Ничего, главное вымотать, заставить потерять силу.
Лелий был уверен в победе, улыбался, бросал какие-то шуточки про рабыню и самого Марка, обещая показать, какого цвета кровь у зарвавшихся деканусов, ухмылялся, сверкая синими глазами. Мечом он и правда владел хорошо, но и Марк недавно был центурионом и сам учил свою центурию обращению с мечом, и что-то умел к невезению центуриона Лелия. Когда Марк, применив простой, но зря забытый всеми приём, ранил Лелия в правую руку, тому пришлось перебросить меч в левую, и он сократил заметно количество своих словесных выпадов — сосредоточился на поединке, боясь потерпеть поражение на глазах у своих солдат. А, может, по какой другой причине, но попритих, лишь ухмылялся.
Марк был легче его, подвижнее, упруго скользил мимо и рядом, пружинил на ногах, легко уходил в сторону и снова сходился с противником, но Лелий умудрялся отбивать его меч в нескольких сантиметрах от тела, и даже ранил дважды. Один раз в плечо чуть выше локтя, неопасно, но кровь стекала по руке вниз и на пальцы, от неё начала скользить рукоять меча. Проклятье! Вторая рана была опаснее. Марк мог бы её вообще не получить, если бы был в кирасе, как и Лелий, ведь самому Лелию он уже дважды доставал под руку и в живот, но меч только скользил по дублёной коже кирасы. Теперь жгучая боль обжигала рёбра под левой рукой и от крови пропиталась туника на боку, стала тяжёлой, прилипала к ране, отвлекала на неё, а надо было держать в голове только Лелия, он в раже схватки и смертельный удар провести может… Ему-то что? Он среди своих, это Марк неизвестно, как здесь оказался в такое время…
"Держись, держись…" Мысленно разговаривал он с собой.
Лелий брал напором, силой, агрессивной игрой меча, редко позволял подходить к себе близко, да и его оружие в этом ему помогало. Поединок был долгим, уже и рабыня отошла от немого шока и, вскинув голову, следила за ним. Никто из соперников не желал признавать победы другого, несмотря на мелкие раны, кровь и усталость.
Марк увернулся и ушёл в сторону на безопасное расстояние, украдкой стёр левой ладонью пот со лба, кровь от раны на плече уже текла меньше, и пальцы на рукояти меча слиплись от засохшей крови, впились в кожаный ремень, но зато не скользили. Проклятье! Да пора бы уже завершать эту дикость! Надо… Надо пройти за` его меч, не дать ему развернуться, ведь он не подпускает… Не подпускает…
— А ты заметно подустал… Тебе не кажется? — Лелий улыбнулся.
— Да и ты дышишь через раз… — отозвался Марк, парируя его удар, ушёл влево, за боевую руку, только с этого бока и можно было его достать. Проклятый Лелий, он хорошо владел мечом и правой и левой рукой, менял руки, когда хотел, запутывал. Марк так не рисковал, когда-то он пережил ранение в левую руку, и она плохо слушалась теперь при долгом напряжении в ней, доверять ей жизнь Марк бы не стал.
Он дождался следующего раза, когда Лелий перебросил меч из левой ладони в правую, и пошёл на неожиданное сближение с правой стороны, еле уклонился от опасного удара под левое ребро, прошёл броском длину его меча, приблизившись настолько, что длинный меч стал бесполезен. Это был последний шанс, если он не получится сейчас, Марк проиграет, он не успеет уйти на безопасную дистанцию.
Лелий опешил от такого неожиданного напора, и этого мгновения Марку хватило на то, чтобы завести правую руку с мечом снизу вверх, как раз под кирасу в живот; лезвие меча скрипнуло по застёжкам птериг на поясе, вошло под кирасу на ладонь. Левой рукой Марк обхватил Лелия за шею, чтобы он не ушёл назад, не допустил, чтобы всё прошло втуне. Зашептал ему в лицо:
— Только дёрнись, я выпущу тебе кишки…
Лелий замер, опуская руку с мечом, вскинул подбородок, усмехнувшись:
— Ты и правда можешь это сделать?
— Легко…
Лелий промолчал. Марк заговорил первым:
— Признай, что проиграл, и я уберу меч, пока не порезал тебя… Мне тяжело сдерживать мою руку…
— Убирай… — выдохнул Лелий.
Марк отпустил его, дёрнул руку с мечом вниз, отступая назад, на конце меча была свежая кровь. Всё-таки он достал его. Лелий шагнул назад, прижимая левую руку к животу, упал на колено, упираясь в землю мечом. Домн бросился к нему, подхватил под плечо, но Лелий процедил сквозь зубы:
— Кирасу… помоги…
Дальше Марк не смотрел и не слушал, отвернулся, стёр тыльной стороной кисти пот с лица вверх, на лоб, на волосы, ставя их дыбом и без того сырые. Отлепил пальцы с рукояти меча, бросил его молодому Галену:
— Найди мне свежую лошадь, мою заберёте себе…
Подобрал с земли свой плащ, сброшенный перед поединком, накинул на плечи, пальцы дрожали и он долго не мог застегнуть медную застёжку. Собака поднялась навстречу, и он проходя погладил по мягким ушам. Рабыня не смотрела на него, глядела прямо перед собой в темноту, губы поджаты и щёки бледные.
— Вставай! — приказал коротко и она повиновалась. Марк ударил её по губам костяшками полусогнутых пальцев, вымещая в этот удар всё, что он не мог сказать сейчас словами. Рабыня опять упала на землю, на голое колено, зажала след удара на губах костяшкой большого пальца левой руки, глянула через неё тёмными глазами — языки пламени плескались в них, как в ночном озере.
— Вставай! — приказал снова. Рабыня поднялась, но следила за его руками, чтобы не пропустить ещё одного удара. Но Марк уже отвернулся — легионер подвёл осёдланную лошадь, подставил руки, помогая сесть. Марк качнулся на слабых ногах, он потерял чертовски много крови, а она до сих пор ещё течёт. Но это уже в лагере. Всё потом… Он поправил плащ, подкладывая его на левый бок, закрывая рану на рёбрах, прижимая ткань рукой, повод держал одной раненой же правой рукой. Голова кружилась, хотелось пить и спать…
— Двигай! — он дёрнул подбородком вперёд, в упор глядя сверху на стоящую рабыню, — Вперёд! Пошла!
Ацилия подчинилась, на ходу запахивая на себе плащ, чтобы скрыть голые ноги. Сразу же заболели стёртые пятки, и эта обратная дорога в лагерь… Будь всё проклято! Особенно этот человек…
Зачем? Зачем он тащит её обратно? Чтобы убить? Ведь он — это ей обещал? Убил бы прямо здесь… Тут… Я не хочу никуда идти! Я устала! Я не хочу…
Ацилия шла медленно, так, как могла после пройдённого расстояния, после пережитых нервов, нечеловеческого страха и боли. Сначала Лелий, теперь этот… И она не знала, что лучше — остаться ей у Лелия, где её ждало групповое изнасилование или вернуться с этим… где, возможно, её ждёт смерть… Слёзы отчаяния и безысходности потекли из глаз сами собой. Что? Что ей делать? Что же ей делать теперь?
Она плакала беззвучно, да даже, если бы и громко, навряд ли он услышал бы их — ехал, кивая носом, засыпая на ходу, и как лошадь его слушалась?