«Как странно, — подумал он, — что у меня возникла потребность оправдываться перед этой юной девушкой, которая оказалась совсем не такой, какой я себе ее представлял, и чьи речи совершенно необычны, если не сказать больше».
Как правило, все женщины, с которыми ему приходилось когда-либо обедать наедине, пускались на любые хитрости, лишь бы завладеть его вниманием, очаровать, соблазнить. Они расточали нежные, обещающие взгляды и обольстительные улыбки. И говорили только o себе — о своих чувствах, желаниях, настроениях.
С Миной же маркиз разговаривал о чем угодно, на самые отвлеченные и весьма интересные для него темы.
Едва слуга, прислуживающий за столом, вышел, как маркиз обратился к девушке:
— Могу представить себе, что завтра с утра вам придется разрываться между желанием пойти прежде в конюшню либо на двор, к голубям маркизы.
— Ах, вы правы, я так хочу все увидеть! — с воодушевлением воскликнула Мина. — Скорее всего я отправлюсь на голубятню…
— Но почему? — спросил заинтригованный маркиз, заранее ожидая, что ответ будет самым неожиданным.
— Но ведь это же птицы самой Афродиты! — отвечала девушка. — Греки превозносили голубей за их красоту и нежность и восхищались ими.
— А Афродита была, разумеется, богиней любви.
Произнося эту фразу, маркиз заметил, как насторожилась девушка. Это напомнило ему реакцию Мины в тот раз, когда он невзначай в разговоре упомянул имя ее мачехи.
Однако он был не в состоянии проникнуть в ее мысли. Видимо, она думала о чем-то своем, когда отвечала ему:
— Голуби принадлежали Афродите, орлы — Зевсу, павлины — Гере. Они раскрывали свои звездные хвосты во славу богини Неба и Земли.
Мина улыбнулась и, взглянув на несколько удивленного маркиза, закончила:
— А утки принадлежали богу моря, Посейдону.
— Вы мне сейчас напомнили о таких вещах, о которых я давным-давно забыл, — сказал маркиз. — Однако, думаю, не ошибусь, если скажу, что птицей Аполлона считался лебедь.
— Правильно, — подтвердила Мина, которая не могла скрыть своего удивления тем, что маркиз знает подобные вещи. — А еще у него были ворон и ястреб, чтобы носить послания.
— Теперь и я начинаю понимать, почему вы считаете, что мы все напоминаем каких-нибудь птиц. Но если вы находите, что похожи на маленького, скромного крапивника, то с какой птицей вы могли бы сравнить меня? — поинтересовался маркиз.
Не раздумывая ни секунды, не взвесив того, что собирается сказать, Мина выпалила:
— Ну разумеется, с кем же еще вас можно сравнивать, как не с орлом, королем птиц — хищным и опасным.
Едва она это произнесла, как тут же поняла, что вновь невольно задела его. Мина в страхе взглянула на маркиза, не оскорбился ли он на ее нетактичное замечание.
— Я прекрасно понимаю причину, заставившую вас так говорить, Мина, — довольно сухо заметил маркиз. — Но, думаю, называя меня хищной птицей, вы кое-что забыли.
— В самом деле?
— Где-то в глубинах моей памяти отложилась однажды прочитанная или когда-то давно услышанная любопытная история об орлах. Говорят, крестьяне в северной Европе могут поклясться в том, что видели своими глазами, как орлы переносят на себе крапивников с золотым хохолком, самых маленьких из славного племени крапивников, к которому, как вы сами считаете, вы относитесь. Крапивники устраиваются на спине орлов среди перьев и пролетают с ними сотни миль над болотами и морем к северным пустынным землям.
Мина оживилась, выслушав его рассказ.
— Я вспомнила, что тоже слышала об этом, — горячо подхватила она. — Вы ведь не считаете, что это просто выдумки? На самом деле, это было бы замечательно, ведь правда?
Ее глаза светились от возбуждения, но маркиз понял, что ее взволновал и растрогал сам рассказ о птицах. Простодушная девушка ни на мгновение не подумала о скрытом в его словах смысле, не поняла намека на то, что он говорил не только о птицах.
Мина ни на мгновение не подумала, как это непременно сделала бы любая другая женщина на ее месте, что он в иносказательной форме попытался сказать ей, что она может легко оказаться в его власти.
…Маркиз нисколько не был удивлен, когда на следующее утро, придя в конюшни, обнаружил, что Мина уже там и готова к верховой прогулке.
Вчера вечером, перед тем как разойтись по комнатам, он сказал девушке, что, если она захочет покататься верхом, ей следует лишь сказать его старшему груму, и тот подберет для нее самую подходящую лошадь.
— А как вы думаете, милорд, он позволит мне самой выбрать лошадь? — робко спросила Мина.
— Думаю, это не доставит ему удовольствия. Он будет очень волноваться за вас и… за лошадь.
— Уверена, что он вскоре научится доверять мне, — просто сказала Мина, нисколько не обижаясь.
Разговаривая таким образом, они пересекли холл. Мина присела в реверансе перед маркизом и сказала на прощание:
— Благодарю вас, милорд, за этот интересный и приятный вечер.
Пока она поднималась вверх по лестнице, маркиз стоял внизу и наблюдал за ней. Он внезапно понял, что девушка вновь делает все не так, как он ожидал от нее. Она даже не подумала хотя бы раз оглянуться.
Любая другая женщина на ее месте, дойдя до верхней площадки, непременно бы наклонилась через перила, соблазняя его изгибами своего тела, и кокетливо пожелала бы ему спокойной ночи.
Однако Мина просто поднялась и, не оборачиваясь, направилась к себе в комнату. Маркиз не мог поверить своим глазам. Ему даже пришла в голову невероятная мысль, что она просто забыла о его существовании;
По дороге в библиотеку Тиан думал о том, что этот вечер был самым удивительным из всех вечеров, которые он провел наедине с женщиной. Эта странная девушка, почти ребенок, преподнесла ему сегодня такое количество сюрпризов, что он даже не мог припомнить и сосчитать их все.
Во всяком случае, он понял одно. Появление Мины в его доме означало несколько больше, чем он мог себе сначала вообразить. Это был не просто милый ребенок, которого он собирался учить поведению в свете и куртуазным манерам. Мина оказалась не только гораздо умнее, чем он мог себе представить, она была хорошо образована, много знала, обладала тонким, пытливым умом и наблюдательностью.
Во время обеда они много говорили о Карле II. Слушая девушку, маркиз был удивлен, обнаружив, как много она знает о жизни и увлечениях этого монарха такого, что можно было бы извлечь только из специальных и довольно редких книг по истории.
Она могла свободно обсуждать с ним иностранную политику государства при Карле II, говорить о научных интересах короля, о его увлечении охотой, бегами и лошадьми. Однако, кроме того, она высказывала свое мнение по поводу таких вещей, как отношение короля к абсолютизму, астрологии и связям с Голландией, чем несказанно удивила маркиза.