была узнать, через что прошла ее собственная мать – как бы тяжело ни было возвращаться в прошлое.
– Здравствуй, Джесси! – сказала Ребекка, открыв входную дверь. Ее обдало холодным воздухом. Джесси стояла у порога и держала в руках небольшой букет тюльпанов. Ее светлые волосы были аккуратно уложены, а зеленые глаза блестели, когда она протянула ей цветы. На ней было темно-синее платье с запахом, и Ребекка заметила про себя, что живот у Джесси был меньше, чем обычно бывает у женщин на восьмом месяце беременности. Ей также бросилась в глаза пугающая худоба дочери и бледный цвет лица, но Ребекка постаралась вежливо улыбнуться, принимая цветы. – Заходи скорее, на улице холодно. Спасибо за тюльпаны. – Она наклонилась поцеловать дочь в обе щеки и сразу почувствовала себя неловко, как ей часто бывало во время их встреч. Ей тут же вспомнилось, как Айрис, которая была полной противоположностью Джесси, всегда влетала в дом, засыпая ее милой болтовней и звонким смехом и бросая ей под ноги целую гору пакетов. Вместе с Джесси Ребекке приходилось осторожно подбирать темы для разговора, но их беседы все равно не клеились. Она всегда так сильно хотела, чтобы в ее отношениях с Джесси была хоть капелька той легкости, которая отличала их с Айрис разговоры, – но может быть, теперь все должно было измениться? Может быть, уже сегодня ей с Джесси удастся лишиться их вечной неловкости… Ребекка могла лишь надеяться. Она улыбнулась дочери.
– Замечательно выглядишь, дорогая. Могу я предложить тебе чашечку чая?
Джесси застенчиво улыбнулась в ответ и последовала за матерью на кухню.
– У тебя есть кофе без кофеина? Я пытаюсь не пить ничего с кофеином, он не идет на пользу моей тревожности.
Ребекка тут же начала переживать о том, что предложить своей дочке. Джесси не заходила к ней домой уже больше года. Что же ей нравилось пить? Вместо того чтобы сходить в магазин, Ребекка все утро ходила из угла в угол и тревожилась о том, что Джесси может не прийти.
– У меня нет кофе без кофеина, но, мне кажется, где-то должен был быть чай с ромашкой. Боже, так неловко.
– Ничего. Я не большая поклонница ромашкового чая. Я просто выпью воды.
– Прости, Джесси, я совсем об этом не подумала. Могу сбегать в магазин, тут недалеко, – сказала Ребекка и направилась к входной двери.
– Правда, не стоит. Я вообще не люблю чай.
Ребекка сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. Это была всего лишь чашка чая, но она словно олицетворяла все, что не ладилось у них в отношениях. Ребекка и ее младшая дочка не могли представить себе свою жизнь без чая: они, подложив под себя ноги и захватив свои кружки, могли сидеть на диване часами и обсуждать все на свете. Если одна из них видела Джесси или слышала о ней что-то, они говорили об этом – и о том, как сильно они хотели бы с ней подружиться.
– Воды так воды. Может, газировки? – улыбнулась Ребекка, пытаясь растопить лед неловкости. Джесси последовала за ней на кухню.
– Вода из-под крана подойдет, спасибо.
Ребекка заметила, как ее дочь оглядела комнату, остановившись взглядом на многочисленных черно-белых фотографиях на стенах. Тут и там на снимках, сделанных в разные годы, улыбались отдыхающие Айрис и Джон. Внимание Джесси, казалось, привлекло другое фото, где Ребекка и Айрис в маскарадных костюмах корчили на камеру рожицы.
Единственная фотография с Джесси, сделанная во время их однодневной поездки в Брайтон, стояла на подоконнике. Это был последний раз, когда Ребекка видела Лиз. Она попросила ее сделать фотографию, чтобы у нее осталось хоть какое-то воспоминание, за которое можно было бы ухватиться и в котором все не крутилось вокруг мачехи Джесси. На этом снимке Джесси и Ребекка стояли перед буйным серым морем в холодный январский день. Она неловко приобнимала свою дочь, а та просто стояла рядом, опустив руку. Глаза Ребекки сияли от радости, но ее дочь могла только выдавить из себя слабую улыбку.
– Держи, – сказала Ребекка, протягивая Джесси стакан. – Пойдем в гостиную?
Проходя мимо стола в коридоре, Ребекка подняла фотоальбом и положила его под мышку.
– Я откопала несколько фотографий, на которых ты еще совсем маленькая. Подумала, что ты захочешь их увидеть.
Она мысленно упрекнула себя за то, как бесчувственно прозвучали ее слова. Почему ей понадобилось «откапывать» фотографии Джесси, в то время как фотографии Айрис были повсюду?
На самом деле она знала, почему. Фотографии новорожденной Джесси возвращали ее в то время, о котором она ненавидела вспоминать. Это было тогда, когда она боялась, что не сможет продержаться до конца дня, и каждое мгновение была полна такого ужаса, будто она вот-вот должна была сорваться с обрыва. Порой она едва могла открыть глаза, изнуренная самой жизнью, и ей казалось, что она уже скоро умрет, но в то же время она боялась уснуть, зная, что ее ждет очередная полная кошмаров ночь.
– Хочешь на диван? Ты, наверное, устала. Ох, я ведь не предложила тебе поесть, прости. Хочешь печенья?
– Нет, не нужно, спасибо. У тебя очень уютный дом, – сказала Джесси. – Я никогда не замечала этого раньше. Наверное, все потому, что на улице чертовски холодно.
Она посмотрела на гостиную, где Ребекка проводила большую часть времени, развалившись на диване со стаканом джин-тоника после долгих и невероятно тяжелых смен в больнице. Эту комнату едва ли можно было назвать стильной – она была загромождена подушками, огромными лампами и ворсистыми коврами, но Ребекка любила ее, и в этой комнате она чувствовала себя по-настоящему дома. Однако она даже не поняла, что под этими словами подразумевался комплимент; от них ей стало только тоскливее, ведь она впервые проводила здесь время вместе с Джесси.
Джесси села на диван и чуть слышно вздохнула.
Ребекка на мгновение замерла, размышляя, стоит ли ей сесть рядом с дочерью, затем, чтобы не создавать ей лишних неудобств, выбрала свое любимое кресло напротив. Джесси смущенно улыбнулась, и Ребекка почувствовала, что та вот-вот расплачется. Ее сердце болело за дочь. Несколько шагов между ними казались бездонной пропастью. Ей так хотелось подойти к своей девочке, обнять ее. Но это было не то, чего хотела Джесси. Ее дочь нуждалась в ответах, в честности, а не в поверхностном физическом контакте. Хватит ли у нее сил дать ей желанные ответы? Это еще предстояло выяснить.
– Что ж, ты не против, если я тебя спрошу, кто же счастливчик? – осторожно спросила Ребекка. – Не хочу лезть не в свое дело.
– Его зовут Адам. Он туристический фотограф. Мы вместе не так долго, где-то полтора года. Ребенок был