– И стоят ли этого любые богатства мира?
– Стоят. Потому что есть некий выход – последняя, четвертая особенность, о которой не говорят в обществе. Но я не совсем уверен, что ты хочешь об этом знать.
– Хочу. Говори, раз уж начал.
– Есть некое свойство магии: отнимать годы жизни у человека, которого ею… грубо говоря, умертвишь, – признался одельтерский чародей.
Об этом не кричали со страниц бульварных газет и не упоминали в светских разговорах. Продать свои годы жизни в обмен на способности и богатство, а затем убить другого человека, чтобы не умереть самому… Я могла представить, если бы это происходило в военное время, но в мирное…
– Верно, раньше маги стремились на фронт, чтобы убить как много больше противников, – вновь прочитав мои мысли, продолжил Чьерцем. – Но сейчас в нашу жизнь приходит точное огнестрельное оружие, а против выстрелов в голову почти все из нас бессильны. Мы шутим, дескать, зачем вам маги, если есть револьверы и пули?
Тоска подернула его маленькие темные глаза, и чародей почти позволил себе вздохнуть – но тут же оправился, встрепенулся и придал своему лицу обычное нигилистическое выражение:
– Сейчас главная задача магии – обезвредить противника. Не убить его, а лишь вывести из строя. И далеко не только на фронте. Ибо у нас гуманизм, черт его дери. И всем вроде бы и без разницы, как мало живут чародеи. – Васбегард разъяренно поджал губы. – Власти, конечно, нашли легитимный выход: мы казним приговоренных к смерти. И все бы ничего, но на всех нас их никогда не хватает. Поэтому надо выслужиться перед властями, стать лучшим, чтобы получить… хм… «право на жертву». Государству от этого лишь польза: все маги заведомо становятся донельзя преданными и сверх меры снабжают государственных шпионов иллюзиями и прочей дорогой ерундой.
– Полагаю, именно поэтому среди вас появляются отступники?
– Вне сомнений. Они охотятся на бездомных. А государственные маги охотятся на подлых ренегатов. Ужасная вакханалия! Но колдовство никогда не творилось в белых перчатках, Келаи. Некоторые не выдерживают. Убить человека – непростое дело, и я знаю пару чародеек, которые после этого сошли с ума. Еще несколько получили серьезные проблемы с рассудком.
– Ты так легко говоришь обо всем этом, будто…
– Хочешь знать, использовал ли я свое «право»? – вновь угадал мои мысли Чьерцем. – А ты как думаешь? Достаточно ли я стар для этого?
Я взглянула на него. Васбегард сидел напротив меня, слабо различимый в вечернем сумраке. В отблесках бледно-фиолетового света магических фонарей, коими был уставлен весь город, кожа его намекала о белизне. В оттенке волос угадывалась темная яшма. Лицо с прямыми густыми бровями и приятными губами претендовало бы на успех и популярность у женщин, но прямо в центре «красовался» широкий нос – как одна небольшая, но существенная деталь, что портит удачное полотно.
Присмотревшись, я обнаружила, что маленькие темные глаза одельтерца горят одновременно злобой и задором; и Чьерцем, заметив это, подмигнул мне в ответ.
– Нет… Ты по-настоящему молод. Только молодые обладают такой… беспечностью, – отмахнулась-ответила я.
– А сколько мне лет? – не унимался Васбегард, уже прямо-таки сверкая нахлынувшей воодушевленностью.
– Двадцать пять? Семь?
– Двадцать девять, – нараспев протянул он. – Хочешь посмотреть?
Я намеревалась возразить, но прежде чем успела что-либо сказать, Чьерцем провел рукой у себя перед лицом и изменился.
Он стал почти весь седой, и только тонкие полоски волос цвета темной яшмы виднелись среди пепельного беспорядка поредевших прядей. Края глаз покрылись неприлично глубокой сеткой морщин, губы стали тоньше и бледнее. Кожа приобрела желтоватый оттенок – не сильный, но достаточный для того, чтобы изуродовать. Теперь из темноты на меня смотрел старик, смотрел все так же пристально, с неизменным азартом… и широко улыбался. И это было страшно.
– Ну, как тебе мои фокусы? – еще шире улыбнулся он и подался вперед, чтобы я лучше его разглядела.
– Верни… обратно… – отшатнувшись, сказала я полушепотом, потому что заговорить в полный голос не хватило сил.
Чьерцем неожиданно послушался и без обиняков восстановил себе первоначальный образ. Еще пребывая в смятении, я поблагодарила его кивком.
– Для создания благовидного образа маги используют особое заклинание. «Удержание молодости», замечательное изобретение М'хаарта. Иначе перед тобой бы ходили сплошь плешивые да беззубые чародеи… – Васбегард подавил смешок.
– Своей выходкой ты отнял у меня пару лет жизни, – угрюмо бросила я.
– Не сделай я этого, ты могла бы получить серьезное нервное потрясение в совершенно неподходящий момент. Но слишком много разговоров! На выход, мадмуазель Келаи Васбегард, моя любезная сестра, поезд вас ждать не будет.
Экипаж, будто подгадав момент, остановился. Возница крикнул что-то, но слова его утонули в оглушительном шуме железнодорожного вокзала. Я потянулась рукой к дверце.
– Обожди минуту, – остановил меня Чьерцем.
Прежде чем я успела выйти, я получила новый паспорт с вложенным в него билетом до Лоэннлиас-Гийяра, который одельтерский маг незаметно вынул из своего сюртука.
* * *
Переговоры между Империей и островами Тари Ашш, как и ожидалось, были сорваны. Поздней ночью 4 ноября 889 года на землю Одельтера сошли выписанный с Островов детектив Гаайетт Ришуай и его многочисленная свита из помощников, магов и судебно-медицинских экспертов.
Официальное заключение одельтерской стороны подтвердило названную коронерами[30] причину смерти княгини Шайесс, мадемуазель Лайниэ и неизвестной одельтерской женщины. Однако, в один голос говоря о возгорании, эксперты удерживались от суждений о природе огня. В папку с делом отправился лишь документ о том, что горючих веществ ни на телах, ни в пепле, ни в покоях Шайесс найдено не было.
Пару дней спустя Кавиз Брийер снова встретился с Лангерье Надашем: недавние враги объединяли теперь усилия для того, чтобы справиться с криминально-магической головоломкой.
– Мы опознали женщину! Это мадам Лициана Сабуре, – радостно и почти с порога возвестил молодой детектив. – Обычная горожанка, бывший секретарь в издательстве некоего Варроу, ныне безработная. Ее дети подали заявление о пропаже, как только мать перестала навещать их с плановым еженедельным визитом. Первого ноября 889 года с половины четвертого она проходила собеседование в газете «Портер дю Нувелле» и освободилась только через два с половиной часа.
– И вы, конечно, говорили с ее предыдущим работодателем?
– Разумеется. Мы беседовали с самим бароном Варроу, и этот напыщенный индюк объявил, что не помнит каждого, кто когда-либо трудился на него. Однако он уверен, что в издательстве его ничего странного не происходило.
– Ручаюсь, мадам Сабуре оказалась свидетелем чего-то очень неприятного, – бодро объявил Лангерье. Старик был уверен в своей правоте, как был уверен в том, что в ровно полночь день сменяется новым.
– Я полагаю, они встретились в городе, куда Джейлесша Шайесс выезжала вечером на прогулку. Факт сей подтвердили слуги: княгини Шайесс не было в доме с восьми до десяти вечера. После плавания она чувствовала себя неважно и, как мне представляется, отправилась подышать воздухом в один из парков… или оранжерею (вспомним о нелюбви Ядовитых людей к холоду). Ближайший к дому четы Шайесс парк – Мерментэ, очень живописное место. Но слишком людное для того, чтобы преступники могли спокойно…
– Подожди-ка, – поморщился Надаш. – А за что мадам Лициану уволили из издательства Варроу?
– В деле ее указаны склоки на рабочем месте, – с легкостью ответил Брийер, довольный тем, что Лангерье не удалось заткнуть его за пояс. – И при этом ей даже не дали рекомендацию. Говорят, последнее время она была не в себе.
– Ха! Про многих так говорят, – насмешливо сказал Надаш. – Узнайте-ка, а не страдала ли и княгиня Шайесс психическими отклонениями? – Кавиз Брийер кивнул. – Но старик тоже не терял времени зря! – хмыкнул Надаш и, как то было каждый раз, когда его захлестывала гордость, продолжил говорить о себе в третьем лице: – Изловчился и поговорил с самим Гаайеттом Ришуайем – ну и имена у этих яркоглазых, Всеведущие не приведи! Представился прессой и задал несколько вопросов. Что ж, скажу, что Ришуай положительно скрытен и не желает сказать и двух лишних слов.
– Может ли это говорить о причастности Островов?..
– Косвенно, очень косвенно. Надо бы присмотреться к нему.
Лангерье Надаш с самого начала предрекал долгие топтания детективов на месте, а причиной их называл отказ от ведения совместного дела. Поэтому одельтерской стороне было сложно узнать что-то о семье Шайесс, не пересекая Граничное море; в свою очередь, для Ядовитых людей имперский образ мыслей и вытекающее из него поведение оставались неизвестными.