дальше, к алтарю. Посередине капища возвышалось три идола древних языческих богов. Их лица были суровы и мужественны, а взгляд простирался к небу. Идолы были выше человека в полтора-два раза и даже высокорослому для своих лет Втораку приходилось задирать голову, чтобы посмотреть на лики божеств.
Но сегодня был не их день. Сегодня, в этом святом месте, холодным, зимним днём, язычники отдавали почести Карачуну — древнему, тёмному божеству, покровителю льда и зимних ветров. Идол его стоял сильно далее верховных божеств, в полном уединении и отрешении от своих собратьев.
— Вторак, а почему он стоит так далеко? — спросил Бушуй, успевший незаметно подбежать к старику сзади. Его голубые глаза сияли любопытством.
Старик потрепал свою бороду и, оперевшись на посох, побрёл к мрачному лику древнего бога.
— Карачун — бог льда и зимы, мальчик мой. Он, подобно Дажьбогу или Перуну, является высшим нашим существом. Несмотря на то, что он приносит холода и буйные ветры, нельзя помещать его идол вне остальных богов, — вкрадчиво объяснял старик, — иначе, Карачун может разгневаться. Он должен быть в одном капище со своими соратниками, но при этом и не быть слишком близко к ним, ведь так он может разгневиться ещё более.
Бушуй шёл рядом, держа Вторака за его сухую, дряхлую руку. Когда они приблизились к идолу, то мальчик раскрыл рот и попятился назад. На высоком каменном идоле был вырезан узор тёплой, зимней шубы, укутывающий силуэт бога с головы до ног. Взгляд Карачуна был мрачен и суров, а длинная борода спадала ему до самой груди. Хмурые брови, казалось, ледяные глаза пробивали душу Бушуя с головы до ног.
— Сегодня день солнцестояния, мальчик мой, — Старик сжал руку Бушуя крепче. — Мы принесём на алтарь богам несколько наших молоденьких ягнят, чтобы растопить его сердце и просить у него тёплой зимы и долгих лет жизни.
Мальчик удивлённо хлопнул глазами и ещё раз всмотрелся в жуткие, веющие ужасом глаза идола.
Скоро начался праздник. Зажгли кострища, стоящие по кругу вокруг идолов и пламя буйной струёй взвилось вверх. Люди начали напевать древние, давно забытые песни, носиться вокруг пламени и кричать молитвы. Девушки и юноши вели хороводы, мужчины пили настойки и громко болтали, старики молча, но не без улыбки наблюдали за праздником. Пока волхв готовился к обрядам, то краем глаза заметил, как к Быку подошли два его воина и что-то нашептали на ухо вождю. Несмотря на слепоту, старик всё же увидел хищный, волчий взгляд. Тяжело вздохнул, Вторак отправился совершать обряды. Перед каждым идолом стоял алтарный камень, на котором старик поочерёдно принёс жертвы древним богам, умаливая грехи перед ними. Несмотря на то, что сегодня был праздник Карачуна, волхв не мог оставить своих богов без праведных жертв, ведь боялся их гнева. В любом случае, самая главная жертва будет принесена Царю Холодных Ветров.
На алтарь приносили ягнят и букеты засушенных ещё с прошлой весны цветов, которые обагрила кровь молодых животных..
Бушуй не боялся и не отворачивался, а наоборот, старался смотреть прямо и жёстко, как делал это его отец. Но, когда дело дошло до идола Карачуна, мальчик не на шутку испугался, спрятавшись за старым Втораком.
— Отпустите меня, чёртовы выродки! Суки! Гады! Ублюдки! Черти! Я вам что, игрушка?! ПУСТИТЕ!
Двое мужчин богатырской внешности, одетые в тёплые животные меха, волочили, держа под руки, какого-то человека. Одет тот был в чёрные одежды, каких Бушуй раньше не видел. На спине пленного блестели два клинка выложенные, скрещённые между собой, на перекрестии которых образовывалось всевидящее око. На голове незнакомца болтался мешок, а руки его были связаны крепкой верёвкой.
— Тишины! — взревел Бык и всё буйное празднество утихло в мгновение. — Я, Бык, сын Храбра, хочу сказать вам, дети истинных богов, что наши добрые богатыри давеча взяли пленника!
Ноги человека в чёрном подкосил мощный удар конвоирующего, и пленник преклонил колени.
— Твоё имя, иноверец? — Бык рывком сдёрнул балахон с головы незнакомца. За ним показалось молодое, худощавое лицо, обезображенное ожогами и шрамами. Белые, как снег волосы взлохматились в разные стороны.
— Иди ты в жопу, кусок говна… — Удар под дых заткнул пленного.
— Ещё одно брошенное слово и ты прямо сейчас отправишься в Царство Льда. Твоё имя?
— У меня нет имени, — почти что невнятно пробормотал пленник. Удары конвоирующих развязали ему язык. — Есть номер… только номер… Сто… двадцать третий…
Бык громко и надменно рассмеялся, а его многочисленная публика подхватила.
— Вы видите, братья и сёстры? Обитатели каменных пустынь даже не имеют собственных имён! Какой позор… — Вождь махнул двум амбалам, держащим пленного и те подняли его со снега. — Скажи мне, сто двадцать третий, за что ты сражаешься и за кого ты сражаешься?
Беловолосый пленник промолчал, но несколько мощных оплеух привели его в чувство.
— Деньги… — выдавил он из себя. — Статус… Безопасность…
Толпа рассмеялась ещё громче. Только Вторак оставался мрачным и спокойным.
— Что же, ратующий за деньги, взмолись своим богам и попроси у них пощады! — Бык отстегнул огромный топор с пояса, больше напоминающий оружие древних воинов. Лезвие, острое, как бритва, рукоять, выточенная из тёмного дуба, на которой узорами вырезали лики духов, сплетающихся воедино. Вождь прислонил боевой топор к шее пленного. Тонкая струйка крови, обнажась, сбежала по его телу.
— Что вам от меня надо?
— Сегодня ты станешь жертвой, которую мы принесём богу Льда и Северных Ветров — Карачуну!
Бык ткнул топором в сторону алтарного камня, перед идолом древнего бога. Амбалы, кротко усмехнувшись, поволокли беловолосого пленника с собой.
— Тебя избрали умереть… Чёрная птица выбрала тебя!
— Выбрала! — вторила толпа. — Выбрала!
— Вторак, а… что сейчас будет?
Старик положил руку мальчику на плечо.
— Мы убьём этого человека, подобно тем ягнятам, Бушуй. Пойдём, ты, как сын вождя, должен это видеть. — Пусть боль терзала душу старика, но он знал, что так будет правильно. Иначе, из мальчика вырастет слабый вождь, а слабый вождь умертвит их и без того несчастное племя.
Когда пленника уложили на камень и связали его руки и ноги и разорвали одежды на груди, заворошил снег. Людям это понравилось — видимо, Карачун рад своей жертве.
Костры горели высоко как никогда. Шесть буйный фонтанов пламени лизали огненными языками небо, освящая капище.
Бушуй смотрел на всё это и старался не заплакать. Он ведь мужчина, будущий вождь, а слёзы — это женское дело!
«Я буду сильным! Самым сильным вождём!»
И тут, словно слыша его мысли, отец широким жестом руки подозвал сына к себе. Старый волхв, нехотя отпустил его из рук.
— Братья и сёстры мои! — зычно