Он проводит рукой по своим растрепанным волосам, его адамово яблоко подпрыгивает вверх-вниз.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Оглядываюсь на Диану, ее улыбка быстро исчезает.
— В другой раз?
— Иди, — говорит она, кивая.
Грэм сжимает мою руку и выводит за дверь.
— Грэм, ты меня пугаешь. Что происходит?
— Мне нужно тебе кое-что сказать. Это важно, и это не может ждать ни секунды. Я и так ждал слишком долго.
У меня внутри все переворачивается.
— Куда мы направляемся?
— К тебе домой.
Молча следую за ним, тревожные мысли роятся в моей голове.
Грэм молчит, пока мы не оказываемся запертыми в безопасности моей спальни.
— Все, что я говорил тебе о себе — ложь.
Моя голова откидывается назад.
— Что?
Он садится на край моей кровати, берет мои руки в свои.
— Мой отец — частный детектив. Я тоже. Я работаю на него. Он… он знает твоего отца. Они когда-то были друзьями.
Мои губы приоткрываются, но с них не слетает ни слова. О чем, черт возьми, он говорит?
— После окончания колледжа они вместе открыли бизнес. Компанию, которой сейчас владеет твой отец. Но мой отец — больной и извращенный мудак, и я уверен, что твой отец это заметил. Он забрал свои деньги из компании и оставил моего отца ни с чем. Он взял с собой свою девушку. — Грэм сглатывает. — Твою мать.
Мама встречалась с отцом Грэма?
— Какое это имеет отношение к тебе? — Мой голос дрожит, когда я пытаюсь выдавить из себя слова.
Взгляд Грэма опускается на наши переплетенные пальцы.
— Мой отец долгое время злился на твоего. Он винит его в своих неудачах. Поэтому он послал меня выдать себя за твоего телохранителя, чтобы найти информацию о твоем отце. Хотел, чтобы я нашел что-нибудь, чем он мог бы его шантажировать.
Его глаза снова встречаются с моими. — На самом деле я не телохранитель.
Мой желудок ухает вниз, забирая с собой сердце. Грэм не телохранитель.
Грэм помогает своему отцу унизить моего.
Грэм солгал мне.
Я убираю руки назад и обхватываю ими живот.
— Ничего не понимаю, — это все, что могу выдавить из себя.
Ничто не имеет смысла.
Этого не может быть.
— Мне так жаль, что солгал тебе, Эва. Но мне нужно, чтобы ты знал, что перестал искать информацию о твоем отце. Пытался выждать время и придумать, как выпутаться из этой ситуации. — Он обхватывает ладонями мое лицо и смотрит мне в глаза. — Я люблю тебя, Эва. Знаю, что лгал тебе о некоторых вещах, но никогда не лгал о своих чувствах к тебе.
Слезы застилают мне веки и стекают по щекам.
— Но ты солгал. Ты здесь, чтобы причинить боль моему отцу. Чтобы причинить боль мне.
— Я бы никогда не причинил тебе боль. Пытаюсь во всем признаться и все исправить. Я пытаюсь сбежать от своего отца и уберечь тебя. — Уберечь.
Задыхаюсь, спина напрягается. Руки Грэма опускаются на колени, когда отталкиваюсь от кровати, чтобы увеличить расстояние между нами.
— Мужчины… люди, которые похитили меня той ночью… — заикаюсь, изо всех сил пытаясь сформулировать свои мысли. — Это был ты? Ты затолкал меня в тот фургон и связал? — Кончики пальцев касаются моей щеки. — А потом ты ударил?
Глаза Грэма широко раскрыты, когда он встает.
— Нет! — Он морщится и дергает себя за кончики волос. — Я имею в виду, те люди похитили тебя из-за моего отца, и я был там. Но никогда не поднимал на тебя руку. Не хотел, чтобы они причинили тебе боль.
Холод пробегает по мне, когда я вспоминаю нежный голос, который прошептал мне, когда я проснулась в фургоне: «Не волнуйся. Теперь ты дома. Все будет хорошо».
Мой желудок скручивает, и я чувствую, что меня сейчас стошнит.
— О, Боже мой.
Отодвигаюсь на дюйм от Грэма, пока не упираюсь спиной в дверь.
— О, Боже мой.
В ту ночь Грэм был в фургоне.
Он лгал мне все это время.
— Эва, я знаю, ты злишься. Ты имеешь на это полное право. Но мне нужно, чтобы ты присела. — Он достает что-то из кармана. — Это еще не все.
— Что это? — спросила я. Слишком боюсь протянуть руку и забрать это у него, чтобы убедиться самой.
Он опускается на краешек матраса и похлопывает по месту рядом с собой.
— Пожалуйста. Сядь.
Делаю, как он мне говорит, уставившись на белый конверт так, словно это взорвавшаяся бомба.
— Пока я искал что-нибудь о твоем отце, я нашел это. Это похоже… это предсмертные письма Эрика.
Из меня вырывается рыдание, и я закрываю лицо руками.
— Нет! Это уже слишком.
Грэм обнимает меня за плечи, нежно поглаживая мои руки. Как можно чувствовать себя в безопасности, находясь в руках монстра?
— Здесь письмо, адресованное твоим родителям, и еще одно для тебя. Я еще не читал твое, но как только увидел, что Эрик написал твоим родителям, понял, что должен тебе сказать.
— Мне? — шепчу я. — Он оставил для меня письмо?
Грэм кивает, на его лице отражается боль. Он знает, как много это значит для меня, как я жаждала получить этот последний кусочек головоломки.
Как может кто-то так сильно любить меня и в то же время причинять мне такую сильную боль?
Грэм кладет конверт на одеяло рядом со мной.
— Могу уйти, чтобы ты могла прочитать это, или остаться. Это зависит от тебя.
Пожалуйста, не оставляй меня.
— Уходи. Я хочу побыть одна.
Лицо Грэма морщится. Он встает с кровати и выходит в коридор, и тогда остаемся только мы с Эриком и его последними мыслями.
Мои руки дрожат, когда разрываю конверт, сердце сжимается, как только вижу его знакомый почерк на бумаге.
Дорогая Эва,
Трудно подобрать слова, которые хочу сказать. Знаю, ты будешь опустошена тем, что я сделал, и мне жаль, что не смогу унять твою боль. Надеюсь, ты найдешь в своем сердце силы простить меня за то, что вот так бросил тебя. Не сердись на папу. Это не его вина.
Ты особенная, сестренка. Тебя ждут невероятные вещи в твоей жизни. Мое единственное желание для тебя — чтобы ты нашла кого-нибудь, с кем могла бы разделить жизнь. Распахни эти стальные ворота вокруг своего сердца и позволь кому-нибудь полюбить тебя. Пусть все увидят того человека, которого вижу я.
Я буду присматривать за тобой на каждом шагу. Ты никогда не будешь одинока, даже когда тебе так кажется. Поговори со мной. Расскажи о своих проблемах. Я поддержу тебя. И всегда выслушаю.
Я люблю тебя больше, чем ты когда-либо можешь себе представить.
Прости, что так поступил с тобой.
С любовью, Эрик
Рыдания сотрясают мое тело, когда я сжимаю в руке письмо Эрика. Ложусь в позу эмбриона, позволяя этой новой боли захлестнуть меня, как вновь открывшейся старой ране. Я плачу так сильно, что пропускаю щелчок закрывающейся двери. Массивные руки Грэма обхватывают меня, и я прижимаюсь к нему, позволяя ему держать меня, пока разрываюсь на части.
Эрику было так больно. Его охватило беспомощное отчаяние, которое не могу понять, как бы сильно ни старалась. Если бы только он открылся мне. Если бы только я могла сказать правильные вещи, чтобы убедить его, что ему не нужно было умирать, что боль уйдет. Мы могли бы пройти через это вместе. Могла бы помочь ему.
Я могла бы помочь ему.
Я могла бы помочь ему.
Я могла бы помочь ему.
Оплакиваю Эрика, за те страдания, которые он пережил, до момента своей смерти. И плачу о себе, о зияющей дыре в моем сердце, которая никогда не заживет без брата.
Проходит время, и в конце концов мои слезы останавливаются. Все, что я слышу, — это ритм сердцебиения Грэма, его ровное дыхание — успокаивающая мелодия. Позволяю себе еще несколько минут этого ложного спокойствия, зная, что скоро потеряю его навсегда.
Как я могу доверять ему, когда все, что у нас было, было основано на лжи?