летящей птицей.
– Эйвери, – сказал он.
Теперь настала очередь Марии удивляться, но она не спросила его, откуда он знает.
– Эйвери.
После этого он уже не мог сдерживаться.
– Но вы считаете, что её больше нет? – спросил он. Его голос звучал странно: это был не бесцветный, сломленный голос, которым он говорил последние несколько недель, а хриплый, скрипучий, ломающийся голос. – Она ушла навсегда? Вам когда-нибудь казалось, что она может вернуться? Или вам просто грустно? Вы просто злитесь? Чувствуете, что всё, во что вы верили, было ложью, самой ужасной ложью на свете?
Он запыхался. Он смотрел снизу вверх на Марию Лазарь, хватая ртом прохладный воздух, а она смотрела на него сверху вниз, больше не улыбаясь, но и не сердясь.
– Слишком много вопросов, – сказала она. – И должна сказать, ответ на всё – да.
– Как такое возможно? – спросил Вундер. – Как можно ответить «да» на всё?
Мария выпрямилась, больше не прислоняясь к косяку. Она наклонилась к Вундеру.
– Мне приходится верить, – сказала она, – что есть вещи, которых я не понимаю, вещи, которые я однажды узнаю. Когда я потеряла Эйвери, да, мне казалось, что её больше нет. Что она ушла в лучший мир, ушла навсегда. Но иногда, – она наклонила голову, чтобы быть поближе к нему, – иногда, когда я слышу пение птицы или чувствую, что на меня упала капелька дождя, на какой-то миг мне начинает казаться, что она здесь. Но это мгновение кончается слишком быстро. Этого недостаточно. – Она умолкла. – Этого совсем не достаточно… – Мария снова развела руки в стороны. – Но кое-что помогает. Джейден и Джейла помогают. И поэтому я начала вести группу поддержки скорби.
– Это позволяет вам помнить об усопших, – сказал Вундер.
– Это позволяет мне помнить Эйвери, – согласилась она. – Есть так много прекрасных и действенных способов почувствовать близость с теми родными, которых мы потеряли.
Вундер почувствовал усталость. Он слишком устал, чтобы задать остальные вопросы. Ему понравилось, что сказала ему Мария Лазарь. И да: она была права. Этого было недостаточно. Этого было мало.
– Спасибо, что поговорили со мной, – сказал он.
– Пожалуйста, Вундер, – сказала она. – Всегда пожалуйста.
Она подождала, пока он усядется на велик, и только потом закрыла за ним. Она сделала это очень тихо. Он даже не слышал, как щёлкнул замок.
По дороге домой Вундер понял, что семьи усопших, столкнувшиеся с чудом, не смогут ответить на его вопросы. Он понял, что потратил слишком много времени на неверие. На самостоятельный поиск ответов. Единственное, что могло помочь, – это поговорить с ведьмой: спросить её, что она здесь делает, чего хочет от него и кто она такая. Спросить её, является ли она его сестрой.
И всё же, всё же… он не знал, сумеет ли это сделать.
Потому что, так как всего остального было недостаточно, она была его последней надеждой. Она была последней надеждой для всех.
Глава 29
В тот год Хэллоуин[20] выпал на среду, а костюмированная вечеринка в средней школе «Золотой инжир» была запланирована раньше – в пятницу. Вундер не собирался идти, но Фэйт настаивала.
– Слушай, Вунди. Мы должны пойти, – сказала она. – У меня лучший костюм, но ты единственный, кто его поймёт. Так что если ты не придёшь, его никто не поймёт. Я к этому привыкла, но было бы приятно, если бы кто-то понял его. Хоть раз в жизни.
– Хорошо, хорошо. Я пойду. Я его пойму, – сказал Вундер. – Но в этом году я буду без костюма.
– Мой будет достаточно хорош для нас обоих, – убедила его Фэйт.
И когда пятничным вечером она вошла в спортзал, Вундер признал, что её костюм действительно очень хорош. И Фэйт была совершенно права, когда сказала, что больше его никто не поймёт.
На Фэйт было белое платье. Руки, туловище и талию она обернула белыми бумажными салфетками, белой банданой и даже белой туалетной бумагой. У неё был парик с длинными чёрными волосами, а лицо покрывали нарисованные линии: линии, тянущиеся от носа к губам, линии вокруг глаз, линии на лбу. Линии морщин. В руке она держала стопку конвертов.
Вундер рассмеялся.
– Наверняка все решат, что ты мумия, – сказал он.
– С такими-то волосами? – Фэйт откинула свои чернильно-чёрные локоны назад. – Ни за что.
– Что в конвертах? – спросил он.
Она открыла один из них. Он оказался пуст.
– Я не смогла придумать, что написать, даже понарошку, – сказала она.
Они ходили по залу, беря конфеты из пластиковых котлов, расставленных тут и там. Все, кроме Вундера, были в костюмах. Оглянувшись вокруг, он понял, что узнаёт каждого из ребят даже в масках и с краской на лицах. К этому моменту он доставил письма дюжинам членов их семей: маме Далии Аткинс, дедушке Иво Рейеса и дяде Нэша Мёрфи. И Вундер был уверен: если он продолжит доставлять письма, то рано или поздно каждый из его одноклассников получит своё собственное письмо. Каждый человек в этой комнате столкнётся с чудом, а возможно, со множеством чудес. И он знал, что каждый столкнётся с ужасной-ужасной потерей.
– О, привет, Вундер.
Вундер отвёл взгляд от тех, кого узнал, чтобы посмотреть в глаза тому, кого он знал лучше всех. Дейви был наряжен в мешок для мусора, набитый мятой бумагой. Вундер понял, что это был его прошлогодний костюм.
Дейви был камнем.
Вундер в прошлом году был бумагой. Томаз был ножницами.
– Я знаю, что глупо было надевать этот костюм, – сказал Дейви. – Никто не поймёт, кто я, без ножниц и бумаги. Но я больше ничего не смог придумать. Обычно ты придумываешь нам костюмы.
Вундер внезапно почувствовал вину, которая узлом скрутила его желудок. Дейви был его другом. Был его другом всю жизнь. А он накричал на него и игнорировал его, и вот теперь Дейви один надел костюм, предназначенный для троих.
– Это не глупо, – сказал ему Вундер.
– Ты похож на мешок с мусором, – сказала Фэйт. – Ты его изображаешь, Дэвид? Мешок с мусором?
– Нет, – с досадой ответил Дейви. – Камень. Я камень.
– Ты плохо вёл себя по отношению к Вунди, – сказала Фэйт, поднимая обтянутый белой перчаткой палец. – У него выдались непростые времена. Очень непростые времена. И что же сделали его друзья? Они повернулись к нему спиной, бросили его, не оставили ему иного выбора, кроме как подружиться со мной, и так далее.
– Не уверен, что всё было именно так, – сказал Вундер.
Но Дейви кусал губу и теребил края своего мешка для мусора.
– Это так! – воскликнул он. – Я был ужасным другом – я это знаю,