положение. Развитием Трансиордании, согласно новой политике, может заниматься только частная компания, не связанная с Сионистской организацией. Вейцман, я думаю, был вынужден пойти на союз с Вами.
— Вы правы, сэр. Они сознают, что единственной возможностью действовать там сегодня является моя корпорация. Вейцман и Арлозоров говорили об этом со мной. Они готовы сотрудничать.
— А может быть стоит всё-таки финансировать средства в осушение Хулы и её заселение? — спросил Ваучоп.
— Всё не так просто, как многие думают, — ответил Рутенберг. — Осушение и подготовка Хулы к заселению связана с продолжительным и очень дорогим процессом. Даже моя богатая компания не сможет это осилить. А я занимаюсь проектом, плоды которого будут немедленными. Я намерен поселить четыре-пять тысяч еврейских семей в Иорданской долине, но на западной стороне реки. Только на более позднем этапе и при Вашем согласии, разумеется, я расширю поселенческое предприятие на восточную сторону и сконцентрирую его в районах, близких к истоку реки Зарка.
— Я не против такого плана, господин Рутенберг. Если будут решены вопросы безопасности и соблюдены интересы арабских жителей, я буду готов содействовать Вашему предложению. Я не буду возражать и поселению на восточном берегу. И посоветую полковнику Коксу обсудить с Вами этот вопрос.
— Буду Вам очень благодарен, господин комиссар.
Ваучопу нравился его бурный и порывистый дух. Верховный комиссар ещё какое-то время сидел за столом, размышляя над его планом. Ему представлялось целесообразным вложить еврейские деньги в дело, которым рано или поздно пришлось бы заниматься империи. Он поднялся и подошёл к окну. Во дворе он увидел вышедшего из дворца и направлявшегося к автомобилю Рутенберга. «Жаль, такой умный и настойчивый человек», подумал Ваучоп. Мудрый политик и старый служака империи, он понимал, что правительство не заинтересовано в еврейских поселениях в Трансиордании. Ему важней сохранить общественный порядок с обеих сторон Иордана. А что касается арабских радикалов, он прекрасно знал, что агенты Британии негласно их поддерживают и подстрекают против евреев.
А на следующий день ему неожиданно позвонил Бен-Цви.
— Шалом, Пинхас. Я провёл сегодня заседание руководства Национального комитета.
— О чём речь, Ицхак?
— Мы знаем о планах спасения евреев Германии. Я собрал всех и коллеги меня поддержали. Мы приняли решение из трёх пунктов.
— Расскажи о них.
— Во-первых, мы призываем все учреждения и организации действовать немедленно для осуществления плана, который позволит алию евреев Германии и поселение их в стране.
Во-вторых, мы призываем способствовать объединению «предприятия народной помощи во главе с доктором Вейцманом» и большой экономической корпорации. И последнее: участие Сохнута и ишува во всех вопросах предприятия.
— Неплохо, Ицхак.
— Но это ещё не всё. Мы составили письмо Вейцману и тебе. И потребовали от вас стать вместе во главе предприятия.
— Мы уже договорились с Еврейским агентством о соглашении.
— Я рад, Пинхас. Но ты же понимаешь меня. Евреи нужны ишуву.
— Я об этом только и думаю, — вздохнул Рутенберг и положил трубку.
Он понимал интерес Национального комитета и Сохнута. В то время в Палестине жило почти двести тысяч евреев. Они составляли меньше двадцати процентов населения. Большинство из них были бедны, и палестинской экономике недоставало капиталовложений. Великобритания жёстко ограничивала иммиграцию евреев, допуская въезд только богатых людей, которые ввозили капитал в размере не менее тысячи лир стерлинг на человека. В Германии тогда жило более полумиллиона евреев. Многие из них были богаты и образованы. В Эрец-Исраэль прибывали бы не только финансовые средства, но также бизнесмены, врачи, учёные, инженеры и другие квалифицированные специалисты. Рутенберг не раз говорил об этом с Арлозоровым. Они встретились накануне отъезда Хаима в Германию.
— Завтра я уезжаю, Пинхас. Мой друг адвокат и бизнесмен Сэм Коэн договорился о встрече с людьми из министерства экономики.
— Ты хочешь предложить нацистскому режиму соглашение, которое открыло бы двери эмиграции сюда немецких евреев. Я слышал, Вейцман и Бен-Гурион тебя поддерживают. Ты думаешь, Гитлер на это пойдёт?
— Уверен, что препятствовать он не будет. Германия заинтересована в прорыве международного бойкота. Немецкое руководство воспринимает его как угрозу экономике, которая и так в весьма плачевном состоянии. В тоже время оно желает избавиться от евреев. Я разработал план, который выгоден для Германии. Благодаря ему она поправит своё финансовое положение.
— В чём он состоит, если не секрет?
— Я не делаю из этого тайну, Пинхас. Деньги от проданного евреями Германии имущества будут переходить на счета Англо-Палестинского банка и «Темпельерского банка». На эти деньги компания, которую я предлагаю назвать «Хаавара», будет закупать немецкие товары, предназначенные для импорта, и продавать их в Палестине и Европе. Вырученные от продажи средства предназначаются для помощи репатриантам из Германии. Так мы обеспечим трансфер еврейских капиталов в нашу страну.
— Британия узнает, что их товарам в Эрец-Исраэль появится конкурент, и будет противиться твоему соглашению, — возразил Рутенберг.
— Я об этом подумал. Конкуренция, конечно, возникнет. Но, с другой стороны, мой план наводнит Эрец-Исраэль деньгами и специалистами различных профессий. Это даст толчок нашей экономике. А Британия заинтересована в том, чтобы уменьшить здесь свои затраты.
Рутенберг пожелал Хаиму успеха, и тепло с ним попрощался. Он не думал, что видит его в последний раз. Они могли пересечься в Лондоне, где по пути из Германии в Эрец-Исраэль Арлозоров встретился с министром колоний. Он объяснил Канлиффу-Листеру тогда суть договора о трансфере, который составил в беседах с официальными сотрудниками Третьего рейха.
В мае Рутенберг, переговорив с полковником Коксом, отправился в Лондон вслед за Артуром Ваучопом. Руководство Сохнута присоединилось к соглашению с эмиром, и положение Рутенберга изменилось. До этого он действовал, как частный человек. Теперь он мог работать по двум направлениям. Он продолжил использовать своё положение, как влиятельного представителя