Жилища получились предельно дешевыми. И не случайно – ведь фундаментами служили ящики из-под пива, наполненные песком, а в качестве несущих конструкций использовались трубы, сделанные из переработанных отходов бумаги. (Кстати, эти бумажные трубы – своего рода персональная марка Шигеру Бана. Они использованы во многих других постройках этого архитектора, причем отнюдь не временных). А ограждения он сделал из специальных тентов, что невольно сделало его дома несколько напоминающими походные палатки. К тому же все дома предполагалось впоследствии демонтировать, а все материалы использовать вторично.[8-2]
Временные палатки – это конечно выход в аварийной ситуации. А вот можно ли таким способом создавать не времянки, а архитектуру высокого комфорта, престижную во всех отношениях? Как любая другая архитектурная мутация новаторское произведение Бана существует отнюдь не для того, чтобы его сразу же, без творческой дальнейшей доработки начать тиражировать всюду и для разных нужд. Новаторы показывают новые пути, а не конкретные готовые решения. Какая интересная могла бы быть тема для студенческого (впрочем, не только студенческого) архитектурного и дизайнерского проекта: «Жилище самого высокого комфорта из самых недолговечных материалов».
Наряду с этим возможна и принципиально иная идея решения противоречия между сроками жизни индивидуализированного жилища и сроком жизни его обитателя. Можно в принципе сделать жилище изменяемым. Еще в период массовой стандартизации жилищ в нашей стране предлагались квартиры с так называемой вариантной планировкой. Это позволяло вносить хотя бы небольшое разнообразие в массу наших стандартизированных квартир. А идея квартир с гибкой планировкой допускала в принципе возможность изменять положение некоторых ненесущих внутриквартирных перегородок даже в период эксплуатации. Правда, широкого распространения эти вполне разумные идеи у нас не получили.
Более решительная трансформация квартир предусматривает изменение размеров жилища. На уровне односемейных домов имеется довольно большое количество проектов, в основном пока еще далеких от реальности. А вот на уровне многоквартирного дома хороший пример – конкурсный проект японского архитектора Шибуйя.[8-3] В его проекте многоэтажный жилой дом представляет собой ряд вертикальных башен с лифтами. Эти вертикали через каждые три уровня соединены между собой открытыми горизонтальными пространствами, своего рода «улицами». Так и напрашивается сказать, что на этих улицах стоят односемейные жилые дома. Однако в этом проекте всё «вверх ногами». Эти домики не НА улице, а ПОД ней. Чтобы войти в квартиру, являющуюся фактически индивидуальным домом, нужно с улицы не подняться по ступенькам (как обычно), а наоборот спуститься на один этаж. На этом уровне автор расположил неизменяемую часть жилищ, включающую то, что принято обозначать термином «общая комната». И уже отсюда можно спуститься еще на этаж, состоящий из индивидуальных комнат в виде висящих объемных блоков (Рис. 8–04).
Количество этих блоков может со временем изменяться в соответствии с изменениями в семье. Это архитектура, стремящаяся максимально подстраиваться под каждого жителя.
Возможен вариант композиционного построения, если сооружение перевернуть таким образом, что поверхность, к которой крепятся съемные блоки становится одним из фасадов. Именно так поступили испанские архитекторы при проектировании жилого комплекса (Рис. 8–05).
Спальни представляют собой объемы, которые сильно выступают из плоскости внутренних фасадов. Предполагается, что эти блоки могут в процессе эксплуатации заменяться по желаниям конкретных жильцов. Тем самым будет изменяться размер квартир, а также в какой-то мере видоизменяться и внешний облик этих фасадов.
Стремление архитекторов к предельно пристальному отношению к потребителю выглядит вполне понятной. Но иногда архитектурные мутации оказываются столь неожиданными, что не сразу понимаешь их смысл. Когда я впервые увидел публикацию о доме, спроектированном архитектором С. Аракава и поэтессой М. Джинс, он показался мне нелепостью, бессмысленностью. Это дом, в котором всё сделано преднамеренно неудобно. Не случайно, что много лет авторы не могли найти покупателя своей архитектурной диковинки. Я тоже поначалу счел это неким архитектурным эпатажем, отложил информацию об этом объекте в раздел своего архива, озаглавленный «архитектурные курьезы» и, на какое-то время забыл о нем.
Но прошло несколько лет, и в одном японском архитектурном журнале я с удивлением встречаю статью о еще одной работе того же дуэта.[8-4] На этот раз в Японии и не односемейный, а трехэтажный девятиквартирный, но с абсолютно такой же «антифункциональной» идеологией. Фасад – в лучших традициях проектов жилища будущего, которых в 20 веке родилось огромное количество. А вот в интерьерах квартир – всё, «не как надо». И пол везде не горизонтальный, и розетки почему то свисают прямо с потолка, и все двери разного размера, а в некоторые из них вообще можно пройти только согнувшись, и много других странностей (Рис. 8–06).
Но главная неогжиданность заключалась в том, что на этот раз желающих жить в таких условиях оказалось предостаточно. Это заставило меня попытаться все же понять, что же это за архитектурное явление. И я понял. И изменил к нему свое отношение. И даже поместил этот пример в учебник. Я понял, что это не просто архитектурный проект. Это целая жизненная философия. Не случайно, что и авторы этого творения – не совсем обычные.[8-5]
А логика архитектурного сооружения, названного ими «Дом обратимой судьбы», заключается в следующем. Существует велосипед – устройство, при создании которого проектировщики стремились, чтобы с его помощью можно было проехать как можно большее расстояние, затратив как можно меньше сил.
Но наряду с этим существуют тренажеры, копирующие велосипед, но никуда не передвигающиеся, да вдобавок создающие определенную нагрузку на человека. Эта дополнительная нагрузка и оказывается настоящей функцией тренажера. Точно так же истинной функцией антифункционального интерьера оказывается улучшение здоровья человека. Это, по сути дела, интерьеры-тренажеры. Они отражают стремление человека к здоровому образу жизни, в значительной степени уничтоженному комфортом, создаваемым машинной цивилизацией.
Архитектурные мутации хороши еще и тем, что предлагают принципиально новые подходы там, где, казалось бы ничего нового придумать невозможно. Каждому архитектору понятно, что, скажем, наружные стены существуют в основном для того, чтобы защитить интерьер сооружения и находящихся в нем людей от непогоды, врагов и других неблагоприятных факторов. И вдруг чилийские архитекторы М. Пезо и С. Фон Эльрихшаузен, проектируя односемейный жилой дом добавляют наружным стенам еще одну функцию – быть вместилищем некоторых помещений жилища (Рис. 8–07).
Дом служит и как летнее жилище, и как культурный центр, где могут проводиться встречи друзей, творческие мастерские, выставки.[8-6] Это вызвало необходимость сочетать противоречивые