Читать интересную книгу "Продром - Игорь Воробьёв"

две.

— Ничего! — тут же откликнулся Ванорз. — Нам подойдёт! Сколько это будет стоить?

— Золотого за период вполне достаточно, — улыбнулся дварф.

— А что у вас тут в ходу? — поинтересовалась Хамель, доставая из поясной сумки несколько монет. — Такие подойдут?

Дварф тоже достал золотую монетку и положил её на стойку, а я тут же схватил её полюбопытствовать. Управитель таверны поступил так же с монетой эльфийки, подбросил её на ладони и даже попробовал на зуб. На монете дварфов я обнаружил шестиугольную чеканку в виде ободка, внутри которого на одной стороне имелось изображение горы с молотом над нею, а на другой — руны, которые читались как «каельтас», то есть самоназвание дварфов.

— Вполне, — тем временем ответил дварф, удовлетворившись осмотром. — Эти вроде как даже чуток тяжелее наших… — бросив взгляд на изображение на монете, дварф с отвращением поморщился.

— Тогда возьмите сразу за три периода, — Хамель пододвинула в сторону дварфа шесть монет, и тот не замедлил смахнуть их со стойки, вместе со своей монетой, которую я вернул на столешницу после осмотра.

— Пойдёмте, — дварф вышел из-за стойки и направился к лестнице, гремя ключами на поясе. Я заметил, как несколько гномов за одним из столов вдруг вскочили со своих мест и поспешно покинули таверну.

Мы поднялись на второй этаж, повернули в правое крыло, и дварф указал нам на две двери друг напротив друга в самом конце коридора. Отперев их, чтобы продемонстрировать, как работают замки, он выдал нам ключи и пояснил:

— Если захотите поесть, спускайтесь в любое время — у нас отличный повар, а если вдруг нужно освежиться, только скажите — вам принесут воду, мыло и полотенца. Это вам обойдётся в золотой, ну а еда — смотря что закажете.

Уже уходя, управляющий оглянулся через плечо и добавил:

— И не советую вам оставлять в комнате ничего ценного, коли отправитесь в город… эти двери и замки не остановят даже самого убогого воришку.

Мы поблагодарили хозяина и стали решать, как разместиться по комнатам. Естественно, Ванорз рассчитывал занять комнату вместе с Хамель, но спор даже не успел разгореться, как тёмная, скорчив рожу и показав эльфу язык, схватила Гильта за руку и утащила за собой в комнату справа. Ванорз выругался с досады, но я видел, что он улыбается, а глаза его задорно блестят. Я похлопал его по плечу с нарочито чрезмерным сочувствием, и мы пошли в нашу комнату.

Комната оказалась довольно маленькой: вдоль каждой стены имелись обширные каменные топчаны, на которых лежало что-то вроде матрасов, а между ними у окна виднелось некое подобие столика, похожего на банальную каменную глыбу квадратной формы. Кровати были широкими и какими-то безразмерными, мне показалось, что на каждой из них свободно могли бы уместиться двое, а если учесть рост дварфов, или уж тем более гномов, так и все четверо.

Подушек, одеял, как, впрочем, шкафов или другой мебели, я не заметил. Хорошо хоть из стены торчали на равномерном расстоянии друг от друга железные крючки, на которые можно было повесить снаряжение и одежду.

Не успели мы расположиться, как от Гильта мне пришло мысленное сообщение, что Хамель посылает его вниз за водой, и я попросил его заказать эту услугу и для нас, о чём не замедлил оповестить Ванорза. Эльф посетовал на удачу, выпавшую нашему мёртвому другу, и рассмеялся. Вскоре Гильт уже стучался к нам в дверь с сообщением, что управляющий с минуты на минуту пришлёт своих рабочих и что он помоется у нас в комнате.

Пока мы коротали время, я поинтересовался у дварфа, что имел в виду хозяин трактира под словом «период». Гильт объяснил, что, так как под землёй нет смены дня и ночи, время отсчитывают периодами, каждый выдох земли — это как полдень на поверхности, а время между двумя выдохами и есть период. Он даже нарисовал мне руну для этого термина, в которой я нашёл фрагменты рун «дыхание» и «время».

— А что такое выдох земли? — тут же спросил я. Ванорз закивал, поддерживая мой интерес и тоже с любопытством глядя на дварфа.

— Хмм, — Гильт задумался, а я почувствовал, что он размышляет о том, как бы это объяснить. — Каждый дварф чувствует дыхание Оминариса. Во время вдоха будто бы щемит над макушкой, давит, всё больше и больше. А как это ощущение пойдёт на спад — значит, начался выдох. Когда ничего не чувствуешь — это и есть выдох земли, момент отсчёта периода. На поверхности дварфы быстро перестают чувствовать землю, но я успел понять, что выдох всегда приходится примерно на полдень, а период точно совпадает с людскими сутками.

— А сейчас ты снова можешь это чувствовать? — живо спросил Ванорз, но вдруг осёкся. — Ну… ты же всё-таки теперь не совсем живой…

Гильт молчал. Я чувствовал, что он прислушивается к своим ощущениям, а вот Ванорз, судя по его расстроенному лицу, принял это молчание на свой счёт, посчитав, что своим бестактным вопросом обидел дварфа.

— Да, — внезапно ответил Гильт, и Ванорз даже вздрогнул от неожиданности. — Кажется, чувствую. Хотя и меньше должного. Однако это может быть из-за того, что я ещё мало времени провёл в Подземье.

Наш разговор прервал стук в дверь. Отворив, мы пропустили в комнату гурьбу гномов, притащивших три ведра с водой, стопку лоханок, похожих на тазики, и кучу полотенец, больше смахивающих на тряпки.

Когда они удалились, мы обнаружили, что вода в вёдрах была горячей, а в стопке лоханок лежали три куска чёрного мыла, пахнущего углём. Надо было налить воду из ведра в лоханку из какой-то пористой древесины и мыться, обтираясь этими самыми тряпками. Гильт использовал все принадлежности с завидной ловкостью, и сразу было видно, что для него это дело вполне привычное. Но и новичок Ванорз вовсе не казался обескураженным. Я же старался повторять все операции за дварфом, но выходило у меня как-то неуклюже, и в итоге возле моей лоханки на полу образовалось много воды. Мои товарищи ничего мне на это не сказали, но я был крайне недоволен собой. К тому же мне было неловко раздеваться из опасения реакции друзей на мои почерневшие вены… Однако, если даже они и заметили их, то никак этого не показали. Я же обратил внимание на мускулистое тело дварфа: его телосложение вполне было под стать какому-нибудь тяжелоатлету. В полумраке комнаты его