Она подошла к стене, потянула за нож, но в руках осталась только ручка.
— Извини, я тебе и стену испортила, и нож.
— Кто ты такая, Ань? — с ужасом уставилась на неё Маша.
— Это бесполезно, — отозвался я, переворачивая рыбку. Запах разливался по кухне. Кот бы точно с ума уже сходил. — Она никогда не отвечает.
— Потому что это неважно, — пожала она плечами и от её тела пронеслась вспышка света. Лезвие ножа рассыпалось прахом, как верхняя часть пилона. В голове раздался крик Виктории из воспоминания. — Маш, решай давай. Ты самый обычный смертный, которую я знаю довольно хорошо, но ты честная со мной и с собой. А ещё я не отказываюсь от своих слов.
— Сделать мир вокруг меня справедливым? — вспомнила Маша и всхлипнула. — Я не поняла, почему в Олдвинде плохо, но исполни свои слова, пожалуйста, я готова.
Она встала, расставила руки.
Аня рассмеялась, глядя на Машу.
— Ну, звезда прям, — мотнула она в сторону Маши головой, обращаясь ко мне. — Пальцы растопырь! — Маша растопырила пальцы как смогла. — А теперь снежинка, — расхохоталась Аня. — Садись, не позорься. Я смогу тебя отправить, но не сейчас. Мне с отцом договариваться нужно будет. Или с Кассандрой. Или с Майклом. Я сама не умею.
Маша села, не понимая, что происходит.
— А может нам с тобой просто сбежать ото всех?
— От кого? От этих? От них можно не сбегать, — фыркнула Аня. — Да и я хочу прожить с тобой твою жизнь, а не свою, — Маша перевела взгляд со смущённой Ани на меня, потом обратно на Аню, сама смутилась. — Моя всё равно никогда не закончится, — с некоторым сожалением добавила миленькая девушка, на вид которой было лет семнадцать-восемнадцать.
Мы ещё полчаса готовили и общались на кухне. Аня пообещала, что не будет Маше стирать память, а потом стёрла память, где она это обещала. На мой немой укор сказала, что плохо подумала. Потом мы травили байки из детства и когда Аня рассказывала что-то из её детства, это выглядело как-то странно. Что должно было звучать грустно — звучало забавно, а что должно было бы позабавить, то ввергало нас в ступор. Правда больше без кровавых подробностей.
За еду меня хвалили. Что-что, а мой желудок Шрёдингера натренировал меня вкусно выготавливать. Рыбка получилась сочной и хрустящей, хорошо приправленной. С вареной картошкой и укропом — объедение. Аня вначале недоверчиво смотрела на мой шедевр, открыла было рот, но не критиковала, вспомнив недавний разговор.
Я мыл посуду, пока девушки обсуждали какие-то штуки из Нового Бурса. Я попытался слушать, но там мелькали какие-то имена. После того, как действующих лиц стало три я запутался и потерял нить повествования.
Действительно ли я соглашался прожить жизнь с Аней? Может это всего лишь временное помутнение рассудка? Она так холодно угрожала Маше, это было так… Придётся признать себе, это было страшно. В то же время она ни разу мне не соврала. Да и мама сказала, что у нас может всё получиться, если будем держаться друг друга. А ещё приказала мне о ней заботиться не смотря ни на что. Как я должен был это делать?
Я посмотрел в её сторону. Не знаю, что было на моём лице, но она улыбнулась, а я улыбнулся ей в ответ — так само вышло. Пусть пока всё идёт своим чередом. Я определённо буду переживать из-за расставания больше, чем из-за её странного и непонятного её прошлого.
— Пойду полежу, — буркнул я, отдраив сковороду так, что она стала чище, чем была до этого.
Я плюхнулся на кровать. Солнце уже почти зашло. Завтра нужно было… Я не знал, что мне делать. Вроде меня все ищут, а вроде нужно на работу. Ай, какая работа с такими делами? Хер с ним, зарепортаю потом за свой счёт, если не выгонят, а если выгонят… Вроде я и должен был тревожиться, ведь искать новую работу и жить на что-то, содержать себя и Аню, пусть она и подрабатывает там где-то — это очень важно и значимо. В голове прозвучал голос Ани «это неважно» и эта фраза отозвалась внутри абсолютным спокойствием.
Когда это всё закончится, я буду кормить Аню вкусной едой, всегда хвалить за что-нибудь и нянчиться с детишками. А Аня будет меня любить. И всё? И всё, потому что что ещё надо?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Романтик ты и лопух, Макс, — буркнул я самому себе, продолжая лежать и смотреть в потолок.
Аня пришла через какое-то время и принялась медленно ко мне подползать. Так же медленно, как она когда-то тянула руку к коту. Она нависла надо мной, а я встрепенулся, ухватил её за талию и повалил на подушку. Она оглушительно завизжала, мгновенно сделавшись красной.
— Что ты делаешь? — тяжело дыша, спросила она.
— А какие твои предположения?
Её руки обхватили мою шею и потянули к себе, выпрашивая поцелуй. После долгого поцелуя я улёгся рядом, тиская её за талию.
— Почему ты меня за бока тискаешь? У меня скоро синяки будут.
— Что разрешили, то и тискаю, — пожал я плечами.
Аня закусила губу.
— Нам нужно быть либо порознь, либо чем-то занятыми, — заявила она. — Иначе это всё кончится… — она хотела сказать плохо, но глаза её сделались пьяными: — очень хорошо.
— Давай телефон, будем чё-нибудь смотреть.
Она сунула мне телефон, я включил анимэху одну из новых, и мы лежали с ней и смотрели серию за серией. Анимэ было про очередного героя, попавшего в магический мир и собирающего себе гарем.
— У нас когда такие парни всё же попадали, выше конюхов не забирались. А конюху разве что доярка даст, — прокомментировала Аня.
После главный герой вышел против толпы с двумя огромными мечами.
— Ну это ж не реалистично, — хохотнула Аня. — При любой возможности второй меч лучше заменить на щит. Шансы выжить в бою поднимутся многократно.
— В скольких боях ты побывала? — Я вспомнил о её шрамах.
— Во многих. И вот этого там точно нет. — На экране герой фехтует с одним противником, потом плавно перемещается к другому, фехтует один на один с ним, пока остальные смотрят и поражаются его мастерству. — Если один против толпы, то только из лука и желательно на лошади. Если толпа на толпу, то ни о каком фехтовании речи не идёт — там месиво и давка.
Получать комментарии по анимэхе не от диванного эксперта, а от человека, имевшего реальный опыт сражений, было интересно, но видно было, что анимэ её напрягало как на этапе битв, где она сопереживала почему-то злодеям, так и на этапе пивных похождений, где раздражал её совершенно иной факт:
— И почему у них у всех такие большие сиськи? Когда-то мои меня не заботили и хотелось, чтоб они были поменьше, но теперь почему-то кажется, что они должны быть побольше.
Мы много спорили на эту тему с Серёгой и Пашкой, потому здесь я был горд продемонстрировать собственное мнение:
— Это всё допущения художников. Сейчас тенденция во всём мире в том, чтобы рисовать персонажей похожими на реальных людей с их недостатками во внешности, но мне кажется для этого есть реальный мир. А такой нарисованный сюжет смотрят именно чтобы смотреть на определённые нереалистичные идеалы.
— Нереалистичные не значит ведь некрасивые, верно?
Я кивнул. Она отложила телефон, села в кровати, посмотрела на меня.
— Тебе тоже нравятся дойки?
— Это всего лишь выдуманные персонажи, — решил я увильнуть от ответа. — В реальной жизни такие встречаются редко и смотрятся скорее всего не очень.
— А мои… — она разрумянилась. — Они тебе нравятся?
— Откуда я знаю. Я их не видел, — пожал я плечами.
Аня задрала майку так внезапно, что я забыл, что здесь делаю. Она натянула майку на лицо, закрыв его ей и смущённо произнеся:
— Только смотреть…
Они у неё были правильной формы, немного в стороны с большими ореолами у сосков, не слишком маленькие, у Кати мельче были, но и не большие, как у Вики. В общем-то сиськи как сиськи, но глаз радовали отменно, выталкивали все остальные мысли из головы, наполняли светом и радостью, а руки чесались их потрогать, и я понял, что плыву.
Аня опустила майку, глядя на меня огромными тёмными глазами.
— Ты снова молчишь! Я тут такое сделала, а ты снова молчишь! Ну же, скажи что-нибудь, — она залезла на меня сверху и трясла за плечи, её сиськи качались в такт, что ни разу не упрощало задачу мыслительного процесса.