богато украшенную золотым галуном. Она услышала сзади тихое гортанное хмыканье Уильяма. Неужели это сам адмирал д’Эстен?
Брианна чуть наклонилась вперед, не делая набросков, а запоминая, откладывая в памяти игру света от уличного костра на лице офицера, капли дождя на брезентовой крыше. Адмирал — если это он — был худощавым, но круглолицым, с двойным подбородком, по-детски распахнутыми глазами и пухлыми маленькими губами. Он пробормотал несколько формальностей по-французски, затем наклонился и положил руку на грудь генерала Пулавского.
Генерал выпустил газы.
Долгий, громкий, раскатистый звук наполнил ночь зловонием — настолько омерзительным, что Брианна выдохнула весь воздух из легких в тщетной попытке избавиться от него.
Кто-то от неожиданности пронзительно хихикнул. На миг Бри подумала, что она сама, и зажала рот ладонью. В палатке раздавались смущенные, сдавленные смешки, которые перемежались со вдохами и кашлем. Гнилостный запах внутренностей генерала Пулавского заполнил воздух. Адмирал д’Эстен поспешно отвернулся, и его стошнило в углу.
Ей нужен глоток воздуха… Брианна поперхнулась, как от удара под дых; желудок сжался, точно она вдохнула прогорклое сало, и теперь мерзкая жирная субстанция скользила в носу и в горле.
— Давайте-ка. — Уильям схватил сестру под одну руку, Джон Синнамон — под другую, и они бесцеремонно вытащили ее из палатки, оттеснив генерала Линкольна.
На улице шел сильный дождь, и Бри глотала воздух вместе с водой, делая глубокие вдохи.
— О боже, боже, боже…
— Как думаешь, это было хуже, чем мертвый медведь в лесу над Гареоном? — задумчиво спросил Уильяма Джон Синнамон.
— Гораздо, — заверил Уильям. — Господи, меня сейчас стошнит. Подождите… — Он наклонился, обхватил руками живот и какое-то время тяжело глотал воздух, потом выпрямился. — Нет, все в порядке. А вы как? — спросил он Брианну.
Она покачала головой. По ее лицу текла холодная вода, рукава прилипли к рукам, но ей было все равно. Она бы прыгнула в ледяную прорубь, лишь бы только очиститься. Слизь с привкусом гнилого лука, казалось, прилипла к небу. Бри тяжело откашлялась и сплюнула на землю.
— Мой этюдник, — сказала она, вытирая губы и глядя в сторону палатки.
Произошло всеобщее поспешное бегство, и люди расходились кто куда. Адмирал д’Эстен со своими офицерами быстро шел по тропинке к большой палатке вдалеке, светящейся зеленым, как неограненный изумруд. Генерал Линкольн в промокшей от дождя шляпе беспомощно озирался по сторонам, пока его адъютанты и ординарцы тщетно пытались зажечь факел. Место пребывания генерала Пулавского, напротив, опустело и погрузилось в кромешную темноту.
— Свечи потухли. — Уильям коротко усмехнулся. — Хорошо, что палатка не взорвалась.
— Вот было бы забавно, — произнес Синнамон с явным сожалением. — Весьма в духе нашего героя. И все же рисунки вашей сестры… Бросим жребий, чтобы решить, кто за ними пойдет.
Он порылся в кармане и достал шиллинг.
— Решка, — тут же сказал Уильям.
Синнамон подбросил монету, поймал на тыльную сторону ладони и уставился на нее.
— Не могу разглядеть.
Дождевые тучи затянули луну, и непроглядная сырая ночь окутала все мокрым черным одеялом.
— Сейчас. — Брианна протянула руку и провела кончиками пальцев по влажной холодной поверхности монеты. На ней было лицо, хотя она не могла сказать чье. — Орел.
— Stercus, — коротко выругался Уильям, развязал мокрый шейный платок, обмотал им нижнюю часть лица и устремился по тропинке к темной палатке.
— Stercus? — повторила Бри, поворачиваясь к Джону Синнамону.
— «Дерьмо» на латыни, — объяснил индеец. — Или вы не католичка?
— Вообще-то да, — удивленно сказала она. — И я немного знаю латынь. Но почти уверена, что «stercus» не упоминается в мессе.
— Ни в одной из тех, что я слышал, — заверил Синнамон. — Думал, вы не из католиков. Как и Уильям.
— Нет. — Брианна помолчала, спрашивая себя, сколько этому человеку известно о брате и о сложностях их родства. — Вы… э-э… давно путешествуете с Уильямом?
— Несколько месяцев. Хотя он мне о вас не говорил.
— Я так и подумала.
Бри не знала, стоит ли спросить, что рассказал ему Уильям, если вообще что-нибудь рассказал.
Не успела она решить, как вернулся ее брат с этюдником под мышкой. С усилием втягивая воздух и подавляя рвотные позывы, он вручил вещь хозяйке, сорвал платок с лица, отвернулся в сторону, и его стошнило.
— Filius scorti[253], — сказал Уильям, задыхаясь и сплевывая. — Это было худшее…
— Миссис Маккензи? — прервал раздавшийся из темноты знакомый голос. — Мэм?
Лейтенант Хэнсон, промокший до нитки, держал в руке темный фонарь. Дождь стучал по металлу, в узкой полоске света поднимался водяной пар.
— Сюда! — позвала она. Фонарь повернулся в их сторону, выхватывая из темноты серебристые нити дождя.
— Идемте со мной, мэм, — приблизившись, обратился к ней лейтенант Хэнсон. — Я нашел укрытие для вас и ваших… хм…
— Слава богу, — сказал Уильям. — Спасибо, лейтенант, — добавил он с поклоном.
— Конечно. Сэр, — неуверенно произнес Хэнсон.
Он поднял фонарь, указывая путь. Бри поблагодарила его и пошла вперед в сопровождении Уильяма и Синнамона. Однако, услышав тихий шум за спиной, она обернулась. Лейтенант Хэнсон глядел на палатку, где в темноте лежал Казимир Пулавский.
Хэнсон немного поднял фонарь в знак приветствия и тихим четким голосом сказал: Pozegnanie. Затем решительно повернулся к своим подопечным.
— Означает прощальное напутствие по-польски, — сообщил он Бри. — Генерал говорил это нам, когда желал спокойной ночи.
96
Единственная ценность
Лейтенант Хэнсон проводил их к небольшому деревянному строению. Вероятно, изначально оно служило курятником, — подумала Брианна, ныряя под хлипкую притолоку. Теперь же в нем обитали люди: на полу она увидела два простых тюфяка с одеялами, а между ними — щербатый испачканный глиняный кувшин и таз, а также эмалированный оловянный ночной горшок в гораздо лучшем состоянии.
— Прошу прощения, мэм, — в десятый раз повторил лейтенант Хэнсон. — Но половину наших палаток снесло ветром, и мужчины теснятся в остальных. — Он поднял фонарь, с сомнением разглядывая темные пятна влаги, сочащейся сквозь доски одной из стен. — Кажется, не слишком сильно течет. Пока что.
— Все в полном порядке, — заверила его Бри, отступая в сторону, чтобы двое рослых сопровождающих могли протиснуться следом. Четырем людям внутри сарая буквально негде было развернуться, не говоря уже о том, чтобы лечь, и она сжимала свой этюдник под плащом, опасаясь, как бы его не растоптали.
— Мы перед вами в долгу, лейтенант. — Уильям, согнувшийся почти вдвое под низким потолком, умудрился кивнуть Хэнсону. — Что насчет еды?
— В скором времени, сэр, — заверил его Хэнсон. — Огня нет, сожалею, но, по крайней мере, вы здесь укрыты от дождя. Спокойной ночи, миссис Маккензи… И еще раз спасибо.
Он протиснулся мимо огромного Джона