Pourquoi?[257]
Ребенок (нет, он старше, чем выглядит, лет одиннадцати-двенадцати) выпрямился, глядя в глаза Уильяму, откашлял комок черной мокроты и сплюнул, затем тряхнул головой, словно приводя мысли в порядок.
— Votre ami a besoin d’aide. Le grand Indien[258], — уточнил он.
— Что-то насчет Джона Синнамона? — нахмурилась Бри. Она смахнула катившиеся по лицу слезы и села прямо, тоже собираясь с мыслями.
— Да. Он говорит… Вы понимаете по-французски?
— Немного. — Она смерила его взглядом.
— Ясно. — Уильям повернулся к мальчику, который слегка покачивался от усталости, глядя на что-то невидимое. — Dites-moi. Vite![259]
И тот поведал все как на духу.
— Stercus, — пробормотал Уильям, затем повернулся к сестре. — Похоже, вербовщики с французских кораблей услышали, как Синнамон говорит по-французски с кем-то на берегу; они пошли за ним и попытались схватить. Он сбежал и спрятался… мальчик говорит — в пещере, хотя это маловероятно… Как бы то ни было, ему нужна помощь.
— Тогда едем. — Брианна подобрала поводья и огляделась, оценивая пространство для разворота.
Уильям уже перестал удивляться ей — почти.
— Вы в своем уме? — как можно вежливее поинтересовался он, а затем добавил, обращаясь к своей лошади: — Steh.
— Это на каком языке? — слегка раздраженно спросила Бри.
— «Steh» по-немецки означает «стоять» применительно к лошади. А «stercus» значит «дерьмо», — решительно сообщил он. — У вас есть дети, мадам, вроде тех, о которых вы только что плакали. И если вы не хотите, чтобы они страдали подобным образом, я предлагаю вам вернуться домой и позаботиться о них.
Кровь бросилась ей в лицо — под кожей будто вспыхнул огонь. Бри свирепо глянула на брата, подбирая свободные концы поводьев одной рукой так, словно собиралась хлестнуть его ими по лицу.
— Ах вы уб… — начала она и осеклась, сжав губы.
— Ублюдок, — закончил он. — Да. Езжайте домой.
Повернувшись к ней спиной, Уильям протянул руку мальчику и поднял его, чтобы тот поставил ногу на стремя и вскарабкался ему за спину.
— Où allons-nous?[260] — коротко спросил он, и мальчик указал в сторону реки.
Большая женская рука схватила уздечку его лошади. Та фыркнула и протестующе тряхнула головой, но рука держала крепко.
— Вам когда-нибудь говорили, что безрассудство сведет вас в могилу? — спросила Бри таким же вежливым тоном. — Не то чтобы меня это сильно заботило, но вы, скорее всего, угробите и этого пацана, и Джона Синнамона.
— Пацана? — только и выдавил он первое из теснившихся у него во рту слов.
— Ребенка, мальчика, паренька, его! — рявкнула Бри, дернув подбородком в сторону маленького барабанщика позади него.
— Quel est le problème de cette femme?[261] — обиженно спросил мальчик.
— Dieu seul sait, je ne sais pas, — коротко бросил Уильям через плечо. «Одному Богу известно, мне — нет».
— Черт, да отпустите вы, наконец?! — обратился он к сестре.
— Да, через минуту, — сказала Брианна, впившись в него взглядом темно-синих глаз. — Послушайте.
Уильям закатил глаза, но коротко и резко кивнул в ответ. Она немного откинулась в седле, все так же удерживая поводья.
— Хорошо… Я гуляла по этому берегу почти каждый день, пока не явились американцы, и мои дети облазили каждую щель на этих утесах. Есть только четыре места, которые можно назвать пещерами, и лишь одно из них достаточно глубокое, чтобы мог спрятаться человек ростом с Синнамона.
Бри сделала паузу, переводя дух, и почесала свободной рукой под носом. Она глядела на брата, проверяя, внимательно ли он слушает.
— Я понял, — раздраженно сказал он. — Что дальше?
— И это вовсе не пещера. А вход в туннель.
Его гнев внезапно иссяк.
— Куда ведет туннель?
Чуть улыбнувшись, она отпустила уздечку.
— Видите? Может, вы и безрассудны, но отнюдь не глупы. Выход находится в подвале таверны на Брод-стрит. Его называют Пиратским домом, и не без причины, если верить пересудам в городе. На вашем месте…
Уильям коротко фыркнул и собрал поводья. Конец переулка теперь не заграждали повозки, плакальщицы и маленькие тела в саванах.
— Вы моя сестра, сударыня, — сказал он и, на миг замявшись, добавил: — Чему я рад. Но вы мне не мать. Я действительно неглуп, как и Джон Синнамон. — Молодой человек сделал паузу. — Однако спасибо.
— Удачи, — просто сказала Брианна, наблюдая за тем, как он развернулся и уехал.
* * *
Брианна не сразу покинула переулок. Она смотрела вслед решительно выпрямленной спине Уильяма. Мальчик в ужасе уцепился за его талию: судя по всему, он никогда раньше не сидел на лошади и боялся в этом признаться. Еще неизвестно, кто из них худший союзник для Джона Синнамона. Ей до дрожи хотелось поехать за Уильямом, не отпускать его одного, но (черт бы его побрал!) он был прав. Она не могла рисковать собой, в то время как Джем и Мэнди…
Бри покрепче ухватила поводья и щелкнула языком. Через площадь к церкви шла группа людей в скромных одеяниях. В этой церкви не было колокола, но где-то на другом конце города раздавался звон. Еще похороны, подумала она, и сердце сжалось в груди. Брианна медленно проехала мимо скорбящих и свернула на Аберкорн-стрит.
Интересно, о скольких людях можно беспокоиться одновременно? Джем, Мэнди, Роджер, Фанни, ее родители, теперь еще Уильям с Джоном Синнамоном… Она до сих пор поеживалась при мысли о мертвых детях и их матери; если прибавить к этому ночь на болотах, проведенную рядом с Казимиром Пулавским, неудивительно, что ей хотелось вылезти из собственной кожи. Внезапно Бри вспомнила, как в последний раз глядела на генерала, и у нее вырвался громкий, совершенно беспричинный смешок. Так же внезапно к горлу подступила желчь, а желудок заворочался. Господи.
Борясь с приступом тошноты, Брианна увидела, что на нее смотрят. Она осознала, что не только смеется как чокнутая, но вдобавок забыла надеть треуголку, выставив на обозрение распущенные волосы, а исцарапанные и искусанные комарами ноги обнажены от колен до неуместно изящных туфель — накануне вечером она сняла мокрые чулки и забыла найти их утром. Смущенная косыми взглядами и перешептываниями, она вызывающе выпрямилась, расправив плечи. Вдруг чья-то большая рука схватила ее за голую икру; Брианна взвизгнула и шлепнула наглеца шляпой, отчего лошадь шарахнулась в сторону.
Это оказался Роджер, который тоже отпрянул от неожиданности.
— Боже!
— Вот дерь… вот черт, — сказала она, сдерживая свою лошадь. — Зачем ты это сделал?
— Я звал, но ты не слышала. — Он дружески хлопнул лошадь по холке и протянул руку жене. Роджер выглядел усталым, в глазах застыло беспокойство. — Слезай и расскажи мне, что, черт возьми, происходит. Ты была в американском лагере? Не