Да к тому же ещё неизвестно, кому он на самом деле служит.
Тут в разговор вмешался Крапивин.
— Но руководство Венгрии… Неужели они не понимают, куда их страну толкают «доброжелатели» по ту сторону большого солёного озера?
Генерал вздохнул.
— Понимают. Ты думаешь, Орбану эта война нужна? Мировому капиталу она нужна! Для них втянуть Венгрию в конфликт со Словакией — гарантированный шанс вновь поставить мадьяров в свое стойло. Что сейчас в Будапеште творится, ты, надеюсь, в курсе? — Левченко молча кивнул. Калюжный продолжил: — На днях мадьяры громко хлопнули дверями на переговорах с МВФ — попросту выставили миссию фонда за дверь. Те требовали сокращения бюджетных расходов — Орбан в ответ ввел дополнительный налог на банки. Хуже того — пришедшие к власти в Будапеште правые решили взять контроль над венгерским Центробанком — что, по мнению финансовой олигархии, просто верх неприличия. Плюс к этому — Орбан и его однопартийцы — а у них, вместе с правыми радикалами, две трети мест в парламенте, конституционное большинство — решили изменить конституцию Венгрии, причем так изменить, что вся европейская толерантная мразь аж взвыла от ужаса! А ты говоришь — кому эта война нужна… Ладно, товарищи офицеры, давайте подведем итоги. Левченко, твоё мнение?
Полковник встал, и, откашлявшись, сказал:
— Наши попытки принудить словацкую полицию вскрыть схроны с оружием — натолкнулись на глухую стену. По-видимому, руководство словацкого МВД решило не обострять ситуацию в обстановке, когда правительство балансирует на грани отставки — не надо забывать, что в тамошнем парламенте большинство все же у социалистов. Также нельзя сбрасывать со счетов возможность прямого предательства — кто-то в верхушке словацкой полиции состоит на жалованье у тех, кто задумал и осуществляет подготовку к мятежу. Мой разговор с господином Эрдеи, опять же, оказался бесполезным — венгр, очевидно, ждал, что в Словакии разразится скандал по поводу обнаруженных складов с оружием, и не дождавшись его — решил, что странный русский, который напугал его грядущим мятежом — просто болтун. В общем, по обоим направлениям — провал…
Генерал кивнул.
— Провал. Согласен. Но, положа руку на сердце — а разве могло быть иначе? Те, что играют за чёрных — в Центральной Европе, как у себя дома. В отличие от нас… Крапивин, ты что думаешь?
Тот лишь развёл руками.
— Товарищ генерал, мы не в силах предотвратить грядущую катастрофу — что уж тут рассусоливать? Да и чем нам — в смысле, России — грозит эта заваруха? Ну, перебьют друг дружку словаки с венграми — печально, конечно, ничего не скажешь — но ведь нас это, по большому счету, не касается?
Калюжный покачал головой.
— А вот здесь ты, Крапивин, не прав. И я тебе объясню, почему. — Замолчал, достал из стола пустую пачку сигарет, подержал её в руках, вздохнул, положил обратно — и продолжил: — Ну, то, что и словаки, и венгры — наши бывшие союзники, а словаки впридачу ещё и родственники — напоминать тебе не буду. Пустое это — хотя и у тебя, и у меня, и у Левченко там остались друзья, товарищи по оружию, коллеги по работе, а у Ведрича так вообще — жена чешка. Но, повторюсь, это мы опустим. Рассмотрим эту проблему с другой точки зрения — с точки зрения будущего. Вот как ты думаешь, Крапивин, Евросоюз — это надолго?
Крапивин хмыкнул.
— Навсегда, я думаю…
— Это ты зря так думаешь. В Чехословакии, во времена оны, был такой лозунг, если помнишь — «С Советским Союзом на вечные времена!» — остроумные чехи добавляли в этом случае — «Но ни секундой больше!». В семидесятые годы о том, что рухнет СЭВ или Варшавский договор ни у кого из моих сослуживцев и в мыслях не было! Социалистический лагерь казался монолитом! Не прошло и двадцати лет — как этот монолит рассыпался в прах… Евросоюз навсегда, ты полагаешь? А я вот считаю иначе. Полагаю, что очень скоро эта структура если не рухнет — то начнет крошиться, осыпаться, по его зданию пройдут мелкие трещинки; просто потому, что словак и португалец — только номинально оба европейцы, по сути, они между собой гораздо более различны, чем, скажем, венгр и белорус. Разные они, Крапивин, вот в чем дело… Плюс к этому — у больших стран старой Европы все явственнее проявляется экономический эгоизм, во имя прибылей своих компаний они разоряют промышленность своих южных соседей, да и сельское хозяйство тоже… Как итог — у новобранцев Евросоюза крепнет раздражение Брюсселем, потому как сегодня они находятся в куда большем экономическом ярме, чем это было при СЭВе. Мы, по крайней мере, их заводы не разрушали…
— Вы полагаете, что Восточная Европа в будущем станет зоной наших интересов? — в словах Крапивина явственно послышалась ирония.
— А сарказм здесь, Егор, неуместен. Жизнь — штука длинная, а с точки зрения экономики восточноевропейцам куда выгоднее входить в альянс с нами, чем с немцами и французами… И эта война — если она все же начнется — всерьез и надолго поссорит наших потенциальных будущих союзников. К тому же, если эту заваруху замыслили те, что играют за чёрных — то нам по определению требуется противостоять этим их замыслам! Сорвать осуществление их планов в Восточной Европе — не просто наше желание, а наш долг! Мы за это, кстати, и зарплату получаем — если кто-то забыл…
— Но товарищ генерал, если объективно — сегодня мы не в силах этому противодействовать… — попытался мягко возразить Левченко.
— А кто тебе сказал, что мы должны оперировать лишь категориями «здесь и сейчас»? — этот вопрос шефа изрядно озадачил Левченко.
— В смысле?
Калюжный хитро улыбнулся.
— В прямом. Здесь и сейчас мы слабее наших оппонентов — это правда, и против этого не попрёшь; но зато всего тридцать лет назад мы могли себе позволить делать в Восточной Европе всё, что захотим! И делали, кстати… Поэтому я и просил тебя озадачить Ведрича относительно отставников из ЮГВ… Надеюсь, сделал?
— Сделал. Ведрич нашел шесть человек — полковников и генералов в отставке. Пригласил в Москву. Трое уже приехали, остальных ждем завтра. Поселили в нашем особняке в Жуковке…
Генерал кивнул.
— Это хорошо. Предупреди их, что сегодня вечером я к ним приеду — погутарить за жизнь… Званий и должностей не называй, скажи — просто один без пяти минут отставник желает с ними пообщаться за рюмкой чаю.
— Позвоню.
— Ну вот и славно. Засим совещание считаю законченным, все могут быть свободны. — Хмыкнув, добавил иронично: — Придется мне, старику, за это дело самому браться, раз