Друзья
Семь лет мне было. Робкий мальчуган. Я сам с собою часто вел беседы И, сидя на полу, К окну решетчатому припадал, Глядел на мир, И время протекало. Порою вдалеке Звенел какой-то колокольчик, И доносился крик возницы. К пруду спускались гуси, гогоча.У маслобойни заливалась флейта. А в доме на углу Вдруг начинал горланить попугай. В ту пору были мне друзьями Смоковница и яблоня, две пальмы И деревце батавского лимона. Их ветви пребывали в небесах, А я в своей душе. Весь день Они своею тенью забавлялись, Вели игру, И я к ней был причастен.
Они моими сверстниками были. Детьми. Ашарх дождливый наступал. Они Все дни шумели, Кто знает – почему. Они, как я, По-детски лепетали, И я им вторил.
Но годы шли. Мне стало двадцать пять. Разлуки тень легла на вечера. И у того же самого окна Сидел я одиноко. Смоковница дрожащею листвой Нашептывала мне мечты И утешала.В сиянье солнечном кокосовые пальмы Негромко подпевали Моей печальной песне. А пряный дух цветущего лимона Однажды ночьюВ мою бессонницу принес издалекаЛюбимые глаза в слезах, слова укора. Друзья мои, деревья —Ровесники любви и юности моей.
И много долгих лет минуло. И снова я один. Друзья былые Давно за полог вечности ушли.
Я снова у окна. Гляжу на небоИ вижу те же самые деревья.Как древние подвижники, ониСтоят недвижно и день и ночь нашептывают мне Древнейшие слова Дрожащею листвой. И, как в любом начале, В любом конце,Покой бескрайний в них оцепенел.И заклинанье этого покояОни мне шепчут, шепчут беспрестанно.
Страх
Под косматой смоковницей по вечерам В полумракеЧернели, белели различные пятна.На камнях обвалившейся старой стеныВозникали причудливые фигуры.Из невидимого жилища демонаНеистовый слышался вой. Горбатая, с палкой в руке, Хихикала старая ведьма. Песнопевец Каширам Даш[74] Рассказал нам в стихах о Хидимбе[75].И на этой разбитой кирпичной ограде Оживали сказанья.Вот Хидимба, а вот Шурпанакха[76] с отрезанным носом Рядом возникла Черным пятном.
Лет семнадцать спустяЯ снова пришел в тот сад. Увеличились пятна,Изумленная новизна поклонилась седой старине.Кирпичи там и тут обвалились, Грудой лежат.Цепляются ноги за корни. Там лианы стеной, Здесь крапива. Стали джунглями эти кусты, А смоковницу обступили Деревца клещевины.Замечаю вокруг Шурпанакхи следы и Хидимбы, Но в душе они стерлись.
А когда на вокзал я вернулся, мне было смешно.На ветхом фундаменте жизниРасплылись неясные черные пятна,Наивного прошлого письмена.Сколько путаных, смутных следовНа разрушенной кладке пугливого воображенья. Иногда, Вечерами,Когда на широкие пальмы И на берег прудаНенастье кладет свою тень, В небесах,Переполненных благословенным дождем,Облака грозовые грохочут,Когда в пальмовых зарослях звонко цикады стрекочут, —Оглянувшись, я вижу родимый свой крайИ над темной змеистой дорогой – очертания старого храма.В покосившихся стенах, в проломанной кровле —Скорбь, которой имени нет,Непонятные страхи, словно бессонные совы,Сколько ложных, ненужных страданийИ врагов, порожденных бессильем. Ветхим душам позор!Сколько призраков след свой оставило в сердце твоем.
Страх в лохмотьях недобрых приметКривляется черными пятнами в полночь, И в обличье несчастийЗаросли страха растут Сорняками.А на разбитом фундаментеУродливые руины былого Над робким смеются.
Из книги «Сад песен» («Гитобитан»)
1932
Моление
* * *
Мелодию дай, приобщи к песнопенью, учитель.Мелодия надобна мне! Я – смиренный проситель.Небесная Ганга, восход золотой усвоили этой мелодии стройИ петь научились, подслушав тебя, вдохновитель.Отправлюсь я, душу наполнив мелодией вечной,Туда, где царит разногласье и шум бесконечный.В людской крутоверти, среди суеты, разлада, сумятицы и тесноты,Ты сам испытай мою ви́ну, великий ценитель!
* * *
Ты жизни и смерти рубеж перешел.Там высится твой осиянный престол. С него не свожу восхищенного взора. Души моей небо – престолу опора. С каким упованьем, с каким ликованьем Я руки раскинул и очи возвел!
А ночь, как молельщица, кудри свои,Склонясь, на стопы уронила твои. Мелодия песни твоей вдохновенной Звучит, заполняя просторы вселенной. Слилась моя ви́на с твоей воедино, И песенной мукой я весь изошел.
* * *
Родник мелодии твоей журчит в краю пустынном.Я молча перед ним стою с наполненным кувшином.Садится солнце за горою дальней,Оттуда посылая свет прощальный.Я слушаю потока звук печальный,Глаза рассеянно следят за журавлиным клином.Родник мелодии твоей журчит в краю пустынном.
Весь день владели мной дела житейские и нужды.Но отрешился я от них, сейчас они мне чужды.Не стану больше воздавать им дани.В стране, лежащей вне людских желаний,К исходу дня я, после всех скитаний,Блаженство, данное тобой, богатством счел единым.Родник мелодии твоей журчит в краю пустынном.
* * *
Я коврик мелодии здесь разостлал: О путник, тебе – постоянный привал!На зов пробудившейся птицы плывешь на пароме денницы Туда, где волна омывает причал.Побудь на заре у дверей при утренней песне моей! Сегодня с рассвета надвинулись тучи на лес. Слезами наполнив глаза голубые небес.У пальмовой рощи, в тумане, стоишь ты в другом одеянье. О, не удаляйся украдкой! Хоть сколько-нибудь В сырой полумгле моей пасмурной песни побудь!
* * *
Если мир я созерцаю через песнопенье, Мне становится доступно мира постиженье. Музыкой звучит словесной полный неги свет небесный. Пыль земную пробуждает голос вдохновенья. Мир как будто входит в душу, сбросив оболочку. Отвечает сердце дрожью каждому листочку.В этом чувства океане – формы рушатся и грани, Вся вселенная со мною в тесном единенье.
* * *
Зачем не кропил я слезами дорожную пыль беспрестанно?Зачем не предвидел, что явишься ты, как пришелец незваный?Палящей пустыней, без тени, по знойной, колючей сухмениЗачем, о зачем пробираться заставил тебя, долгожданный!Когда я у дома сидел на приволье, ленив и беспечен,Не знал я, не ведал, что болью мучительной шаг твой отмечен.Но отзвук страданья и боли остался в душе поневоле,И сделалась мука твоя незажившей сердечною раной.
* * *
Я бесконечен. Своим ты играешь созданьем:Опустошаешь – и вновь наполняешь дыханьем. Сколько со мной, незатейливой флейтой своей, Ты исходил берегов, и холмов, и полей; Сколько напевов сыграл ты на ней! С кем поделюсь ликованьем?
Сладостно сердцу от прикосновенья святого.Плещет восторг через край, и рождается слово. То, что вмещается в горсточке малой моей, — Дар нескончаемый, длящийся множество дней. Сколько, о, сколько веков из ладони твоей Брать буду снова и снова?
* * *