минуты и все будет готово, — произнес доктор, выскочив за дверь.
Действительно, прошло не более трех минут, как в проеме нашего кабинета возник силуэт нового собеседника, из-за спины которого вырисовывалась фигура доктора Шульца. Стоит сказать, что данный пациент внешне значительно отличался от предыдущего, невысокого роста, худощавого телосложения, взъерошенные волосы, бегающий неуверенный взгляд. Да, в жизни он, наверное, был каким-нибудь ученым или художником, что-то чудаковатое в нем присутствовало, наверное, с самого рождения, почему-то подумал я. Хотя кто знает, может он стал таким после того, как окончательно сошел с ума.
Доктор Шульц проводил пациента в комнату, я же вошел следом.
— Роб, позволь тебе представить доктора Джереми Смита, он наш друг и коллега, но в немного другой области медицины.
— Джереми, представляю тебе мистера Роба Джефферсона, клиента нашего учреждения. Можете пообщаться между собой, я вам мешать не буду, но если потребуется моя помощь, то я буду в соседнем помещении, — доктор Шульц вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.
— Здравствуйте, Роб, — поприветствовал я.
— Добрый день, мистер Смит, — ответил Роб, который все это время не отводил от меня глаз, будто бы внимательно изучал ранее незнакомого человека.
— Роб, можешь называть меня просто Джереми, я не твой лечащий врач, я вообще терапевт, а не психиатр.
— Тогда зачем вы здесь? — насторожился новый собеседник.
— А тебя разве не проинформировали о цели моего визита? — удивился я.
— Нет, мне ничего не сказали, лишь предупредили, что со мной побеседует какой-то человек, который для меня абсолютно безопасен, так меня заверили, — пожал плечами Роб.
— А, ну видимо доктор Шульц забыл тебе сообщить о том, что я здесь по причине написания книги о людях, являющихся пациентами подобных учреждений, — пришлось пояснить мне.
— О сумасшедших… — вздохнул Роб.
— Нет, Роб, не о сумасшедших, а о людях, таких же, как и все, только со своими сложностями в жизни. Это не для того, чтобы другие надсмехались, а для того, чтобы эта тема перестала быть объектом для шуток, как и любая другая тема, касающаяся чужих страданий, — ответил я.
— Ну если так, то это совсем другое дело, — голос Роба уже не звучал столь не доверчиво.
— Конечно, Роб, написать книгу о том, какие чокнутые обитают в клинике совсем не сложно, особого ума оно не требует, сам понимаешь, а вот сказать людям правду, вот это уже намного сложнее, — ответил я, вдруг осознавая, что забыл уточнить у профессора больные темы, которые не стоит задевать в общении с моим новым собеседником.
— А почему вы считаете, что правду говорить сложнее, мистер Смит, то есть Джереми?
— Ну все потому, что правда никак не зависит от твоего личного мнения, она не только не учитывает его, но зачастую еще и идет в разрез с ним, поэтому правду очень сложно подстроить под себя, сделав удобной и выгодной. А если ее тяжело подчинить себе, то придется выдавать такой, какая она есть, при этом режась об ее острые края, крича и страдая от боли, но иначе мы не можем, правда не соответствует нам, поэтому и приносит невыносимые страдания. Но вся борьба с ней бесполезна, она все равно останется такой, какая она есть, а вот нам необходимо либо соответствовать ей, меняя себя, либо мучаться, когда она входит в контакт с нами. А люди, они в большинстве своем выбирают второй вариант, надеясь, что контакта с этим безжалостным явлением не будет, а напрасно, рано или поздно она найдет любого из нас, — неожиданно для самого себя выдал я.
— Вы интересно мыслите, Джереми, с вами трудно не согласиться, я ведь тоже считаю, что от правды нам никуда не уйти, ведь это одна из тех редких вещей, что не поддается разрушению, не подвержена старению или смерти, то, что является неотъемлемой частью нашего мира. Раньше я был другого мнения на этот счет, но потом он переменил его.
— Кто переменил его, Роб? Кто-то из докторов, с кем ты общаешься? — заинтересовался я.
— Нет, тот парень, с четвертого этажа, как-то он приходил ко мне, и мы с ним беседовали, он многие вещи позволил мне осознать, на многое пролил свет, — Роб говорил медленно и немного отстраненно, словно был сильно уставшим и измотанным, а может это было его вполне нормальное и привычное состояние, это было трудно понять.
— Что за парень, Роб? Кто он? — спросил я с нескрываемым интересом, ведь тема загадочного четвертого этажа так сильно волновала меня, а сейчас она вновь великодушно возникла передо мной, предоставляя возможность узнать чуть больше об этом месте.
— Его зовут «Волшебник» или «Сказочник», кто как его называет, — шепотом ответил Роб.
— А кем он является? Он сотрудник этого учреждения? И он работает на четвертом этаже? — пытался разобраться я.
— Нет, он такой же пациент, как и все остальные, — улыбнулся Роб.
— В смысле? Как это пациент? А как вы общаетесь? — удивился я.
— Ночью, он по ночам подходит к двери палаты и тихонько разговаривает с кем-нибудь. И я не единственный, он уже со многими так общался, — поделился собеседник.
— Но, насколько мне известно, на четвертом этаже содержатся опасные пациенты, двери в палаты которых закрыты надежными замками, открыть их изнутри просто невозможно, а помимо этого еще работает и круглосуточная охрана, регулярно выполняющая обход по всем этажам. Как же он смог выбраться и ни разу не попасться? — моему удивлению не было предела.
— Джереми, поэтому у него и такие прозвища, — улыбнулся Роб.
Я был немного потрясен, наверное, стоит предупредить профессора, что у них по ночам бегает опасный пациент, который спускается на нижние этажи и общается с больными из другого отделения. Предполагаю, что где-то неисправен замок, и какой-то находчивый пациент научился его открывать. Хотя, о чем я думаю, я же сейчас разговариваю с Робом Джефферсоном, с парнем, который вечно удирает от всяких призраков, мумий и приведений, наверняка это его очередная иллюзия, которая вызвана наличием у него тяжелой формы шизофрении.
— Джереми, вы знаете, что я вижу призраков, но «Сказочник» не призрак, он реальный человек, поверьте мне, я могу их отличать, — словно услышал мои мысли Роб.
— А как он выглядит Роб? — спросил я.
— Не знаю, Джереми, он, в отличие от призраков, не умеет проходить сквозь стены, чтобы я мог разглядеть его, он живой человек, в этом нет никаких сомнений.
— А что он рассказывает тебе? О чем вы говорите? — меня буквально разрывало от любопытства.
— Он рассказывал мне о мире, о нашем обществе, об устройстве космоса, он говорил мне о том, что со временем я