взгляд, лёгкая улыбка даёт повод думать, что да.
Безумие!
– Па-па! – кричит Кнопка, едва Яна отходит на несколько шагов. – Я никогда не научусь кататься! Купи мне лучше ролики!
В меня врезается маленькое непоседливое существо и забирается ко мне на колени. Мозг мгновенно переключается с режима лёгкой эйфории до состояния "внимание, угроза!". Артем останавливается возле меня, но его взгляд прикован к спине удаляющейся девушки. Он тут же срывается с места и, словно сталкер, незаметно следует за ней.
Самое огромное желание сейчас – остановить его. Все нутро буквально кричит о том, чтобы перерезать ему путь, по-братски похлопать по спине и развернуть в другом направлении. Например, той фигуристкой брюнетки, не сводящей с него густо накрашенных глаз с самого катка. Но я остаюсь сидеть на месте. Потому что это рационально. Потому что, возможно, именно сейчас они окончательно расставляют все точки над "i". И потому что у меня на коленях скачет голодная егоза.
– Пойдем за пиццей? – предлагаю Полинке.
– Да-да-да, – радуется она. – И компот вишневый купим. Два!
– Хорошо, – улыбаюсь дочери, беру ее за руку и веду к эскалатору.
Нас ждёт ещё один подъем наверх.
А кто-то останется здесь, чтобы спуститься вниз.
Глава 21. Содрать чертов пластырь
Яна
– Я же говорил, что сегодня поцелую тебя.
Артем не отстраняется, шепчет мне эти слова в губы, снова касается их с мягким напором. Я чувствую себя заледеневшей статуей: ни ответить не могу, ни оттолкнуть его.
"Наверное, стоит ему об этом сказать" – пульсирует в ушах сердцебиение, тяжесть этих слов проваливается в желудок и вызывает липкий озноб. Я никогда в жизни не попадала в такую ловушку.
– Ты даже не представляешь, как много значат твои слова, – снова тихое признание в уголок моих губ. – Я тоже это чувствую. Мне постоянно хочется касаться тебя, – проводит прохладными пальцами мне по лицу, запускает их в волосы на затылке. – Я постоянно думаю о тебе, ни о чем другом даже не могу, представляешь?
Ещё один скользящий поцелуй. Меня снова знобит. Артем это чувствует, но понимает совсем неправильно. Прижимается ко мне плотнее, вдавливает в стену позади, углубляет поцелуй.
Я отвечаю.
Сама не понимаю, как так выходит. Кричу на себя, ругаю, даю оплеуху, но все равно отвечаю. Даю ему шанс.
И у него выходит. На целую долю секунды я сомневаюсь. На целый миг позволяю себе ответить, попробовать, испытать себя, сравнить ощущения, эмоции и накал. Все по-другому. Не так, хотя и сравнивать особо не с чем. Была всего лишь секунда. И эта секунда отличается от той, всем, чем только возможно. Она громко тикает в ушах и рассыпается с громким треском, утекая сквозь пальцы. Оставляя на губах холод, вместо жара.
Я упираю ладони в грудь идеальному Супермену и мягко отстраняюсь. Утыкаюсь лбом в его серый свитер и втягиваю воздух в скованные льдом лёгкие. Это самое ужасное, что мне приходилось делать в своей жизни.
– Я должна тебе сказать…
– Подожди, – останавливает меня Артем. Кладет руки мне на спину и легко поглаживает. – Теперь моя очередь.
– Нет, – нельзя дать ему слово. Нельзя позволить запутаться во мне. – Когда ты…
– Яна! – резко останавливает он. – Дай уже слово мужчине! Оставь мне хоть что-то, хоть один шаг сделать тебе навстречу! – смеётся над ухом Супермен. – Ты совершенно удивительная. Я никогда в жизни такой не встречал: смешная и настоящая, а ещё слишком умная. Слишком! И я клянусь, влюбился в тебя с первого взгляда, – о, нет! – В тот момент, когда поставил тебя на ноги, а ты стянула с лица шапку… А потом в кафе так смешно поправляла волосы у меня за спиной, думая, что я не вижу. Там за баристой, кстати, зеркальная стена была, – снова смеётся, прижимается щекой к моей макушке. – И зелёная бурда, что ты пьешь! Это же почти не гуманно творить такое с хорошим кофе бразильской обжарки, но в этом вся ты – необычная и слегка странная. Уди-ви-тель-на-я.
Теплое дыхание касается моих волос, а я все равно дрожу. Не помню, чтобы кто-то говорил мне такие слова. Противоречивее чувств, захвативших меня сейчас, не придумаешь. Я эгоистично хочу послушать ещё, оттянуть момент душащих признаний и искупаться в этом чувстве собственной значимости на несколько мгновений дольше положенного мне.
Но проклятая совесть бьёт набатом внутри.
– Артем, прости, – просто выдавливаю из себя.
Поднимаю взгляд и всматриваюсь в глаза идеального мужчины. В плохо освещенном коридоре они кажутся темнее и, словно нарочно, напоминают другие.
– За что? – усмехается он, все ещё сжимая в объятиях, все ещё находясь слишком близко.
Хороший вопрос.
За то, что услышал слова, предназначенные не ему? За то, что упорно вводила его в заблуждение? За то, что его брат оказался лучше?
Как ни крути, правда звучит убийственно. Разве я могу с ним так поступить? Встать клином между двумя братьями – не то, что я загадывала на рождество. И уж точно я никогда не собиралась идти на поводу чувств, а не головы. Если бы сердце не занялось самоуправлением, это точно был бы Артем. Прекрасный, добрый, со всех сторон положительный Артем. Но мозгу дали отставку и в каждой клеточке поселился Дьявол. Который даже обещаний мне никаких не давал. Стоит ли его мимолётное прикосновение моих отчаянных шагов и одного разбитого сердца?
А, к черту, я же уже все решила.
– Мне кажется, мое сердце занято, – неуверенно выдавливаю я из себя.
Ну вот, сказала, а легче не стало. Супермен смотрит на меня с недоумением и лёгким неверием. Нет, тяжёлым. Совершенно неподъемным!
– Я не улавливаю…
– Прости, прости, боже, прости, – наконец, выскальзываю из его рук и перемещаюсь к противоположной стене. – Есть другой мужчина. Прости, что мои слова ввели тебя в заблуждение. Прости, что ответила на поцелуй. Прости, что вообще сразу не объяснила все. Я чувствую себя ужасно, потому что ты такой хороший… и столько удивительных слов мне сказал!
Я расхаживаю из стороны в сторону, прикрыв ладонью глаза. Не могу сейчас на него смотреть, это просто выше моих сил. Слова льются потоком, несмотря на то что я не хотела говорить и половины из них.
– Ты мне нравишься. Очень. И абсолютно по всем показателям мы отличная пара! Уверена, познакомься с тобой моя мама, она бы сказала: прикуй его наручниками к батарее, чтобы не сбежал. И дети у нас были бы очень, очень красивыми! Я думала об этом, уж поверь. Мне всё-таки уже двадцать семь, у меня не прибитая уже второй