Горожанка
Насмешница она искусная на редкость. Ее глумливых стрел известна меткость.Сквозь ливень доброты, язвительно и яро,Пробьется молния, когда не ждешь удара. Ее насмешек буряЛадью поклонника разносит, бедокуря.
Ее учтивость вроде той тропы, Где острые шипы Впиваются в стопы. Кольцо незримого огня Ее оберегает, как броня.Кто к ней приблизится – тем самым отдалится. Чье сердце покорила чаровница, Тому не будет от нее награды. Его удел – презренье без пощады. Лишь безучастному к ее гордыне И полному достоинства мужчине Над ней победа суждена. С блистающим светильником онаВ один прекрасный день окажется у ног Того, кто ею пренебрег. К наукам у нее влеченье. Вошло ей в плоть и в кровь ученье. В ее душевный ритм оно вошло.Ей разума печать отметила чело. Зазнайства ей не прибыло нисколько, Лишь красоты прибавилось – и только! Себя украсить ей дана способность. Ее наряда каждая подробность Обдумана недаром, А жест как будто напоен нектаром. Ее походка, голос – волшебство! Она скрывать не хочет своего Лукавства, выдумок прелестных, С хулой и порицаньем несовместных. Она открыта взору, как луна, Но дымкою окутана она, И тайна есть в ее осанке.По-моему, к лицу ей имя «Горожанки».
Изваянье
Нет спору, эта женщина – творенье Той силы, чье бессмертное прозренье, Чья вековечная играСтоль нескончаемо цветиста и пестра, — Того умельца, Что насекомых тельцаИ крылья бабочек разглядывал векамиИ вдруг мудреными украсил письменами. Но это тело —Творца отдохновенье, а не дело,Забава праздности минутной, дань мгновенью, Когда он был охвачен леньюИ, в одиночестве, вечернею поройУвлекся облаков причудливой игрой… Осенних рек излучины; красуИ негу пылкую в гранатовом лесуВ бойшакхе месяце, то юное презренье, С каким на полдень и его горенье, Высокомерия полна, Бросает беглый взор она;В срабоне месяце, на дне разлива – глянецПлывущих водорослей, их подводный танец,А в магхе месяце[67] – дрожащую листвуСмоковниц и росой омытую траву;Надменность плавную, с какой при первом громе Павлины расправляют хвост в истоме, — Все это взял за образец, Красавице давая жизнь, творец.
Но радужной окраски пузыри Переливаются – и ничего внутри. Души никак я не найду: Все – внешнее, все – на виду. Рассудок неглубокий, без раздумья, Без остроумья. Ей неизвестно чувство ожиданья. Утраты не приносят ей страданья. Она подарки с легкостью берет И так же забывает в свой черед. Как сгусток радости вселенской, Она явилась в оболочке женской. Сарасвати, богиня, наобум,Бездумно лепеча, в нее вдохнула ум. Не потому ли дух ее и плоть — Земли щепоть, Что вмешана в бессмертное питье? Я «Изваяньем» назову ее.
Садовница
Досуг подруг своим приходом Ей любо услаждать, как медом. Она добросердечна. Ее великодушье бесконечно. Струей неистощимого ключа Оно сверкает, через край плеща. Ее не уязвляют боли И горести земной юдоли.Являясь на заре, в ее багряных волнах, Безмолвным любопытством, как подсолнух, Счастливо светится она,А в полдень солнечный невинна и нежна,
Как белый лотос, прелести полна И целомудренного благородства. С жасмином вьющимся в ней сходство, Когда в его благоуханье вдругВольется в сумерках щемящий флейты звук. В ее глазах приязнь и умиленье Сияют, как светильник для моленья Вечернего. Повита тишиной,Она становится фиалкою ночной И скрасить рада Тьму одиночества – дыханьем сада. Ее «Садовницей» назвать бы надо!
Сердобольная
Язык лиан понятен ей. Живых ветвей Доступно ей наречье, Как слово человечье. Ее стопы прикосновенье — Траве благословенье,А взор, наполненный участьем, бескорыстьем, Шлет радость лепесткам и листьям. Ее любовь не знает сна. Как свет небесный, бодрствует она, Всегда на страже, начеку,Чтоб леса исцелить щемящую тоску.Растеньиц маленьких душа немаяТрепещет, ветру и дождю внимая. К земному лону, где источник блага — Не иссякает влага,Былинки робкие, за ней в погоне,Протягивают слабые ладони.Безмерная вселенной доброта По листьям разлита, Она животворит посевы. Душа у этой девы,Как дерево зеленое, щедра; Добра И ласкова, как тень его шатра. Ее любовью в равной мере Наделены пернатые и звери.Детенышей беспомощность и малость Внушают нежность ей и жалость. Как облако с небесПотоком проливается на лес,Так этой деве любо изливатьНа юные созданья благодать.Ей имя «Сердобольная» под стать.
Радость
Созвездий танец ритмом первозданнымНаполнил это тело с гибким станом.Не радуга ли воплотилась в ней, Когда прошла пора дождей? Небесных дев персты Ее лица наметили черты Тончайшей кистью рисовальной.Певучий смех ей дан и голос музыкальный, А нежностью и белизной рукаПоспорит с лотосом, раскрывшимся слегка. Ее глаза – двоякий черный пламень. Как радости река, тоски сдвигая камень, Она сама – свободы воплощенье — Душе подавленной несет освобожденье. В ее походке – струн звучат напевы. Наверно, «Радость» – имя этой девы.
Утренняя заря
Она дыханьем жизни юной Как будто наполняет час безлунный, — Таинственную пору, Невидимую внутреннему взору,Когда над гущей тьмы, где притаился сон,Восходит солнце и, не сразу пробужден, Весь лес как бы охвачен легкой дрожью,Бегущей от вершин деревьев к их подножью. Неясным трепетом пронизан воздух, А в птичьих гнездах Еще невнятен щебет и незвонок, Как проба голосов спросонок. Каким-то изумленным созерцаньем И смутным ожиданьем Неведомых чудес Наполнен лес. Ее душа еще во власти сна, И в то же время бодрствует она, Предчувствуя глубокий смысл восхода; Вся – чистота, бесстрашье и свобода,Она – самой себя блестящее открытье, Но это лишь безмолвное наитье. Ее величье – тайное, оно В моей душе отражено. Незримой колесницы шумИ ви́ны золотой звучанье будят ум. Речей обрывки и напевы Проникнут исподволь в сознанье девы.Подобно лотосу, раскроется душа, Молитву солнцу вознести спеша. Благословляя жизни ликованье, Ее сиянье, цвет, благоуханье,Проснется новый день и раскует сознанье. С него спадут оковы сна, Корысти путы, страсти пелена.Дыханье ночника, отравленное чадом,Развеет ветер, чье дыханье пахнет садом.Она – как солнцу гимн, как славословье свету.Я «Утренней Зарей» назвал бы деву эту.
Из книги «Голос леса» («Бонобани»)
1931
Хвала дереву