в тревожном сне, Джон увидел возле своей кровати неподвижную белую фигуру и испуганно сел. Материнский голос произнес:
– Это всего лишь я, дорогой.
Она ласково надавила ему ладонью на лоб, чтобы он снова лег, и ее белая фигура исчезла. Один! Джон снова провалился в тяжелый сон, и ему приснилось, что имя матери вползает на его постель.
IV
Сомс рефлексирует
Объявление в «Таймс» о смерти своего двоюродного брата Джолиона Сомс воспринял легко. Вот, значит, и нет больше этого малого! В жизни двух кузенов не было такой поры, когда бы их связывала родственная любовь. Давным-давно сердце Сомса горело ненавистью, но и это быстрокровное чувство давно утекло, а рецидивов он себе не позволял. Тем не менее, в этой ранней смерти ему виделось поэтическое возмездие. Двадцать лет парень наслаждался жизнью с его женой в его доме, и вот теперь умер! В некрологе, напечатанном чуть позднее, покойному, как показалось Сомсу, чересчур польстили, назвав его «преданным своему делу художником, чьи работы, радующие глаз, по праву можно назвать ярчайшими образцами поздневикторианской акварели». Почти механически предпочитая Моула, Морпина и Кэзуэлла Бэя, Сомс всегда откровенно фыркал, наталкиваясь на работы кузена. Он хрустко перевернул страницу.
В то утро ему пришлось поехать в город по форсайтским делам. Он прекрасно видел, как Грэдмен искоса поглядывает на него поверх очков. Старый клерк напустил на себя поздравительно-соболезнующий вид и словно бы источал запах прошлого, разве что не вслух говоря: «Мистер Джолион, да-а… Мой ровесник, а вот уж и помер. Боже, боже! А она-то, надо думать, переживает. Красивая была женщина. Плоть есть плоть! Некролог в газете напечатали – гляди-ка!» Выражение лица и тон клерка вынудили Сомса разделаться с некоторыми конвертациями и договорами аренды небывало поспешно.
– А как насчет вашего распоряжения относительно мисс Флер, мистер Сомс?
– Я передумал, – коротко ответил Сомс.
– О! Рад это слышать. Мне тоже давеча показалось, что вы торопитесь. Времена-то меняются.
Теперь Сомса начинали тревожить возможные последствия этой смерти для Флер. Он не был уверен, что дочь знает о случившемся: в газеты она заглядывала редко, а в колонку объявлений о рождениях, бракосочетаниях и смертях – вовсе никогда. Быстро покончив с делами, Сомс пришел обедать на Грин-стрит и застал сестру в печали: насколько он понял, Джек Кардиган разбил крыло автомобиля, и авария на некоторое время лишила его возможности поддерживать «хорошую форму», с чем Уинифрид никак не могла свыкнуться.
– Профон наконец уехал? – спросил Сомс неожиданно.
– Уехал, но куда – не знаю.
То-то и оно: про этого типа никто никогда ничего не знает. Впрочем, Сомсу, пожалуй, и не хотелось знать. Письма Аннет приходили из Дьеппа, где они с матерью остановились.
– Ты, наверное, уже видела некролог?
– Да, – сказала Уинифрид, – жаль детей. Милый был человек.
Сомс издал довольно странный звук, смутно осознав старую глубоко укорененную истину: мир судит людей по тому, кем они были, а не как поступали. Это подозрение подкралось к нему с черного хода и гневно постучало в дверь ума.
– Я знаю, что бытовало такое заблуждение, – пробормотал он.
– Мы должны отдавать покойнику должное.
– Я бы охотно отдал ему должное при жизни, – сказал Сомс, – да жаль, возможности не представилось. У тебя есть «Книга баронетов»?
– Да, там, в нижнем ряду.
Сомс взял толстый красный том и открыл его на букве «М»:
«Монт – сэр Лоренс, 9-й б-т; ок. 1620; ст. сын Джеффри (8-го б-та) и Лавинии (д-ри Сэра Чарлза Маскэма, б-та Маскэм-Холла, Шропш.); сочет-ся бр. 1890 с Эмили (д-ю Монт – сэр ЛоренсКонуэя Чаруэлла, эск. Кондафорд-Грейнджа, Оксф.); 1 сын, насл. Майкл Конуэй, 1895; 2 д-ри. Адрес: Липпингхолл-Мэнор, Фолуэлл, Бакинг. Клубы: «Длинный нос», «Кофейня», «Аэроплан». См. Бидликотт».
– Гм! У тебя есть какой-нибудь знакомый издатель? – спросил Сомс.
– Дядя Тимоти.
– Живой, я имел в виду.
– Был один у Монти в клубе. Ужинал у нас однажды. Монти, знаешь ли, всегда хотел написать книгу о том, как зарабатывать на скачках, и пытался заинтересовать того человека.
– Ну и как? Заинтересовал?
– Сказал ему, на какую лошадь поставить на «Двух тысячах»[85], и больше мы его не видели. Субъект был себе на уме, насколько я помню.
– А лошадь-то выиграла?
– Нет, пришла, по-моему, последней. Монти тоже был кое в чем не дурак.
– В самом деле? – отозвался Сомс. – А может ли желторотый баронет иметь какое-то отношение к издательскому делу?
– Сейчас люди чем только не занимаются, – ответила Уинифрид. – Фокус в том, чтобы хоть что-нибудь, да делать. В наше время было совсем наоборот: считалось шиком не делать ничего. Но, думаю, это еще вернется.
– Молодой Монт, о котором я говорю, очень неравнодушен к Флер. Я бы, пожалуй, поддержал его, если бы этот роман мог помочь положить конец тому.
– А есть ли в парне стиль? – спросила Уинифрид.
– Он не красавец, но довольно приятен. Мозги имеются, но довольно непутевые. Похоже, у их семьи огромные земли. И кажется, парень искренне влюблен. Хотя я не уверен.
– Да уж, – пробормотала Уинифрид, – это очень непросто. Я всегда считала, что лучше ничего не делать. Только вот с Джеком сейчас тоска! Уехать мы теперь сможем не раньше, чем после праздника. Ничего: люди всегда такие забавные! Пойду в Гайд-парк и буду наблюдать.
– На твоем месте, – сказал Сомс, – я купил бы домик за городом, чтобы, когда захочется, уезжать и от праздников, и от забастовок.
– В деревне скучно. А забастовка железнодорожных рабочих очень меня развлекла.
Уинифрид всегда отличалась хладнокровием. Сомс попрощался и ушел. Всю дорогу до Рединга он спорил с собой о том, стоит ли сказать Флер, что у того мальчика умер отец. Положения это, в общем-то, не меняло. Правда, парень теперь стал независимым и противодействовать ему могла одна только мать. Наверняка он наследовал большие деньги и дом, вероятно, тоже – тот самый дом, который строился для Ирэн и для него, Сомса, причем строился архитектором, разрушившим их семью. Если бы хозяйкой этого дома стала Флер, в таком повороте событий была бы своеобразная поэтическая справедливость! Сомс невесело усмехнулся. В свое время он купил участок в Робин-Хилле, чтобы укрепить слабеющие супружеские узы. Там должны были бы жить его потомки, если бы Ирэн все-таки согласилась подарить ему ребенка! Ее сын и его дочь! Дети от этого брака могли стать в каком-то смысле плодом того давнего союза!
Театральность этой мысли претила здравомыслящей природе Сомса. И все-таки теперь, после смерти Джолиона, это был бы самый простой и выгодный выход из положения. В соединении капитала двух ветвей рода Форсайтов ощущалось некоторое консервативное очарование. А она, Ирэн, опять будет с ним связана!.. Чушь! Абсурд! Сомс выкинул эту мысль из головы.
Подходя к дому, он услышал стук бильярдных шаров и увидел в окно молодого Монта, распластавшегося по столу. Флер, тоже с кием в руках, стояла,