над стилетом.
— Почему ты не убил его магией? — спросила она, касаясь окровавленного лезвия.
— Слишком дорого для ничтожества, — Алтан шагнул к ней и тут же отступил, будто почувствовал, что подошел слишком близко. — Возьми себе.
— Кинжал?
— Да. Перстень от мертвых, клинок от живых.
— Спасибо… — тихо, едва слышно прошептала она, сжав в ладони рукоять стилета.
Она ни в чем не уступит Патриции. Она сумеет постоять за себя.
* * *
Алтангэрэл издали наблюдал, как Глория идет к своему дому. Пропажу, конечно, обнаружили, и по улице носились перепуганные, растрепанные слуги. Маг прислонился к стене, не сводя глаз с темного плаща юной донны Глории. Лучше бы она рыдала в три ручья и жаловалась на свою безрассудность и горькую судьбу. Лучше бы она была слабой. Но Глория взяла стилет, а те, кто был готов бороться, от незримой силы не отказывались.
Он бросил взгляд через плечо, на дворец. Сегодня он убил, защищая дочь предателя, и когда та захотела свидетельствовать против своего отца, отмахнулся от её наговоров. Королеве бы такое решение не понравилось. Ей нужны все свидетели, которых только можно найти. Впрочем, если бы не приказ королевы, он бы не наткнулся на Глорию и этого слизняка, чьей кровью он омыл руки. Оказывается, «дарить свободу» не так уж и сложно. Зря королева пугала его.
Алтан навел морок, закрывая лицо, встряхнулся и потрусил к храму Водолея. До ночи следовало узнать, кто такой учитель Нит на самом деле. Нужно было спросить у Глории, но разве имел он на это право… В подобном качестве должность королевского чародела Алтану не нравилась. Натянутые нити проклятья звенели вокруг, а ему приходилось играть роль соглядатая, исполняя приказы королевы, у которой и без того хватало наблюдателей. Но нет, она выбрала его. Не показала своих карт и игроков, а вынудила одного бродить по улицам Диеннара, вынюхивая и выспрашивая…
Она сомневалась в остальных? Или считала, что маг справится с подобным приказом лучше? Алтану надоела и королева, и вонючий Диеннар, и его грязные жители, и летняя дурная жара, и вечный морок, и пыльный костюм каменщика. Но сегодня он спас Глорию. Сегодня она была ближе, чем когда-либо. И ей до сих пор нужна его помощь. А, значит, можно и потерпеть.
Стрелец
— В следующий раз не барабань по ребрам. Покричи мне в уши.
Змееныш, обернувшись вокруг шеи и устроившись на плечах Гидеона, оглядел его череп.
— Где уши?
— И то верно, — помолчав, печально ответил скелет. — Будешь жариться на солнце или спрячешься в ребрах? — он распахнул свой наряд на груди.
Змееныш, вздохнув, скользнул вниз, повозился меж костей и, наконец, устроился за грудиной. Гидеон оставил небольшой зазор между полами одеяния, чтобы его спутник мог при желании видеть, что происходит впереди.
— Пойдем в Золотое Яблоко, — произнес скелет, накидывая капюшон. — Мне нужен лук.
— Лук?
— Оружие, которое пускает стрелы.
— Зачем оружие?
— Не знаю.
Гидеон хотел ответить: «Чтобы убивать чудовищ», но соврал. Ему не хотелось объяснять спутнику, кто такие чудовища. Он не имел ни малейшего желания причислять себя к оным, но по имеющемуся у него объяснению выходило именно так.
— Почему не взял мечи?
Змееныш говорил про клинки, брошенные в яме.
— Не люблю мечи, — прощелкал Гидеон. И снова пришлось солгать.
Двуручник, выкованный лучшим кузнецом Риеннара, стал ему подарком на шестнадцатилетие. Гидеон тогда уже постиг основы боя на мечах, но двуручник оказался слишком тяжел для тощего юнца и до восемнадцатилетия принца хранился в оружейне короля, рядом с фамильным клинком королевской семьи, Префекором Великолепной Смертью. Меч королей Риеннара был изготовлен из костей козерога, побежденного предком Гидеона много веков назад. Подаренный двуручник не имел права на имя, ведь после смерти отца принц взошел бы на трон и принял бы из рук первой женщины королевства Префекор, а надобность в обычном мече бы отпала.
Но принц так и не стал королем. Префекор пылился в Риеннаре, хотя, как думал Гидеон, костяной меч неплохо бы смотрелся в руках скелета. Но мечи тяжелы и в дальнем бою бесполезны, а Гидеон предпочитал избегать ближних столкновений. Всё-таки он был скелетом, без плоти и крови, и привык использовать легкость своего обреченного тела, не рискуя превратиться в игрушку для противника. Будь он человеком, вряд ли мамаша змееныша смогла бы оторвать его от земли и трясти, как куклу. Эта мысль разозлила Гидеона, и к селению он двинулся в дурном настроении. Конечно, там он не найдет лук, но, возможно, раздобудет материал для самодельщины.
От раздумий его отвлек нарастающий шум. К нему кто-то летел, хлопая крыльями. Гидеон, инстинктивно присев, вскинул