На девушке было надето цветное шелковое платье и цветные же штанишки, короткие и открывающие по-женски гладкие лодыжки.
— Тебя как зовут? — спросил Стас.
— Лейза.
— А у меня такие же брови как у тебя, — он провел пальцем у себя.
В ответ она схватила его руку и провела его пальцем уже у себя. Прикосновение о колкие и одновременно нежные девичьи волоски стало самым сексуальным за всю прожитую Стасом жизнь. Даже если б Лейза запустила ему руку в штаны, он не получил бы большего удовольствия.
По восточным меркам девушка была вполне взрослой и могла быть замужем года три.
— Полей воды, — попросил Стас.
Некоторое время он шумно плескался и ухал. "Однако вода не успела даже нагреться", — заметил он и, не одеваясь, кинулся в дом.
Американцы вместе с Гиреем сидели на кошме. Чай был налит в огромные пиалы. Дэвид как раз подносил ее ко рту. Стас успел ее выбить.
— Ты что, сдурел? — возмутился тот.
— Я не хотел, чтобы вы пили без меня! — произнес Стас, уподобляясь Атосу из "Трех мушкетеров".
— Потрудитесь объясниться, мистер, — прорычал Карадайн.
Более вероятно, что он произнес нечто другое. Например, какого хрена! Но Стас "услышал" именно так.
— Нас ждали, — коротко пояснил он. — Воду специально принесли из арыка. Дедка подсадили. Даже те две бабы у чинары, чтобы мы не дай бог, мимо не прошли. И бабы ли это? Правда, Гирей?
— Я не понимаю о чем ты, шурави? — выдавил Гирей.
— А откуда ты знаешь, что я шурави?
— Это правда? — Карадайн повернулся к Гирею.
— Клянусь Аллахом, ни о чем таком я не думал! — горячо заверил Гирей. — Вы мои гости! Вам нечего опасаться, Аллахом клянусь! Могу на Коране поклясться!
— Он Аллахом поклялся! — неуверенно возразил Дэвид.
— Тогда наливай и пей, — милостливо разрешил Стас.
— Слушайте, мистер, — побагровел офицер.
Однако Стас продолжил:
— Что же ты не пьешь, Дэвид?
— Я заразился паранойей от тебя, — парировал тот. — Теперь мне тоже повсюду мерещатся враги.
— Это не паранойя, — возразил Стас спокойным тоном, будто ведя беседу в парке. — Дело в том, мой дорогой американский друг, что клятва именем Аллаха, хоть на священном Коране, данная неверным, клятвой не считается! Я понимаю, вам этого в Вест-Пойнте не преподавали.
Все-таки офицерские погоны просто так не дают, как успел Карадайн подсечь метнувшегося в сторону Гирея, одному богу известно.
— Так он на самом деле нас всех чуть не отравил, сука! — заорал Дэвид. — Фак твою мать! Дайте мне его!
Бакстер и Канн держали афганца, а Дэвид поднес к нему одну из пиал, еще чудом не разлившихся в потасовке.
— Аллах вас всех покарает! Вы все мертвецы! — рычал Гирей, отворачивая голову от подносимой отравы.
Стас вторично за короткий период выбил пиалу.
— Нет, ты точно сдурел, Длинный! — возмутился Дэвид. — Больше яду не осталось.
— Он еще не сказал, где Гюлли.
— Думаешь, скажет? — Бакстер с сомнением посмотрел на плюющегося пленника.
— Скажет, — ответил Карадайн.
Стас пошел одеваться. Почувствовав движение за спиной, обернулся.
— Лейза? Ты почему не убежала?
Она молча смотрела на него. У Стаса возникло странное чувство стыда, что она видит его соски.
— Чего уставилась? Женщине не подобает так смотреть.
— Ты хитрый, шурави. Тебя не убьют. А друзей твоих убьют всех.
Из палатки донесся крик.
— Уходи, тебе здесь делать нечего?
— А тебе?
— Что делать, я на это подписался. Судьба у меня всю жизнь по этим пескам мотаться, как Сухову. Давай чеши!
Он хлопнул в ладоши, девочка прыснула, только щиколотки замелькали. Только они и открыты, а как сексуально.
Вернувшись в мазанку, он застал Гирея сидящим на земле, а американцы стояли над ним. Карадайн успел вколоть ему сыворотку, но Гирей молчал. Это было мало того, что странно. Это было невозможно. После такого укола люди болтают без умолку. А этот молчал. Партизан.
— Можно сделать еще укол, но он тогда умрет, — сказал Карадайн. — Похоже на антиблокаду, но мне с таким сталкиваться еще не приходилось.
— Скажешь, где Гюлли? — Дэвид склонился над пленником. — Он не скажет.
— Скажет.
Все посмотрели на Стаса.
— Это интересно, мистер, — произнес офицер. — Только желательно действовать быстрее, не нравится мне гостеприимство этого кишлака.
— Куда тащить? — деловито поинтересовался Дэвид.
— Он хороший, он сам пойдет.
Что за день такой? Одни цитаты. Подумал Стас.
Он помог Гирею подняться и дальше тот на самом деле пошел сам.
— Очень тяжело будет внушить страх человеку, который ничего не боится, — заметил офицер. — Если пытки, то я против. Во-первых, это бесполезно.
— Нет, — коротко ответил Стас.
— Без пыток? И он скажет все? Ставлю все, что угодно.
— Автомат! Вы дадите мне автомат!
Они подошли к площади с одинокой чинарой. Женщины уже отдраили котел и даже поставили на огонь.
— Шурпа закипает, — прошептал Канн.
— Стейси, ты же не палач! — Дэвид схватил его за руку, Стас оттолкнул.
— Нужна веревка!
Американцы застыли, и только Фарклоу достал из рюкзака моток прочного нейлонового шнура.
— Котел маленький, можно будет привязать за ноги и башкой его туда опустить.
Стас промолчал.
Приняв это за согласие, снайпер сначала застегнул руки пленника за спиной пластиковыми наручниками, затем, приладив к его ногам веревку, закинул другой конец за сук и подвесил Гирея над котлом.
— Начинаю травить.
Громко молясь, Гирей начал вползать головой в бурлящее варево.
— Остановись! — велел Стас.
— Зачем? Все равно этот ублюдок ничего не скажет.
— Скажет. Опусти его на землю.
Снайпер глянул на офицера, и дождался от него едва приметного знака. Стас не понял какого и долгую секунду не был уверен, куда он опустит свою жертву, наземь или в "шурпу".
Гирей с быстротой молнии скользнул вниз и с глухим стуком упал на землю.
Стас спросил:
— Он кричит и молится. Вы, верно, думает, что от страха?
— А от чего же еще? — сказал Дэвид, выглядевший довольно бледно. — Я бы боялся. Ну, ты и зверюга, Длинный.
— Я заметил, что когда ты относишься ко мне нормально, то называешь Стейси, а когда херово как сейчас, то Длинный. Но не в этом суть. Гирей хочет, чтобы считали, что он боится. На самом деле он радуется! Молитвы читаешь, думаешь, Аллах заберет в рай? Смерть от руки кафира почетна, и погибший отправляется туда прямиком. Так ведь? Так.
— Какая разница, кто куда отправится? Прекрати! — тихо сказал Канн.
— Не скажи, для него большая. Уже через минуту он бы разгуливал по райским кущам, а сладкоголосые пэри ласкали бы его вечно, — Стас сделал паузу и жестко добавил. — Нет, дорогой Гирей. Дорога тебе прямиком в ад! Ты обречен на вечные муки!
Гирей замер, перестав молиться.
— Что же ты остановился? — деланно удивился Стас. — Ты тоже заметил, что веревку привязали не там? Ну-ка ребята, накиньте ему петлю на шею! — так помогать ему никто не спешил, он сделал все сам, потом взялся за полученный веревочный ошейник и потряс, приговаривая. — Ну что, скотина, сейчас будешь говорить? Ты ведь знаешь, что удавленники в рай не попадают. Тамок тебя ждет. На веки вечные. Вешай его, Эдди!
Но не успел снайпер подойти, как Гирей каким-то чудом выскользнул из рук Стаса, опять напомнив Стасу о неизвестном ему способе борьбы, но, не имея возможности прорваться сквозь частокол обступивших его людей, он покатился по земле, раздирая щеки ногтями.
Карадайн прекратил это безобразие, опять схватив за шкирку и приложив как следует к горячему котлу.
— Где Гюлли?
Гирей отнял руки от лица и глухо проговорил:
— У меня дома в яме.
Как они не нашли ее, ведь практически на ней умывались. Когда скинули в сторону старый фанерный лист, сидящий на глубине трех метров толстый шарообразный сверкающий потной лысиной человек поднял голову на шум.
— Сержант Бакстер, предайте Стейси автомат! — рявкнул Карадайн, заставив всех вздрогнуть.
ШИПИЛИНА ХОТЯТ УБИТЬ.
Олег заявился к Снигиреву с утра. Эксперт разговаривал по телефону с начлабом, но все равно нашел время, чтобы, оторвав трубку от уха, бросить:
— Для вас есть очень интересные вещи. Очень. Подождите минутку, я только закончу с Нестеровым.
По всему чувствовалось, что Снигирев готов сообщить нечто важное. Он был радостно возбужден, на лице играл румянец, от избытка чувств эксперт даже подмигнул Олегу.
Закончив разговор, он не успел положить трубку, как раздался новый звонок.
— Что такое у них с утра? — недовольно пробормотал Снигирев. — Не дают поговорить. Сговорились что ли?
Когда он послушал, на лице возникло удивленное выражение.