Читать интересную книгу Буймир (Буймир - 3) - Константин Гордиенко

Женщины в ватниках и шерстяных платках, срезавшие подсолнечник и ломавшие кукурузу - там, где сближались поля, - искоса поглядывали на подавленного Родиона, но никто не пялил глаза, не злорадствовал, не злословил, люди были напуганы расправой коменданта.

- Комендант нагнал страху на Родиона, теперь он со старостой сдерут с нас шкуру, - приходит к печальному выводу Килина Моторная.

- А то они нас баловали, - насмешливо ввернула Жалийка. - Теперь на базар, в церковь забудьте, бабы, дорогу, - сокрушалась она.

- Пускай бы не лез в начальники, не угождал немцам, не рычал на людей, - неодобрительно отозвалась Меланка Кострица, - а то выслужиться захотел.

- Собака свою палку найдет, - завершила разговор Веремийка.

Нельзя сказать, чтобы это происшествие не встревожило старосту, до сих пор прятавшегося за широкую Родионову спину. Что будет, если того накажут? Тогда не жди добра, Селивон, вся тяжесть на тебя падет. Придется еще кого-то подыскать, да новому человеку ничего не будет. Немилость, всегда пугавшая его, до сих пор обходила стороной Селивона, над домом старосты витало благодетельное покровительство властей. Соломия с Санькой знали, кого чем задобрить, попотчевать.

Бросив хмурый взгляд на Родиона, который по-прежнему не двигался с места, оглушенный происшедшим, староста сказал уже мягче:

- Скажи спасибо, кум, что так счастливо обошлось...

"Кумом" назвал Родиона, тоже нашелся "побратим", точно никто не знает, что это за ловкий, изворотливый хитрюга, Селивон.

Не сам ли напустил коменданта на Родиона - без моего ведома, дескать, дали выходной день... Сам же на базар ездил... Как же, станет он свои бока под тумаки подставлять!..

У Родиона сознание мутится - неубранного поля глазом не охватить. И он в отчаянии завопил:

- С кем же мне прикажете управляться - с детьми да с бабами? Девчат угоняют в Германию. Сумская управа издала постановление, ясное дело, по приказу комендатуры, о трудовой повинности молодежи, начиная с тринадцати лет. Какая от них польза? Какой толк с того, что родители, в случае неподчинения, заплатят пятьсот рублей штрафа? А лебединский гебитскомиссар приказал вывести детей в поле с девятилетнего возраста! Мол, на "вспомогательные" работы! Все равно с детьми поле не уберешь, пусть даже на родителей наложат тысячу карбованцев штрафа и даже корову заберут либо свинью, если кто пожалеет ребенка... Легко ли родителям смотреть, как надрываются дети?

Родион разошелся - не может остановиться. Все равно попал в немилость, так чего теперь бояться! Одна-единственная минута может порой перевернуть всю жизнь человеку. Чего только на свете не бывает!

Староста тер лоб, словно не мог сообразить, что к чему... Но все же дал Родиону выговориться, хотя кое-что и намотал на ус. Так-то оно так, да куда ты, однако, клонишь? Не ждешь ли часом сочувствия? Не пахнет ли тут недовольством? Чуткое ухо старосты уловило в тех словах дух непокорства. Куда ты гнешь, голубчик? Уж не порочишь ли новый порядок? При первом удобном случае надо бы разнюхать, чем ты дышишь.

27

...Топчутся по кругу широкозадые кони, вертят жернов, плывмя плывут в Гаврилову хату доходы. Весь двор заставлен санками, мешками - перед рождественскими праздниками. Гаврила похаживает по двору, сам похожий на чувал, прикидывает наметанным глазом, сколько же это сегодня набежит зерна - пятый ковш мельнику! А мука-то как пахнет, дух захватывает от нее, в голове мутится.

Гаврила вспоминает старое доброе время, дедовы повадки, ему хочется побалагурить, подурачиться, и он поворачивается к пригожей молодице:

- У кого мед - ставь мешки наперед!

Молодице, видать, не по нраву пришлась шутка, она криво усмехается.

Мельник бросает рыжей бороде:

- А у тебя что, горелка? Вот тебе и мерка!

Надо же потешить людей, часами толкутся здесь, на морозе. Однако они не очень расположены к шутке, хмуро посматривают из-под насупленных бровей.

Мельница-топчак! Благословенная старина!

Жалийка, неуживчивая баба, попрекает Гаврилу, будто он располовинил мешочек ее зерна.

- А ты что, баба, хочешь, чтобы я тебе на даровщинку молол?

- У меня кормильца нет, заработать некому, на моих руках дети, плачется Жалийка.

Плачется, а самое страх берет - на его стороне сила, как бы не выгнал со двора, вари тогда, баба, опять кутью...

К ней присоединяется Варвара Снежко - слишком дорого за помол берет Гаврила.

- Мне патент пришлось оплатить! - громко, чтобы слышали все, кричит Гаврила. Мало того, что кричит, - патент этот с немецким гербом, в позолоченной раме, под стеклом висит на мельнице, украшает, придает вид предприятию, каждый понимает - новые владельцы завелись в Буймире.

Гаврила наладил в хлеву мельницу, и теперь все у него в руках. Хлев просторный. Земли нет, зато зерно само течет в амбар. Кто мешал другим заняться этим же? Обзаводились бы тоже. Вон и рыжая борода завистливо косит глазом. Гаврила отвечает настырным бабам, что разболтались, развязали языки:

- Может, вам в ступе лучше толочь зерно да теркой драть... Пока натолчешь, живот к спине присохнет!

Разве мало ему забот с мельницей? Почему никто не додумался до этого, кроме Гаврилы? Возле кузницы, в бурьяне, лежали каменные круги, колеса на них клали, когда натягивали шины. Стояло два больших точила - камень что колокол! Никто камень так не выкует, как Гаврила! Для точильного камня нужны молотки крепкого закала, острые, как зубило, чтобы выбрать середину. Не каждый с этим делом справится.

Брошенные кони сами во двор приходят, едва на ногах держатся, загнанные - берите меня...

А чем кормить коней прикажете? Хорошо хоть растащили стога, которые были предназначены для фермы, - все равно коров отправили за Волгу. Накопали свеклы, картошки, наломали кукурузы, нарезали подсолнечника. Гавриле все во двор шло. Пока немцы не наложили запрет. Поставили старосту и полицаев для охраны имущества.

Мельница-топчак! Седобородые умельцы дошли! На топчаке все деревянное, не требуется ни чугуна, ни железа, как на приводную мельницу. Деревянный помост, дубовая зубчатка, большое колесо, которое вертит вал, концы его проварены в масле. Гнезда, или, по-теперешнему, подшипники, - из дикой груши - крепкое, гладкое дерево. Кони ходят по деревянному кругу, поставленному под углом в сорок пять градусов, гонят верхний жернов, нижний недвижим.

Правда, кони день потопчутся и валятся с ног, - ноги дрожат, не сгибаются колени.

А Жалийке все кажется, что мельник дерет за помол! Дорого платят!..

Гаврила тычет Жалийке под нос горсть зерна и обращается к старикам, точно ждет от них подтверждения своим словам:

- Это что блестит - щирица? А это куколь? На засоренность надо накинуть. А на влажность?.. А труд, по-твоему, не стоит ничего?

Вон на хуторе Дыбка мелет - грубая мука! Разве из такой муки хлеб испечешь? Полопается, потрескается! Надо картошки подмешивать, чтобы не расползалось тесто - крахмал вяжет. Может, скажете, что у Гаврилы стертый жернов? Мука белая, аж скрипит, выгодна на продажу - словно пух - меньше на мерку идет.

Легкое ли дело соорудить мельницу? Тут все на магарычах! Дерево, патент, плотники... Разве Гаврила не знает, кто на мед лаком, кто на индюков, кто на первач, а кто на золото? Всех начальников задобрить надо! Комендатура, управа, полицаи, староста... Сложная грамота, не каждому под силу. Гаврила-то свое возьмет... Тут еще кони садятся на ноги, пойдут на колбасы. А кожи выделать надо?

В колхозе не знали цены Гавриле, на задворках держали, возил на волах молоко на маслозавод.

...Цветет гречиха. Пряный запах дурманит голову. Пленящий душу звон плывет над полями, летают пчелы, неторопливо переступают волы, Гаврила лениво помахивает ременным кнутиком, и никому невдомек, что у человека ума палата.

Самая пора подоспела на деле проявить свои способности. Ныне Гаврила на всю округу известный человек. Мельник! Первые люди к нему в гости ходят. Со всеми начальниками теперь запанибрата. И дочку свою выдал замуж - при советской власти сидела в девках, - с руками вырвал полицай. Гаврила еще и не так развернется! Приладит вальцы, крупу станет драть гоп, мои гречаники! В старину гречка была дороже пшеницы. Только бы двигатель раздобыть. Приладить просорушку - толченое просо хорошо идет, от него не першит в горле, как от обдирного, каша рассыпчатая, быстро разваривается...

Гаврила строит планы один грандиознее другого, а был ведь когда-то рядовым человеком. Теперь все убедились - нет цены человеку... Он, правда, дернул сегодня чарку, в таком деле можно, однако голова у него трезвая.

А приладит винты, станет и масло давить. Обтянет железом деревянные барабаны, сделает терку, будет перетирать картофель на крахмал. Это пока лишь начало.

Во дворе словно на ярмарке - санки, мешки. Гаврила весело поглядывает на иззябших, хмурых людей и подбадривающе покрикивает:

- У кого мед - ставь мешки наперед!