Фёдор сел на скамейку. Темно-бордовые розы и еще более темные тоном гвоздики сплели на камне затейливый узор.
Каково это, папа? Каково это – принести себя, свою жизнь, свою карьеру в жертву ради женщины? Все положить к ее ногам, быть вечно в ее тени, всегда думать только о ней, о ее благе, о ее успехе? Ради чего это все? Неужели ты был настолько бесталанен?
Нет! Дома у бабушки с дедушкой было несколько записей отца. Фёдор их в свое время заслушал до дыр. У Михаила Дягилева был красивый сильный голос. Конечно, одного голоса недостаточно для успешной карьеры. Однако основа - была! Но его отец предпочел забыть о своих карьерных устремлениях. И отдать всего себя ей.
Фёдор перевел взгляд на кипенно-белый мрамор. Легко ли было принять такую жертву, мама? Или ты об этом совсем не думала, ты просто принимала – как должное? Понимала ли ты, что это – жертва? Или все мысли твои были с ними - Норма и Лючия, леди Макбет и Донна Анна, Царица ночи и Леонора? А все остальное – неважно?
Он снова перевел взгляд на черный полированный гранит. Ты никогда не жалел, папа? Ты знал, на что шел? И, скажи мне, прошу, умоляю, заклинаю - ради чего все это?!
Ответов не было. Он не ждал их и не за ними пришел. Хотя понять – понять хотел. Что заставило его отца принести в жертву свою карьеру и стать тенью своей жены. Весь мир знает великую Анну Петерсон. Никто не знает Михаила Дягилева – не того, другого. И этот парадокс так и остался для их сына загадкой.
У беломраморного памятника он просил помощи. Поддержки. Совета.
Зажав левой рукой в ладони золотой крест, который ему передал после смерти матери отец, и положив правую на холодный шершавый мрамор, сын спрашивал у матери.
Что мне делать? Что делала ты, когда сталкивалась с такой проблемой? Или эта беда миновала тебя, и ты никогда не выходила на сцену без голоса?
Впереди Милан. Впереди «Ла Скала». Самый гениальный и самый противный режиссер постановки. Самая сложная партия из всех, что мне встречались.
А я чувствую себя таким уставшим. Выжатым. Бессильным.
Как мне с этим справиться?
Мне страшно, мама.
***
В Домский собор Фёдор заходить не стал. Он прошел рядом, постоял, глядя на парящего высоко над землей золотого петушка. И пошел дальше. Чудо музыкальной шкатулки Домского собора лучше оставить нетронутым в детских воспоминаниях. Так, как он рассказывал Лоле. Он бы хотел прийти сюда с ней. Показать, как пляшет разноцветный солнечный свет под звуки органа. Рассказать, что именно играет органист. Но этому не суждено случиться.
Фёдор Дягилев прибавил шагу.
***
Солнечный свет действительно танцевал. И орган звучал волшебно. Все было так, как Фёдор рассказывал. Лоле казалось, что она слышит его голос. Что это он сидит на скамье позади нее и, наклонившись вперед, рассказывает ей на ухо своим низким мягко рокочущим голосом про повелителя света и звука - волшебника органиста. Ей даже казалось, что она чувствует его дыхание на своей шее. Лоле вообще чудилось его присутствие везде в этом городе. И она неосознанно искала в толпе его и вздрагивала, когда взгляд натыкался на чей-то высокий широкоплечий силуэт. Но это все шутки подсознания. Он не живёт в Риге, этот город – его давнее прошлое. А сейчас он в Лондоне. Или в Мюнхене. Или в Нью-Йорке. Или еще где-то.
А она здесь.
Первое, что сделала Лола по приезду в Ригу – поехала на Покровское кладбище. Именно там похоронена Анна Петерсон. И, как выяснилось уже на месте – ее муж. Их надгробия стояли рядом, два обелиска, белый и черный. Лолу почему-то удивило, что нет цветов. Впрочем, и Анна, и Михаил ушли из жизни больше десяти лет назад, с их смерти пошло уже почти двадцать лет, память человеческая недолговечна. А те, кто видели и помнят Анну Петерсон, с годами тоже не молодеют. Лола разделила принесённые розы на две равные части и положила их к белому и черному обелискам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Спасибо вам за сына.
***
Перед возвращением в Милан ей светил еще один визит. Обещанный. Педагогический. В отчий дом.
- А где мама? – спрашивает Лола после порции объятий.
- Мама прилетит завтра, - отец с усмешкой забирает у Лолы сумку. А она идет за ним и в который раз удивляется – как моложаво он выглядит. Тот самый Лев Аркадьевич Кузьменко. Кому надо, те знают. Кто такой Лев Аркадьевич Кузьменко и почему он «тот самый». Человек, про которого в неполные тридцать лет сняли фильм, получивший золотую пальмовую ветвь. Человек, который теперь сам делает фильмы, которые получают пальмовые и прочие ветви. А если смотреть со спины - мальчишка. И даже седина его не берет.
- А чем ты меня будешь баловать? – Лола догоняет отца.
- А ты заслужила, чтобы тебя баловали? – в тон ей отвечает он.
- Родительская любовь должна быть бескорыстна, - назидательно ответствует Лола.
- Ну раз должна – значит, будет! – смеется отец. - Стейки замаринованы, «Гинесс» в холодильнике.
- И все же хорошо, что мама прилетает завтра, - после паузы замечает Лола.
- Конечно! – с энтузиазмом отвечает отец. – И пива попьем, и завтра ты перед мамой будешь хорошей девочкой.
Они смеются, сверкая одинаковыми ямочками на щеках.
***
И в самом деле было чудесно, что с родителями Лола общается по очереди. Сегодня - отец. От стейков на решетке барбекю разносится совершенно сумасшедший аромат, который перемешивается с терпким запахом начинающих зацветать астр и другим, тонким, едва уловимым запахом-предвестником – желтой прелой листвы. Она появится еще только через несколько дней, если не недель, но что-то в воздухе уже предсказывает его появление. А еще - аромат поздней последней малины – сладкий тоже с привкусом горечи.
И еще - разговоры в сумерках на качелях на двоих. Лола потом не вспомнит, о чем они были. Помнит только, что о чем-то важном, о том, что не останется в памяти, но навсегда осядет в сердце.
А наутро папа привез из аэропорта маму. А сам уехал по своим важным продюсерским делам. И в доме запахло морковным пирогом и кофе с корицей. И слышался женский смех. Потом мама легла отдыхать, а Лола… Лола села смотреть кино. То самое кино, которое она знала наизусть, но все равно испытывала острую потребность посмотреть. В сто, тысяча, миллион первый раз. А вдруг в этот самый сто, тысяча, миллион первый раз она найдет там ответ? Поймет то, что ускользало? Как это найти? Где? Кому дается такое счастье и что нужно сделать, что заслужить такую любовь?
Ответов Лола не получила. Но в конце традиционно расплакалась. Там еще и музыка к этому фильму совершенно гениальная.
На титрах зашла мама, обняла и тихо спросила:
- В который раз?
- Всегда.