Несмотря ни на что, было совершенно ясно: в ближайшее время Лидия вернется на Шри-Ланку, и мне придется с этим смириться. Из-за моей болезни мы стали ближе, чем когда-либо. Я буду страшно по ней скучать. Но Лидия была так добра и великодушна, что пришла пора и мне с пониманием и уважением отнестись к ее духовным исканиям. Она никогда не обещала остаться. И хотя все внутри начинало болеть от одной мысли о грядущей разлуке, теперь я могла с этим справиться.
Ведь хватило же у меня сил, чтобы встать голой перед зеркалом! Хотя я видела в нем свое прежнее тело, оно казалось невероятно чужим. Сердце отчаянно тосковало по несовершенному, по чудесному сочетанию клеток, в котором моя душа ютилась почти пятьдесят лет. Мое новое тело несло на себе шрамы настоящих сражений.
Шов на животе все еще выглядел грубым, отек так и не спал целиком. Хотя подтянутые груди смотрели вперед с девичьим задором, искусственная висела чуть ниже, чем ее напарница. Большую часть швов Грег, как и обещал, постарался скрыть, но сохранить нетронутым мой единственный сосок было не в его власти. Что касается искусственной груди, то вместо соска на меня смотрел, подобно огромному глазу, кружок бледной кожи.
Я старалась обращать на собственное незнакомое тело как можно меньше внимания. Когда Филипп по утрам приносил мне чай в постель, я натягивала одеяло чуть ли не до подбородка, чтобы скрыть грудь. Муж вел себя неизменно тактично и говорил, что я выгляжу даже лучше, чем раньше. Но будем откровенны – до моделей «Плейбоя» мне было далеко. Порой я хотела узнать, что он думает на самом деле. Но в глубине души боялась, что правда окажется не слишком приятной.
Большую часть времени я валилась с ног от усталости – и спала, спала, спала. Слишком много сил уходило на то, чтобы просто прожить день, так что задумываться о будущем мне было некогда. Теперь я чувствовала ценность каждого момента. Сколько времени я провела, любуясь пылинками, танцующими в потоке света, или маком, нарисованным на стене у нашей кровати! Мысленно заворачиваясь в цветочные лепестки, я наслаждалась ощущением живого, дышащего тела.
По сравнению с физическими изменениями, решение оставить в прошлом тридцать лет ведения газетной колонки казалось ничтожным пустяком. Без утренних дедлайнов по понедельникам я чувствовала себя удивительно свободной. Прежде я боялась, что мне будет не хватать общения с читателями, но многие из них остались на связи. Пока я лежала в больнице, электронный ящик переполнился. Некоторые женщины писали, что за столько лет ведения колонки я стала им настоящим другом. Кто-то даже предложил пожить у них во время восстановительного периода. Признаюсь, я не ожидала такой доброты от чужих людей.
Еще я получала письма от женщин, столкнувшихся с раком груди. Почти все старались меня подбодрить, хотя некоторые делились тревогами. Эти женщины лишь недавно узнали о своем диагнозе, и будущее их было туманным. Одна рассказала, как боится покинуть своих маленьких детей. Мне оставалось надеяться, что мои ответы хоть как-то им помогли. Эти письма служили хорошим напоминанием, что я получила шанс на жизнь и должна его ценить.
Может быть, в просьбе дочери связать ей шарф таилось куда больше мудрости, чем я могла понять… Вязание – идеальный вариант для тех, кому противопоказаны активные телодвижения. И тех, кто остро нуждается в том, чтобы собраться с мыслями.
И все же я надеялась, что Лидия передумает. И даже рассчитывала, что котенок ей в этом поможет…
– Когда ты уезжаешь? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Джона подбежал к Лидии, задрал голову и вопросительно мяукнул. Лидия улыбнулась и взяла его на руки.
– Иди сюда, – сказала она, целуя его в макушку. – Да ты у нас настоящий уличный котяра!
Как и Лидия, Джона испытывал нелюбовь к замкнутым пространствам. Стоило кому-то открыть дверь или окно, и котенок тут же пытался выскользнуть на волю. Плюс ко всему, он был ярким примером того, что кошки никогда не приходят на зов. Если кто-то произносил вслух его имя,
Джона устремлялся в противоположном направлении.
Он реагировал так даже на слово «котенок». Разворачивался, хмурился – и улепетывал. Иногда за весь день я видела только задние лапы нового члена семьи и темный хвост, гордо реющий над кошачьей попой.
Возможно, Лидия понимала, почему котенка так тянуло исследовать окрестности, ведь она сама мечтала отправиться в путешествие. Душа моей дочери рвалась на свободу; перспектива жить с нами и в обозримом будущем продолжать зависеть от родителей (хотя бы в финансовом плане) угнетала Лидию. И я не могла ее винить. В ее возрасте я уже была замужней матерью двоих детей. Такое существование создавало иллюзию независимости и самостоятельности, в действительности будучи просто заточением иного рода. Может, Лидия воспринимала монастырь на Шри-Ланке как путь к бегству…
По словам ветеринара, первым шагом к обретению независимости для Джоны должна была стать кастрация. Я и представить не могла, что муж примет это так близко к сердцу.
– Неужели без яичек он и правда проживет дольше? – возмущался Филипп.
Считается, что мужчины – существа логичные и рациональные. Но не в тех случаях, когда дело касается самого дорогого.
Я убедила Филиппа в том, что после кастрации у Джоны будет меньше шансов подхватить инфекцию или заболеть раком, и напомнила, что «нейтрализованные» коты не ввязываются в драки с собратьями и поэтому реже калечатся. Более того, они не сбегают из дома и не метят все вокруг (хотя сама я думала, что этим занимаются исключительно дикие животные).
Изложив аргументы, я задумалась, а не согласится ли ветеринар на две операции по цене одной. В конце концов, у нас дома два самца…
– А почему нельзя обойтись вазэктомией? – не успокаивался Филипп.
– Кастрация займет всего пять минут. Кошкам приходится куда тяжелее, – ответила я – и вдруг поняла, что это утверждение справедливо не только для кошек.
В день, когда Джону должны были кастрировать, Филипп уехал на работу ни свет ни заря. У Катарины была консультация с учителем по математике («К тому же я расстраиваюсь, когда он мяукает в переноске»). В результате «разбивателями яиц» пришлось выступить нам с Лидией.
Когда мы забрали Джону из клиники, котенок ничуть не уменьшился. Все выглядело так, будто яички ему не отрезали, а просто сдули.
– Следите, чтобы он не слишком вылизывал швы, – наставляла нас медсестра, пока высунувшаяся из переноски кошачья лапа играла с ее поясом. – Да, у этого котенка есть характер! – усмехнулась она.
Джона быстро оправился после операции. К радости Филиппа, кастрация почти не повлияла на него. Образно выражаясь, хоть яйца и сдулись, Эйфелева башня продолжала стоять. Кот обожал шокировать не ожидавших такого поведения женщин, выставляя напоказ розовый «карандашик» и тщательно вылизывая его у всех на глазах. Громкие возгласы «Фу, Джона! Как это мерзко!» только подогревали его энтузиазм.
Рассудив, что он достаточно пришел в себя, мы решили устроить котенку «тестдрайв» на заднем дворе. Я знала, что у меня пока не хватит сил за ним угнаться, но не слишком переживала по этому поводу. Поскольку к тому времени Джона прочно ассоциировал свое имя с консервированным тунцом, я не сомневалась, что мы с ним как-нибудь справимся.
Выйдя из дома, Филипп опустил хвостатого разбойника на крыльцо. Он сидел там, подобно котенку с рождественской открытки, и с любопытством смотрел в небо.
– Ну вот! – воскликнула я. – И никаких проблем. Он же у нас умный мальчик.
Порыв ветра взъерошил заросли оливы. Джона принюхался и напрягся. Подобрал задние лапы. Распушил хвост. Ветер был ему в новинку – и пугал. Филипп наклонился было, чтобы взять котенка на руки, но тот что есть мочи рванул на другой конец двора и в мгновение ока забрался на дерево. Мы как-то не предполагали, что это будет ему под силу.
Нависнув над нами, Джона прижал уши к голове. Дерево ходило ходуном, словно застигнутый штормом корабль. А вцепившийся в «палубу» котенок выглядел так, будто его настиг приступ морской болезни.
Лидия побежала на кухню за стремянкой. Филипп установил ее под деревом и поднялся, чтобы снять беглеца. Но едва он прикоснулся к Джоне, как тот забрался еще выше. Переставляя одну кофейную лапу за другой, котенок взял курс на верхние ветки. Залетевший на дерево голубь возмущенно курлыкнул и поспешил подыскать другое место для отдыха.
– Ладно, пусть сидит там, – вздохнул Филипп.
– А вдруг он не знает, как спуститься? – заныла Катарина. – Или переберется через забор и потеряется?
Осознав, что внизу его ожидают три беспокойные женщины, Филипп рассерженно выдохнул и с неожиданной легкостью подтянулся к ближайшей ветке. Мы следили за ним, затаив дыхание. Джона угадал маневр хозяина и тоже перебрался повыше. Ветки становились все тоньше. Если Филипп ошибется с выбором, то полетит на землю.