все камни, за которые я пыталась уцепиться, выскакивали из рук. Падение прекратилось так же быстро, как и началось – Йон смог вбить кирку в надёжный выступ.
–Прости, – прокричал он, задыхаясь, – камень сорвался, я не успел ничего сделать. Я потерял страховку. Потребуется ещё одна верёвка. Свен! Слышишь? Ты понимаешь, что тебе нужно делать?
Я закивала, и только потом поняла, что Йон не может меня видеть.
–Выйди из сцепки. Тебе нужно добраться до запасной верёвки.
–Может, я попробую…
–Склон слишком крутой, ты меня не вытянешь. Поторопись!
–Хорошо, – движения стали механическими, непривычно отточенными, – Ты уверен, что хорошо закрепился?
–Да, место надёжное. Но это ненадолго. Скорее, Свени!
–Сейчас!
Я высвободилась из сцепки и бросилась к рюкзаку, а затем назад, на ходу разматывая жизненно необходимый кусок растительных волокон, от которого теперь зависело абсолютно всё. Свесившись с обрыва, начала понемногу спускать веревку Йону.
–Не двигайся. Подожди, пока я пристегну карабин, – прокричала я, заканчивая спускать верёвку.
–Хорошо.
–Держись, я…
И бегу к карабину, бегу, и вдруг земля оказывается прямо перед глазами. Выстрел в висок, горячая волна шума ошпаривает глаза. Всё происходящее начинает блекнуть, чернеть, я пытаюсь ухватиться одновременно и за верёвку, и за ускользающую реальность. Только не сейчас, нет, пожалуйста, только не сейчас! Что произошло? Это какой-то кошмарный сон, это всё происходит не со мной! Я не успела пристегнуть карабин, я не успела… где… что это было? Я ничего не вижу, мир пульсирует, спутник мерцает кровавыми отблесками, я не…
Мгновенно всё приходит в норму. Секунду я не двигаюсь, позволяя органам чувств нащупать зацепки. Боль в голове. Ноги, кажется, запутались в верёвке. Руки сжимают её конец. Конец? Что? Меня мгновенно подбрасывает на ноги. Мир качается, но больше не рушится. Я бросаюсь к берегу и вижу, как в толщу болотной воды уходит верёвка. Я оборачиваюсь и вижу другой оборванный край, кусок верёвки также закручен вокруг дерева. Я всё ещё держу бесполезный конец. Сознание снова начинает ускользать, я словно наблюдаю себя со стороны. Это было бы отдушиной, если бы при этом я перестала чувствовать. Но нет, боль медленно, садистски, начинала пожирать мои внутренности, ещё замороженные от шока, но уже способные чувствовать каждый удар лезвия. Это… конец?
Бессознательно, мерно, я начинаю перебирать верёвочный хребет. Ради чего? Просто чтобы понять? Или чтобы увидеть своими глазами, что он… Но руки чувствуют какую-то тяжесть. Я тяну, тяну со всей силы, не решаясь подойти к краю жерла, увидеть своими глазами, не имея к тому же для этого даже малой толики физических сил. Я механически перебираю верёвку – это даётся мне слишком тяжело для пустоты, но и слишком легко для…
Натяжение внезапно ослабевает. Я что-то вижу сквозь пелену тумана в глазах и лужицы слёз, но не могу разобрать. Вытираю лицо грязной, окровавленной рукой и вижу, как из пропасти, цепляясь одной рукой за верёвку, а другой – за камни и почву, с трудом забирается… Нет, этого не может быть…
Я бросаюсь к нему, оттаскиваю как можно дальше от обрыва. Тело Йона бьётся в мелкой дрожи. Я достаю из рюкзака бутылку и выливаю всё содержимое на его лицо. Да разве может такая капля жидкости нейтрализовать кислоту? Но он и не мог выжить после такого падения.
–Свен… Оставь, я…
И снова я будто наблюдаю со стороны.
–Как? – умудряюсь произнести я, получается всего лишь жалкий хрип. Я падаю на колени рядом с Йоном, обхватываю руками его колышущееся тело, и чувствую, как кислота начинает жечь мои руки, моё лицо. Сердце Йона бешено колотится, я слышу его даже сквозь непрекращающийся шум в ушах. Но он был жив. Душа саднила, как и кожа. Но всё это было не важно, потому что Йон был всё-таки жив. Тепло наших душ согревало друг друга, и вскоре я перестала чувствовать кислоту. Здесь был только Йон, тот Йон, которого я знала всю жизнь.
Глава 11
Дом
Лёгкий ветерок колыхал разгорячённый воздух, полный страстей и эмоций, светлых и тёмных, но одинаково сильных, развеивая его, разрывая всё, что осталось от того дня. Облака двигались. Тонкая тесьма девственно-голубого неба соткала себя и тут же порвалась, когда надо мной мелькнуло высохшее, чёрное, как ночь, дерево. Всё могло бы быть иначе, подумала я. Как хорошо, что всё закончилось. Как хорошо, что наступил новый вечер. Так не хотелось отпускать! Проводить этот безмолвно-торжествующий закат, проследить за каждым лучиком, уползающим за горизонт, точно то был последний закат в моей жизни, и поэтому самый прекрасный. Хотелось запомнить каждое мгновение, каждый шепоток, принесённый в ладошках ветра, все запахи и оттенки того вечера, который стал самым важным и значительным моментом моей жизни, и, что бы ни случилось, не отпускать.
Утро было слишком безумным и стремительным, чтобы я могла его вспомнить. Оно состояло из шума квадрациклов, запахов госпиталя при Институте, из тревожных объятий мамы и усталой улыбки Йона с перебинтованным телом, из страха Джонатана, немого ужаса Инги и тихого уважения всех тех, кто понимал, ради чего всё это. Спасибо за то, что они понимали. Потому что сама я уже не понимала ничего. Мой мир свёлся к простым ощущениям. Плечи всё ещё чувствовали объятия Йона, а руки – натянутую верёвку, уходящую в бездну. Тысячи звуков и запахов роились вокруг, они врезались в лицо и таяли от моего дыхания. Время не вернулось к своей нормальной скорости, оно всё также тягуче плыло мимо, а я смотрела ему вслед, лишь слегка подгоняемая течением.
Я не спала больше суток. Хотелось поскорее добраться до дома, но поездка на квадрацикле вселяла ужас, и я пошла пешком, наотрез отказавшись от сопровождения. Мама думала, что я проведу ночь в больнице, но я не могла там больше оставаться. Нечто бессознательное желало удостовериться, что всё по-старому, что дома всё так, как я оставила три дня тому назад. Или четыре? Сколько прошло дней?
Ноги и руки тяжелели, словно обрастая влажными волокнами вечернего тумана. Идти с каждым шагом становилось всё тяжелее. Смертельная усталость разливалась по всему телу, подобно сильнодействующему снотворному. Веки сами собой слипались, точно ни в одной части тела не осталось ни единой мышцы. В душу сползала пустота, тяжёлая, иррациональная, усыпляющая пустота.
Кое-как я дошла до дома. Дорога показалась мне очень длинной, словно я несколько раз сделала круг вокруг нашей деревни. Облака остались за горизонтом, лишь две тонкие розовые нити заката стягивали небо. Я поднялась по лестнице и вышла на балкон. Примостившись