Читать интересную книгу Хитрец. Игра на Короля - Дана Юмашева

Кадван почувствовал, как его затрясло. Каким глупцом он себя выставил! Но Берм ничего не смог с этим поделать: он сам привязал себя к Хитрецу излишними откровениями. Конечно, Кадван мог бы отважно возразить, что сообщит полиции о деятельности Фойерена. Но парень решил сдаться без боя: ведь полиция поверит больше человеку с документами.

«Раз у меня нет выбора – добро».

«И запомни, Кадван Берм, я не занимаюсь продажей документов.

Согласившись помочь, я делаю тебе большую уступку».

«Чем же ты тогда занимаешься?» – невольно подумал парень. – Я – курьер, – почти воскликнул Хитрец, и несколько пропойц повернули головы в надежде на то, что в их маленьком, забытом богами трактирчике вот-вот развяжется драка.

Глава 8

Власть над вероятностью

В тот день было так солнечно, насколько вообще может быть солнечно в ноябре. Порывы ветра затихли, и сухим морозным воздухом дышалось легко.

Рано утром мы встретились с присланной месье Васбегардом чародейкой. Она прибыла прямо в особняк Стайеша, и мы сами открыли ей двери. Лицо прибывшей показалось нам знакомым, но ни я, ни Посланник не смогли вспомнить ее имя – видимо, женщина, решив действовать в высшей степени осторожно, наложила на себя кратковременные чары.

Гостья пришла, чтобы посредством запрещенной магии изменить мое лицо. Она начала свою колдовскую работу в кабинете, а князь Таш'Найесх нашептывал ей, что именно он хочет видеть. И, к моему удивлению, вместо того чтобы выделывать над моим лицом пассы, чародейка лишь достала блокнот и стала выводить непонятные символы на первом попавшемся листе.

Прикосновение магии было неощутимо. Время шло своим ходом, а сидевшая передо мной женщина все рисовала и рисовала на бумаге непонятные символы. Сигналом того, что она закончила, стали возгласы Стайеша, который от смеха даже схватился одной рукой за живот:

– Посмотри, на кого ты похожа! Какое уродство!

Испугавшись, я кинулась к зеркалу – и тут же облегченно выдохнула. Уродство мое заключалось лишь в том, что теперь я была неотличима от одельтерок.

Конечно, я узнала себя в девушке, смотревшей на меня с отражения. Но вместе с ней мы лишились той самой Ядовитой – «дикой», как ее называли имперцы, – составляющей. Причина была вовсе не в глазах, обратившихся из оранжевых в болотные каре-зеленые, и не в исчезнувших татуировках. Упростился весь облик. Губы истончились и потеряли изгиб, нос утратил прелестную горбинку и стал совсем прямым и скучным, густые брови поредели и посветлели. Прежний цвет волос, насыщенный шоколадный, сменился темным янтарем, и по обоим плечам рассыпались волнистые пряди. Смуглая кожа побелела, и все родинки были стерты.

Чародейка между тем скомкала листок и бросила его в камин. Огонь тут же окрасился в зеленый, вспыхнул, зашипел… и мигом успокоился.

– Это очень сильные чары, которые будут действовать даже после моей смерти, – произнесла она. – Огонь их скрепил, огонь их и снимет. Будьте аккуратнее с пламенем, княгиня, но не бойтесь, когда настанет время возвращать свой истинный облик.

Стайеш недоверчиво повел бровью: слишком много огня за последние пару дней. Я махнула на него рукой и благодарственно поклонилась женщине. Та, получив от князя толстую пачку купюр, ответила вежливым кивком; и мы были уже готовы распрощаться, как я почувствовала неладное. Мое лицо принялось зудеть, и раздражение вмиг стало таким сильным, что я невольно потянулась к щекам. Расцарапать, нужно расцарапать их до крови! Может, это хоть немного облегчит страдания…

Похоже, теперь мне стало известно, из-за чего запретили эти чары.

– Так вы ничего не добьетесь, княгиня, – спокойно сказала чародейка. – Если совсем невмоготу, можете прикладывать лед. От побочного эффекта нет лекарства, но со временем многие перестают обращать на это внимание.

Кивнув, я приказала принести мне льда, а князь Таш'Найесх согласился проводить чародейку до выхода. Вслед за тем он и сам покинул особняк – отправился на встречу с дипломатами Тари Ашш. Сегодня принимали решение о дальнейших действиях Ядовитой стороны, и нашей задачей, как бы цинично то ни звучало, было развернуть произошедшее таким образом, чтобы запланированные еще три месяца назад переговоры не начались.

Я занялась чтением кое-каких писем, якобы отправленных на мое имя дальними родственниками. Корреспонденция та, разумеется, принадлежала руке наших шпионов, и добрых пять часов ушло на подбор ключа и расшифровку. И все это время меня отвлекало нахлынувшее как из ниоткуда беспокойство. Оно не отпускало ни на минуту, не разжимало хватки. Не позволяло забыться.

Стайеш вернулся в восемь, а в половине девятого перед парадным входом особняка остановился экипаж месье Васбегарда. Сославшись на то, что одельтерский маг уж точно не задержится у нас на чашечку чая, Посланник велел выходить. Уже ударили заморозки, и, оказавшись на улице, я сразу почувствовала отрезвляющее прикосновение холодного воздуха.

Мы еще не приблизились к магу, как тот снял новехонький, сшитый по последней моде цилиндр и изящно поклонился.

– Приветствую, княгиня… князь Таш'Найесх, – Васбегард протянул Стайешу руку, но супруг лишь презрительно кивнул ему в ответ. – Не будем долго расшаркиваться. Позвольте мне уже забрать даму! Клятвенно обещаю сохранить ее в безопасности! Даже несмотря на то что та будет осуществлять…

– Шпионаж, вы хотели сказать? – продолжил за него Посланник. – Честность всегда была вашим коньком, Чьерцем.

Судя по тому, какой радостной одельтерец зашелся улыбкой, можно было с легкостью догадаться, что сцена сия доставила ему удовольствие. Посланник же совладал с собой, и ни одна его черта не выдала того бесконечного презрения, которое он питал по отношению к каждому первому имперцу.

– Наблюдение, я хотел бы сказать. Но вы правы, князь Таш'Найесх. Тот, кто платит, всегда прав.

Стайеш недовольно покачал головой.

– Но позвольте уточнить, – ничуть не оскорбившись, продолжил месье Васбегард. – Как вы видите наши действия, если на обратном пути я не смогу доставить мадам в Этидо или Найтерину?..

Завязался недолгий разговор, во время которого я распоряжалась размещением багажа. Маленькой дорожной сумки, если быть точнее, ибо Стайеш не разрешил брать с собой много вещей, включая его портрет (который, к слову, мне хватило бы ума не взять, но это не помешало князю заявить о том, что он запрещает). Поблагодарив слугу за помощь, я вернулась к стоявшим у парадной лестницы мужчинам.

– Все готово.

– Удаляюсь, удаляюсь, – тут же сказал, будто прочитав мои мысли, Чьерцем.

Поклонившись еще раз, Васбегард водрузил на голову цилиндр и деловито направился к карете. Супруг проводил его неизменно недовольным взглядом. «Язык еще мне покажи», – подумал чародей.

Казалось, все мы в тот день обрели возможность слышать, что творится в голове у окружающих, ибо в этот же момент Стайеш, не заботясь, услышит ли это одельтерский маг, презрительно уронил:

– Вот засранец!

Но выражение это, как ни странно, отражало действительность. Ибо чародей остановился чуть поодаль, и воспитание позволило ему даже не притворяться, что он не следит за нашим разговором.

Озвучив последние напутствия, супруг заключил меня в объятия. Действительно ли решение далось супругу так просто, как он стремился это показать? Так или иначе, Стайешу было безразлично общественное мнение. Теперь же судить его нет смысла: так или иначе, поступок его стал звеном в длинной цепи событий.

– Пора, Келаайи.

– До свидания, теплый мой.

Несмотря на все беды, в тот момент я готова была рыдать Стайешу в плечо. Рыдать и просить остаться. Ведь окружающий мир был мне чужд – в то время как наш дом, пусть он и был полон несчастий, оставался уютным и знакомым.

Но более всего меня удерживали чувства. Ибо нет в любви правил и логики – любовь стихийна. Она может быть невидима днем, но неутомима ночью. Любовь – это тяга к свету, отказ от всего пошлого и грязного, – пусть и эфемерный, пусть и не навсегда. Любовь – это нежность. Любовь – это сила, что может обманывать и увечить; но дары ее не сравнить ни с одной усладой в мире. Знаю, супруг часто представал передо мной в образе врага – сильного и непримиримого, но враг этот приходился мне ближе родных. И я всегда принимала его сторону. Кем бы я была, откажись я любить человека таким, как сотворило его мироздание? Душевнобольной, стало быть…

Супруг помог мне сесть в холодный экипаж, и мужчины надменно попрощались. Месье Васбегард залез в повозку следом и занял место напротив. Кучер вскинул вожжи, и экипаж тронулся, оставляя позади мой дом, семейную жизнь и даже мое настоящее имя. Прежняя жизнь растворялась в пустоте.

* * *

Успокоившись, Лангерье Надаш вновь сделался дряхлым старичком: начал кряхтеть, клацать языком и проглатывать половину слогов. Наблюдая за его превращением, Кавиз Брийер с горечью думал о новообретенной беспомощности учителя. А ведь еще пятнадцать лет назад этот месье мог похвастаться недюжинной силой и даже боролся с культуристами на руках!