Читать интересную книгу Буймир (Буймир - 3) - Константин Гордиенко

Нечто похожее на зависть испытывала Текля - у Марка совесть спокойна, а она терзается. Если бы не мать, не ребенок - что ей хата? - ушла бы с ним в лес... "Не бойся, обузой не буду", - прошептала чуть не плача, горе не знает пышных слов.

Места себе не находит женщина. Да разве она одна? Гитлеровцы запоганили все вокруг. Словно солнце затмилось и вернулся пещерный век.

Больно Марку от этой беспомощной жалобы и, чтобы отвлечь ее внимание, сказал, что карательные отряды всюду рыскали, никак нельзя было навестить. Нельзя ей бросать село на произвол судьбы, таково мнение партизанского штаба. Враг все делает, чтобы сбить с толку людей ложными слухами. Долг Текли - стоять на страже правды, раскрывать людям глаза на действительное положение вещей, необходимые директивы передадут из леса.

Враг думал, что Украина пластом ляжет перед ним. Но каждая стеблинка здесь дышит местью. Грабежами и притеснениями гитлеровцы долго не продержатся. Разобьет их Красная Армия, хотя и отступает пока. На войне необходима человечность, наше дело правое, мы победим. Говорил как умудренный опытом воин пропагандист, - надо утверждать в людях веру в нашу победу.

Попытки Марка "проинструктировать" ее вызвали у Текли добрую улыбку: сами научились защищаться от гитлеровцев. Где только можем, врагу наносим урон. В поле работаем напоказ, для вида, Родион не очень-то замечает да, видно, и не старается замечать. Остыл... А мальчишки даже оружие собирают, прячут, выводят из строя транспорт...

На вопрос Марка, кто их направляет, руководит ими, Текля ответила его словами: ненависть!

Вот и поговорите с нею!

- А как Родион? - спрашивает Марко.

- Не так зол, как глуп. Прибрал его к рукам Селивон. Может, и кается, да поздно...

- А ты разведай...

- Попробую...

- Насчет леса закинь слово...

Текля с сомнением покачала головой.

Когда Текля поинтересовалась, чем они уничтожают транспорт, Марко с трудом удержался от смеха. Вся земля нашпигована толом! Марко с Сенем не одно поле разминировали. Наши мины противотанковые, - запаслись взрывателями. Мало ли по канавам снарядов валяется!

Точно о простой будничной вещи говорили, Теклю даже страх взял - со смертью играют ребята...

- Действуем-то мы осторожно, - уверял Марко, - знаем, какую брать, к немецкой мине приступу нет - в ней три капсюля... Мадьярскую взять куда проще - пружинки разъединил, тарелку снял и вывертывай капсюль. А вот в стапятидесятидвухмиллиметровых снарядах головку вывернет не каждый. Устин Павлюк вывинчивает ключом, полегонечку, чтобы не стукнуть. Отверстие залепишь глиной, положишь снаряд на слабый огонь, черный дым повалит, потом оседает, тол плавится, течет, как олово в глиняные формочки.

- Мы тоже припасли вам немного толу, - сказала Текля.

Теперь пришел черед удивляться Марку.

- Где же вы взяли?

- Спроси Грицка.

- Пусть не лезет поперед батьки в пекло...

- Так-то вот...

О ней не забыли в отряде, только никак нельзя было связаться, переходы, стычки... Большую помощь она может оказать партизанам в борьбе за освобождение.

Марко говорит, как старший. Посерьезнел, движения стали неторопливыми, речь степенной, хоть и вели беседу шепотом. Будто и ростом выше стал, в плечах раздался, возмужал.

Чудачка, может, человек сызмалу не имел возможности быть маленьким, жизнь заставляла взрослеть прежде времени, а про теперешнее и говорить не приходится.

Помолчали, задумались. Текля была неспокойна, то и дело вздыхала, прислушивалась к редким выстрелам. В ночной темноте вспыхивали огни, зелеными полосами расчерчивали небо. Но молодость брала свое, и, хоть кругом был враг, сердца их бились любовью и верой.

- Черный конь подковами топтал меня - к встрече сон приснился... Как ни топтал, а я жива - и тебя довелось повидать, - прошептала с нежностью.

Марко улыбнулся, зная, что она не верит ни в какие приметы.

- ...А газеты и листовки в доме не держи, передавай в надежные руки. Одну листовку с обращением к полицаям и старостам, чтобы отказывались от каиновой работы, подбрось Родиону. Еще лучше - поговори.

Яснеет, ширится горизонт перед глазами женщины. Нет, уже не оторвана она от привычного большого, светлого мира, знает, как ей действовать, спокойнее стало на душе.

А Марко все о деле да о деле, уж не лекцию ли собрался ей читать? Скуп стал на теплое слово, почему не скажет о своем, о том, что рад ее видеть. Правда, сейчас не время для личных переживаний и вздохов, а все же... Сама не поймет, что творится с ней, никогда такого не бывало. Дала буханку хлеба на дорогу, чистую сорочку. Положила руки на грудь, доведется ли еще когда-нибудь увидеться, мой дорогой, мой родной, удачи тебе в бою.

Предостерегала Марка, чтобы сгоряча не лез на смерть. На что Марко задорно ответил: "Еще не отлита врагом пуля для меня". Вот уж действительно со смертью запанибрата, об руку с ней ходит, прогуливается... Какая уж тут осторожность!..

- Патроны, гранаты пусть собирают, только чтоб осторожно... И хранят не в селе... Я еще приду...

Стояла на взгорье над Пслом, обнимала ночь.

25

...Светлый день воскресенье. Вышла поутру Жалийка за ворота - ни звука, ни шороха, - глухая улица, унылые хаты. Присматривалась, не идет ли где дым из трубы. У старосты дым валом валит, да у Соломеи никогда жару не выпросишь - то солнце не взошло, то солнце зашло...

- А про "вермишель" и говорить нечего.

Так хозяйки называли порох, которым пользовались при растопке печи: уголек подложишь, и он вспыхнет, дрова или будылья займутся, как сухие.

Полевая дорога длинная, из-за бурьяна не видно поля - заросла бурьяном и людская судьба, - поблекли осенние краски, деревья стоят голые, подули студеные ветры, закаменела земля, потрескалась, как посыплют снега - отойдет. Черные платки с базара возвращались. Понурые, заморенные женщины шаркали заскорузлыми сапогами, Жалийка делилась своими печалями. День настает - не знаешь, за что браться.

Смуглое лицо Меланки Кострицы сурово-задумчиво.

- Нам еще полбеды - нам хоть воду из колодца можно брать. А как семьям активистов, им к колодцу не подступиться...

Времечко настало, хоть не заикайся о своем горе, - у людей еще горше...

Меланка Кострица похоронила дочь-кормилицу, разве это не печаль? Кое-кто дочерей выкупил, у нас нечем... Забрали дорогую труженицу на потеху и посмеяние... Хоть бы кто укоротил ночи, светить нечем, не спишь, думаешь...

Зимняя пора, темнеет рано, люди управляются с хозяйством при коптилке; Жалийка купила бутылку керосину, двести рублей отдала Селивонихе, старостиха еще и побожилась, что продешевила, - скидка, мол, только односельчанам. Селивон с Игнатом - это всем известно - привезли железную бочку керосина, теперь выручают хорошие деньги. Скажете, соли мало награбастали? Лошадь своя, Селивон навез сена целый стог, хлеба нахватал на три года, от сукна, хрома сундуки ломятся. Сказано, кому война, а кому корова дойна...

Соломия что пион, обставилась кубышками, торгует самогоном. Под столиком канистра с керосином. Известно, где самогон, там и веселье. Тоже ярмарку устроили! Молока немец не разрешает продавать - нигде ни кувшинчика не увидишь, а самогону - пропасть. Селивон с Игнатом подводами возили свеклу, сахар, теперь падкие на барыш хозяйки весь базар залили самогоном. Кожевники, сапожники, портные, шапочники, скорняки, кожушники, полицаи, старосты, подстаросты, всякий сброд - сбились оравой - люди дерзкие, денежные, - подшучивают над молодицами: почем молоко?

Соломия прямо-таки рассыпается, нахваливает свое пойло:

- Даже горит! Не мутный и сивухой не отдает. Как слеза! Не едучий! Без всякого настоя. Нет в нем ни махорки, ни перца, ни карбиду, ни чемерицы, ни майских жуков! Вот, отведайте!.. А запах! Не перекис, не затхлый. Не обалдеешь, как от едучего. Первачок. Может, подвеселить? Это вам не какая-нибудь "баламутка".

Патефон играет, зазывает народ, пьяницы самогон хлещут, похваливают как огонь! Согрел внутренности. Лица набрякли, не то от ветра, не то от самогона. Кое-кого уже покачивает, но все как воды в рот набрали - ни песен, ни шума, как на похоронах, немецкие полицаи хмуро наблюдают за порядком. Самогонщицы, правда, не так падки на деньги, как на соль и мыло...

Покупатель топчется возле соли:

- Не выварена ли из суперфосфата?

- Убей бог - славянская! - клянется Соломия. - Просто светится!

Покупатель заскорузлыми пальцами кладет щепотку соли на язык - не захрустит ли на зубах, не подмешан ли в ней песок?

Соломия нахваливает соль:

- Соленая, не мутная...

Покупатель с недоверием спрашивает:

- Может, мелу подмешали?

Грицко Забава тоже слоняется по базару, где же ему еще быть? Надо горсточку соли выменять на кукурузу.

Если мужик в заплатанной поддевке найдет в мешке листовку, в которой написано, что скоро гитлеровское войско поползет на четвереньках, кто догадается, откуда тот листок взялся? И если на здании гестапо, за спиной часового, вдруг появится листовка "Гитлер капут!" - кто подумает на Грицка?