Марка Порция Катона, который, сняв с себя панцирь и шлем, дал возможность одному из своих товарищей перевязать рану на голове, полученную в сегодняшней битве. В этот момент он как раз грыз сухарь, запивая его водой, смешанной с небольшим количеством уксуса. Серьезный и воздержанный юноша только потому подмешал уксус в чистую воду, что сильно страдал от жажды[42].
– Здравствуй, диктатор, – сказал юноша, обращаясь к Фабию, – я и так любил тебя, почитал великим человеком, но сегодня ты одержал двойную победу: одну – над Ганнибалом, другую – над неблагодарным римским народом. Сегодня я стал твоим пылким обожателем, отныне я буду всеми своими действиями, всей своей жизнью подражать тебе, твоему честнейшему характеру и строгости твоей души[43].
– О, доблестный и мудрый юноша, сильный разумом и не в насмешку прозванный Катоном, поздравляю Рим, в котором есть еще граждане, подобные тебе. Он творит их из прочнейшего порфира, который можно рубить мечом, но высекаются только мелкие искорки.
И, благосклонно поприветствовав его, диктатор продолжил с Минуцием путь к своей палатке. Но они не успели туда дойти, так как в лагерь из Рима прибыла турма запыленных и запыхавшихся всадников под командованием Квинта Фабия, сына диктатора.
– Здравствуй, верховный главнокомандующий и спаситель Римской республики, – сказал юноша, спрыгивая на землю и почтительно обнимая отца.
– Здравствуй, сын мой. Какие новости ты привез?
– В соответствии с твоим распоряжением я продал наше единственное имение.
– И сколько ты выручил?
– Восемьдесят тысяч денариев.
– Выкуп двухсот сорока семи римских пленных обойдется в семьдесят две тысячи шестьсот сорок семь денариев, что равнозначно семидесяти тысячам семистам пятидесяти греческим драхмам. Итак, возьми с собой глашатая и отвези эти деньги Ганнибалу. Раз сенат платить общественными деньгами не хочет, Фабий Максим заплатит своими, но сдержит обещание[44].
И Квинт отправился в лагерь Ганнибала; заплатив выкуп, он через пару часов привел в лагерь двести сорок семь пленников. Многие из них, будучи зажиточными гражданами, хотели возместить диктатору его затраты, но он ничего ни от кого не взял.
С этого дня как Фабий, так и Ганнибал, воспользовавшись начавшимися ливнями, отвели войска на зимние квартиры.
Таким вот образом, оттягивая время, мудростью и осмотрительностью Фабий Максим спас в этом году Римскую республику от самых больших бед[45].
Глава IV. В храме Весты
Когда горожане, покидавшие Форум, сворачивали на Новую улицу и направлялись прямо к Палатинскому холму, то слева от них открывался наполовину заслоненный домами упомянутой улицы не слишком большой круглый храм, построенный из травертина и тиволийского мрамора.
Этот храм был посвящен Весте, богине огня, очищающего и освежающего землю.
Храм потому и построили закругленным, что он должен был представлять Землю, имеющую, как известно, круглую форму[46].
Умер этот величайший человек, прожив около сорока лет в бедности, переступив порог девяноста лет, ничего не оставив после себя, так что великолепные похороны ему устроили на деньги, собранные по общественной подписке!.. – Какое чудо, что народ, воспитавший таких вот граждан, должен был стать господином мира!
С полным правом воспел этого великого человека Энний, слова которого впоследствии повторил Вергилий:
Некий муж благородный, промедлив, виновным был признан, Ибо злотворной молвы не опроверг для спасенья.
Значит, потом воссияет он большею славой.
Девять ступенек из травертина вели к портику, который поддерживали пять колонн из тиволийского мрамора. Портик был длиной около двадцати и шириной около трех метров. Деревянная дверь, обшитая бронзовой пластиной, вела внутрь храма, вокруг которого в идеальном порядке расположились шестнадцать колонн из того же тиволийского мрамора, поддерживавших купол, крытый сиракузской бронзой[47], в котором были проделаны девять окошек, пропускавших воздух и свет.
В глубине храма, на расстоянии двух третей длины, лицом к входившим, возвышался на шести круглых ступенях алтарь, также мраморный и круглой формы, посреди которого в глиняной вазе постоянно пылал священный огонь, подпитываемый маслянистыми веществами, к которым подмешивали местные благовония.
Храм не украшали ни статуи, ни драгоценности, ни орнаменты. Своей строгой обнаженностью, примитивной простотой, полным отсутствием какой-либо материальной эмблемы, какого-нибудь внешнего символа он внушал уважение и страх одновременно, а таинственное величие его весьма способствовало перенесению духа в спокойные и ясные сферы чистого и мистического созерцания. Этот храм был единственным в Риме, где материализм языческой религии не влиял на чувства. Немного в стороне от священного алтаря богини, за ним и в глубине храма, большая серая завеса скрывала от непосвященных шатер, в котором хранились священный палладий[48] и пенаты, римские боги домашнего очага[49] и священная полба[50] – вещи, доверенные заботам и уходу девственниц-весталок.
Сбоку от большого шатра во внутренней стене храма открывались два прохода, замаскированных серыми занавесками, похожими на большую завесу. Через них входили в самые сокровенные помещения храма, предназначенные для священной коллегии жриц Весты.
Проход справа от входящего в храм вел в покои, где жрицы Весты и другие жрецы облачались в свои одеяния и готовили все необходимое для службы и жертвоприношений. Таких покоев было три. Они примыкали один к другому и шли вдоль окружности стен.
Последний из этих покоев вел в сад, занимавший квадратную площадку длиной почти девятьсот метров, обнесенную со всех сторон стеной высотой около четырех метров.
В правой от входящего стороне сада находился маленький домик, в подвале которого разместились и стойла, где содержались ослы, и помещение для мельницы; на верхнем этаже домика спали пятеро рабов, приставленных к жерновам, а также использовавшихся на самых тяжелых и утомительных работах, какие только могли случиться в хозяйстве святых дев.
С этой стороны ограда храма Весты примыкала к Роще Говорящего вещателя[51], отделяясь от нее ветхой стеной, о которой мы уже упоминали.
Левая для входившего из храма часть сада была полностью занята грядками роз, лилий, жасминов и прочих трав и цветов всякого рода; цветники были окружены шпалерами мирта, розмарина, дрока, акации, вербены, наполнявшими это уединенное место неясными и нежными запахами и сладострастными ароматами. Сторона, представавшая прямо перед глазами входящего в сад, заканчивалась стенкой, продолжавшей ограду, упиравшуюся здесь в священный Палатинский холм. Эта стенка достигала высоты одного метра и превышала заборчик, отделявший сад от Рощи Говорящего вещателя. Направо от сада возвышался древний дом Нумы Помпилия, использовавшийся весталками под жилище, а поэтому прозванный атрием Весты.
В этот дом попадали как со стороны сада, куда вела особая дверь, так и от прохода, начинавшегося возле шатра внутри храма, слева от входившего с Новой улицы. Дом этот, построенный в древнем