и младшим командирам приходилась всё время перестраивать ряды, уменьшая глубину строя. Тысяча бойцов – это немало, но и не так уж много. Площадь оказалась очищенной едва только на треть, когда хилиархия растянулась в одну-единственную шеренгу.
– За мной! – скомандовал я нашим испанцам, и мы лёгкой трусцой нагнали этих ливийских гоплитов, заполняя всё растягивающиеся интервалы между ними. То же самое справа и слева от нас делали другие небольшие отряды как испанских иберов Арунтия, так и наёмников других карфагенских олигархов – в основном дружественных нашему.
Недружественные были не в курсах и своевременно своих людей не прислали, а наши и дружественные – ну, случайно аккурат поблизости прогуливались. Ага, в полном боевом снаряжении, гы-гы! В общем, мы помогли надёжным правительственным войскам пресечь возмутительное безобразие в форме наглого и циничного глумления со стороны карфагенской черни над светлой и чистой памятью уважаемого человека и выдающегося государственного деятеля Гасдрубала Козлёнка. Вытеснив наконец всю толпу с рыночной площади – больше шутливыми увещеваниями, весьма прозрачно намекавшими на нашу с ней полную солидарность, чем реальным натиском, мы остановились и сами, продолжая беззлобно перешучиваться с оппонентами. По командам вожаков-подстрекателей, среди которых мы заметили немало знакомых рож, толпа пошумела для вида и явно не в наш адрес и спокойно рассосалась по улицам. Постояв немного в шеренге чисто для порядка, разошлись наконец и мы. Кое-кто из наших, не теряя времени даром, уже весело назначал свидания замеченным среди прохожих обладательницам смазливых мордашек.
– Пор… э-э-э… Порьядьёк! – доложил мне протиснувшийся наконец кельтибер Бенат на языке, который он сам на полном серьёзе считал русским.
– Ну, тебе виднее! – хмыкнул я, намекая на то, что ему-то пришлось куда легче моего. Его присутствие на площади не требовалось, и он, сделав своё дело, спокойненько смылся и переоблачался в надлежащий вид в укромном месте и без суеты, а вот меня там переоблачали впопыхах – спасибо хоть ничего не перепутали в спешке. Порядок же тот, о котором мне доложил недавний напарник, касался одного предмета, который требовалось как можно скорее эвакуировать и надёжно приныкать – во избежание кучи ненужных нам вопросов от целой кучи людей, которых никто не собирался ни во что посвящать. Меньше знаешь – крепче спится, а разве это не долг солдата – обеспечить спокойный и здоровый сон мирным обывателям? Да и нам самим будет спаться куда спокойнее, когда мы твёрдо знаем, что моя кремнёвая пистоль с навинченным на неё глушителем беспрепятственно покинула площадь, укрытая от лишних глаз в скрывающем её характерный видок бауле.
Мы все спокойно расходились по домам, а на площади уже кипело следствие, оглашаемое воплями подвергнутых пытке виновников – тех самых, по чьему преступному недосмотру случилось то, что случилось. Не повезло парням, но кто заставлял их служить этой сволочи? В конце концов, сами выбрали себе свою судьбу. Теперь кого-то распнут, кого-то затравят львами. Позже римляне войдут во вкус подобных развлечений, но пока они и сами ещё только начинают приобщаться к этому великому достижению античной цивилизации, а для Карфагена это дело – давно уже обычное. Потом поймают ещё пару или тройку подстрекателей толпы, которыми окажутся сплошь люди того же Козлёнка и его дружков-союзников из антибаркидской группировки, и их, естественно, ожидает такая же судьба. Сами они пока об этом, конечно, ни ухом ни рылом, но под пытками в чём не признаешься? А уж Бостар постарается, как и начальство городской стражи, с которым у наших нанимателей тоже достигнута негласная договорённость…
Если преследовавшая Козлёнка и загнавшая его в храм толпа считала, что мстит предателю за изгнание Ганнибала, за ликвидацию «народных завоеваний» и за расправы с неугодными, то уж мы-то с Бенатом никому ни за что не мстили, а просто работали. Наш наниматель – тем более. Данная акция была тщательно спланирована нашим «мозговым центром». По сведениям Юльки, какой-то из исторических источников сообщал о бунте в городе, в результате которого Гасдрубал Козлёнок, спасаясь от разъярённой черни, сбежал от неё в некрополь, укрылся в какой-то гробнице и там уже, отчаявшись скрыться и боясь мучительной расправы, покончил с собой сам. Это должно было случиться позже – на год или на два, и мы решили, что уж в данном случае небольшая корректировка естественного хода событий ощутимо на историю не повлияет. Выслушав наши доводы, Арунтий тоже полностью с ними согласился и принял наши соображения в разработку. А для его планов устранение лидера противоборствующей группировки Совета вполне назрело. Во-первых, для внесения в неё дезорганизации и ослабления её противоборства. Во-вторых, для более быстрого выдвижения в ней новых лидеров, отношения с которыми у Арунтия сложились не в пример удачнее. И в-третьих, для как можно скорейшего продвижения по военной службе молодого, но перспективного хилиарха Бостара, на которого имелись некие далеко идущие виды. Словом – назрела «историческая необходимость» для небольших кадровых пертурбаций в Карфагене.
Храм же для исполнения акции был намечен вовсе не случайно. Воплотить уже в металле задуманную пневматическую пистоль я не успевал, а имевшаяся уже в наличии огнестрельная не только грохотала куда громче, но и кумар после себя оставляла весьма духовитый, не говоря уже о хорошо заметном облаке дыма – решить вопрос с бездымным порохом я тоже ещё не успел. В храме же курятся благовония перед идолом божества, и это маскирует дым с запахом, а взрыв «фугасной» пули в тушке жертвы должен был ещё и надёжно скрыть характерные признаки огнестрельной раны и придать внешнему виду от того обезображенного трупа пущий драматизм, облегчающий списание акции на кару от богов. Опять же, храм – священное место, где проявление божественной воли особенно вероятно, что тоже не может не работать на «божественную» версию следствия. И сами римляне республиканские весьма суеверны: что ни землетрясение или ещё какое бедствие, так грандиозные молебны с жертвоприношениями устраивают, а уж карфагеняне – и того хлеще. Так ли уж давно первенцев знати, не говоря уж о простонародье, в дни серьёзных потрясений богам жертвовали? А посему божественная воля – версия серьёзная и, вообще говоря, практически неопровергаемая.
Вышло же всё, как говорится, на пять с плюсом. Храм, намеченный для засады, был выбран тот, который будущая жертва и так периодически посещала для уединённой молитвы. Предварительно пришлось одурманить жрецов наркотой, дабы не путались под ногами и не видели лишнего, но это сделали другие люди, а мы с Бенатом и тремя нашими помощниками явились, можно сказать, на готовенькое. Вряд ли жрецы захотят признаться в том, что «приторчали» во время