номер телефона, побывав здесь, в доме, вчера вечером. Сержант заверил, что все будет сделано, как надо, и распрощался. Не слишком любезно, подумала я, хотя с какой стати он должен любезничать с непонятной иностранкой. Положив трубку, села ждать. Села — конечно, сильно сказано, поскольку усидеть на месте было нелегко. Приготовила еще одну кружку чаю, но так и не выпила, бросив остывать на кухонном прилавке; с трудом удержалась от того, чтобы пройти во двор через разбитое окно и посмотреть, не оставил ли ночной посетитель каких-либо следов — пусть уж лучше полиция все осмотрит. Поднялась наверх, заглянула в кабинет, но навскидку не заметила там ничего подозрительного; осмотрела холодную пустую спальню; забралась на мансарду, постояла на своем вчерашнем месте, с содроганием вспоминая ночную встречу. Спустилась вниз, разобрала новые письма, разглядывая адреса на конвертах. Развернула газету, то был номер Таймс. Попыталась прочитать статью на первой странице, что-то о премьер-министре, бросила и, пройдя в гостиную, села на диван перед портретом рыжего англичанина. Или шотландца? Или валлийца?
Домой… как же я хочу домой, в свою маленькую одинокую квартирку в тысяче шагов от ажурных кружев Большеохтинского моста. Как могла я, взрослая женщина, не понаслышке знающая, что такое обломки любовной лодки, женщина, которой скоро пора думать о вечном, вляпаться в такую авантюру? Я даже тихонько повыла, хотя хотелось взвыть громко, раненой волчицей. Высокая завершающая нота моего воя совпала с ожившим дверным колокольчиком, я подпрыгнула на диване с резвостью юной девушки… ладно, не юной, и не девушки, но всё-таки резво. Распахнула дверь, задним числом подумав, что за нею может оказаться совсем не полицейский, но было уже поздно. На крыльце стоял молодой человек в сером плаще, и он мог быть кем угодно, хотя, кажется, именно его я видела вместе с инспектором Нейтаном позавчера во время прогулки.
— Сержант Уиллоби, — представился он, раскрыв передо мной удостоверение.
— А как же инспектор Нейтан? — не очень вежливо отреагировала я, пропуская полицейского в прихожую.
— Старший инспектор занят. Что у вас здесь случилось, мэм?
Попросила его говорить помедленней и, как могла, рассказала о том, что произошло ночью в доме. Показала разбитое окно.
— Вы уверены, что это не был хозяин дома? — спросил сержант.
— Уверена, ведь я видела его, как вас сейчас вижу. И зачем мистеру Монтгомери разбивать стекло, чтобы идти… войти в свой дом?
— Возможно, потерял ключи? Из дома что-то пропало?
— Не знаю. Я гостья здесь, ничего не знаю. Есть миссис Хоуп, она убирает дом, надо ее спросить.
— Когда она приходит?
— Часов в десять, но я не знаю, придёт ли она.
— Где она живёт, тоже не знаете?
— Я здесь всего три дня, в вашей стране, и вот такое со мной случилось, — пожаловалась я, но мое отчаяние вряд ли дошло до адресата, он лишь покачал головой, то ли недоумённо, то ли сочувственно. Напряглась, ожидая, что сейчас он скажет: навязалась, мол, иностранка на голову, своих забот хватает, но он дипломатично промолчал. Посетовал, что я убрала осколки стекла, и, не дождавшись миссис Хоуп, которая, впрочем, так и не появилась, пожелал удачи и осторожности, и удалился. Как будто в моём положении удача и осторожность были доступны.
Сержант уехал, а я вышла и прогулялась по дорожке, ведущей от дома. Неожиданно для себя поздоровалась с проходившей мимо пожилой дамой, постояла, глядя, как серый автомобиль выворачивает из переулка и скрывается за поворотом, и, замёрзнув на холодном солнечном ветру, вернулась в дом. Заварила четвертую кружку чаю, выпила её, поднялась в кабинет и, взяв лист бумаги и ручку, села за стол, решительная, как Немезида. Лист бумаги и ручка всегда помогали, когда я начинала захлёбываться в житейской текучке или жизненной неразберихе. Взять себя в руки, сесть за стол и по пунктам изложить все проблемы и дела. Изложенные на бумаге, они словно подчинялись некоему порядку, и это всегда успокаивало, хоть на какое-то время. Сейчас я не просто захлёбывалась, а тонула, с головой уходя под воду.
Итак, имелось два варианта действий: уехать или остаться. Переделать авиабилет на ближайшее время и улететь домой, забыв всё, как страшный сон. Осуществлению этого разумного плана мешало, во-первых, то, что я обратилась в полицию и это к чему-то обязывало, а во-вторых…впрочем, «во-вторых» относилось к абсурдной области чувств — мне хотелось знать, что случилось с Джеймсом. Короче говоря, как в стране невыученных уроков — уехать нельзя остаться, — ставьте запятую в любом месте. Проклиная свою судьбину, вздрагивая от каждого звука, доносящегося снаружи, издеваясь над этой глупой игрой в детектив, я не в муках, но родила список из доброго десятка пунктов.
1. Джеймс пропал в день моего приезда?
2. Если он уехал, то как? Видимо, на своей машине? Не попал ли он в аварию?
3. Его компьютер отсутствует в его кабинете. Он забрал его с собой или…?
4. Ночью в дом проник человек с непонятной целью. Он меня видел, я его тоже.
5. Сержант Уиллоби равнодушный коп. Нет, бобби.
6. Боюсь оставаться в доме.
7. Может быть, Джеймс сегодня вернется, и все разрешится?
8. Я сплю и вижу сон.
Мои действия
1. Написать письмо Машке.
2…
На втором пункте я застряла, потому что где-то внизу, то ли снаружи, то ли внутри раздался хлопок, словно из огромной бутылки шампанского вылетела огромная пробка. Я вздрогнула, и дрогнула рука, изобразив вместо цифры два иероглиф неясного значения. Придавила записи стеклянным шаром-прессом и вышла из кабинета, прислушиваясь. Дом зловеще молчал, замер, ожидая эффекта от содеянной пакости. Он становился недругом, не давая ни минуты покоя. «Кто ты, друг или враг?» — пафосно прошептала я, спускаясь по лестнице, благо, что шаги заглушались ковровым покрытием. Внизу стояла тишина. Я прошла на кухню. Жалюзи на окне-двери чуть подрагивали от ветра, проникающего через разбитое окно, посуда и прочие кухонные принадлежности мирно почивали на своих местах, гудел, постанывая, холодильник.
Едва вышла в прихожую проверить, не случилось ли что на улице, как раздался почти оглушивший меня звон колокольчика. Интересно, если так будет продолжаться, я вновь обрету юношескую прыгучесть и быстроту реакций, или вывихну лодыжку и заработаю сердечный приступ? Подозревая, что снаружи может оказаться в лучшем случае, миссис Хоуп, а в худшем — вооруженный злоумышленник, я дёрнула задвижку, осторожно приоткрыла дверь и увидела невысокого мужчину зрелых лет в широкополой шляпе. Окинула взглядом окрестности, не закрытые его фигурой, но ничего страшного или подозрительного не заметила.
— Здравствуйте, мэм, — вкрадчиво сообщил он. — Я — Кадоген Раскин.
— Здравствуйте, сэр, а я — Анастасия Зверева.
— У