Брата Рэми эти слова не слишком успокоили. Не будь он человеком долга, он бы и вовсе не вспомнил о том, какие почести полагаются его титулованному спутнику. Теперь же, когда он поднял этот вопрос и встретил такое сопротивление, Рэми выглядел не в лучшем свете. Молчание, воцарившееся в зале, не позволило бы вовсе забыть про этот инцидент.
– Вы правы, господа, – неожиданно ответил Лис, – нет нужды мешать старым друзьям предаваться воспоминаниям. Я с удовольствием разделю ужин с моими людьми. Полагаю, пища на вашем столе не отличается от того, что подали остальным.
Он чуть заметно улыбнулся и сел на скамью. Вслед за ним расселись остальные шраванцы. Рэми с заметным облегчением вздохнул. Напряжение в зале исчезло, и проголодавшиеся люди занялись тем, что для них теперь действительно имело значение.
– Эй, как думаешь, – услышал я голос Тэда, – а что будет, если Килан узнает, что здесь сидит мальчишка, по вине которого ему пришлось временно покинуть столицу?
Я вздрогнул и посмотрел на широконосого инквизитора, который как раз оторвал зубами кусок мяса от окорока и теперь жевал его с довольным видом.
– Не думаю, что брату Рэми понравилась бы твоя шутка, – строго заметил Оливер.
Мне захотелось уползти под стол и там провести весь остаток вечера. Еда потеряла для меня всю свою привлекательность. И дело не в шутках Тэда, а в том, что я узнал голос брата Килана. В последнее время мне так часто повторяли, будто я ошибся, что я и сам начал в это верить. Откровенно говоря, мне хотелось бы, чтобы все было так. Но теперь я удостоверился в том, что не сошел с ума и ничего не перепутал. Этот голос мне никогда не забыть, именно он приказал убить меня и выбросить в море как раз перед тем, как появился Рэми. Но я не понимаю, почему тогда сам Рэми утверждает, будто я оклеветал брата Килана?
Огромным усилием воли я заставил себя поесть. Не потому, что чувствовал голод, а потому что знал, что мне это необходимо. А еще мне требовалось выпить содержимое кубка, поскольку там оказалось вино, не слишком удачное, но достаточно крепкое, чтобы прочистить мозги. Быть может, они прочистились недостаточно, поскольку я постоянно ощущал на себе взгляд Килана. Желая убедиться в том, что мне это только кажется, я повернул голову в его сторону и с ужасом осознал, что мы встретились взглядами. Конечно, он тут же отвернулся и продолжил разговор с бароном, но у меня за этот короткий миг внутри все застыло. Я мог бы продолжать уверять себя в том, что при всем желании брат Килан не смог бы сейчас меня узнать, поскольку видел лишь однажды, ночью и при весьма непростых обстоятельствах. И едва ли ему в голову могла прийти мысль, что парень, которого он чуть не продал в рабство, а затем едва не убил, окажется в одном с ним зале. Но от этих доводов разума не становилось легче. Напротив, я жаждал только одного – немедленно уйти.
Незаметно улизнуть из-за стола мне удалось тогда, когда прислуга очередной раз меняла блюда. Кажется, барон все же решил доказать, что его застолья не уступают королевским. Я покинул зал и направился к выходу мимо стоящих в нишах пустующих рыцарских доспехов, служащих сомнительным украшением.
– Прошу прощения, господин, – обратился ко мне слуга, которого я в полутьме коридора даже не заметил, – но ваши комнаты пока не готовы.
– Ничего, – ответил я. – Хочу подышать воздухом.
Он не стал проявлять назойливость и удовлетворился моим ответом. Я же вышел во двор и отошел в сторону. Не хотелось бы попасться на глаза инквизиторам, которым тоже могло захотеться утрясти тяжелую пищу в животах вечерней прогулкой. Тень за конюшней показалась мне вполне удачным местом, чтобы меня никто не смог потревожить. Я зашел туда и, осмотревшись, уселся на кучу сена. В голове до сих пор звучал голос брата Килана. Я слышал то его жесткий приказ касательно моего убийства, то мягкую речь, произнесенную в замке. Да, узнать было тяжело, но ошибиться невозможно: это один и тот же человек.
– Если ты пришел сюда спать или справлять нужду, то выбери другое место.
Я вскочил, перепугавшись до полусмерти от неожиданности. Когда я поднял глаза, то обнаружил Лиса, лежащего на низкой крыше конюшни. Он перевернулся со спины на бок, подпер голову рукой и безразлично посмотрел на меня. Не представляю, когда он успел уйти из зала. Я был слишком погружен в свои размышления, чтобы это заметить.
– Обычно я не жду так долго, когда отдаю приказ, – его голос лился теплым медом. Странная манера говорить раздражала и завораживала одновременно. – Но в данном случае сделаю исключение ввиду того, что крыша нагрелась за день и мне слишком удобно на ней лежать. Иначе я бы немедленно спустился и втолковал тебе, что нужно делать, когда велят уйти.
Велят? Да за кого он себя принимает? Пусть он знатен в своем Шраване, но за последнее время его столько раз смешивали с грязью, что пора было бы перестать вести себя как избалованная принцесса.
– Это начинает утомлять, – вздохнул сармантиец. – Видимо, ты настолько глуп, что мне будет проще самому уйти, чем тратить время на твое воспитание.
Он бесшумно спрыгнул вниз и прошел мимо меня. Тут внезапно с моего языка сорвался вопрос, который никогда не был бы озвучен в другой ситуации:
– В Шраване торгуют рабами из Сармантии?
Лис остановился и медленно повернулся ко мне. Я прикусил свой не в меру болтливый язык, но, конечно, было поздно что-либо менять. Слова невозможно затолкать обратно в глотку, хоть и стоило бы. Лис же посмотрел на меня так, словно я только что водрузил на его замшевые сапоги целую кучу конского навоза. У него было лицо человека, который не только жаждет убить того, кто так недостойно поступил, но и узнать, какова причина этого поступка.
– Ты полагаешь, что у меня есть время и желание рассказывать тебе что-либо о Шраване? – спросил он.
– Нет, – покачал я головой, – то есть, я знаю, что у вас есть рабство.
– Твои познания о моей родине велики, – саркастично заметил он, и вновь собрался уйти.
И все же нужно было кое-что прояснить. В конце концов, если я с кем-то и могу не бояться обсудить это, так только с ним.
– А могут шраванцы покупать рабов в Дорионе?