– Скажите, доктор. Раз, как я погляжу, теория … Уничтожения персонала и всей органики чужого корабля у вашего научного подразделения есть, должна быть и теория того, как неподвижному и лишённому конечностей, приборов, и вообще – движущихся частей, монстру-амёбе, удалось вырваться на свободу, и пожрать всё это.
– Ну, не всегда же он выглядит так, как неподвижная амёба! Да даже амёба – может выпускать ложноножки! Гарантирую: если дать нашему другу вволю жидкости и позволить свободно перемещаться – он примет первоначальный облик.
Правда, какой – ещё не знаю. Но – явно поопасней огурца…
– Отлично, доктор. Надеюсь, ваши сотрудники не дают ему… Вволю воды и пространства?
– Ну что вы – как можно! Я уж позаботился всех проинструктировать!
Старший лаборант Матс Крюгер отдёрнулся от тубуса:
– … твою мать! Вот же с-сука!
Мангеймер поспешил подойти, оторвавшись от огромного экрана на стене, где в третий раз воспроизводил запись реакции существа на бомбардировку ядрами урана:
– Что там у вас, Матс?
– Вы не поверите, доктор! Проклятая хреновина – извините, Бога ради! – плюнула в меня! – в подтверждение своих слов лаборант провёл пальцем по щеке, и показал его доктору. Правда, на пальце ничего не оказалось. Или этого там было настолько мало, что и не увидать без приборов.
Доктор среагировал быстрее, чем остальные, кто находился в комнате, успели хоть что-то сообразить:
– СТОЙ, ГДЕ СТОИШЬ!!! И ни к чему не прикасайся!!! Внимание всем! Тревога! Запереть блок! Приказываю оставаться на местах до особого распоряжения!
После стадии «выпученные глаза» наконец наступила стадия «оперативного реагирования». Все защёлкали тумблерами, и стали отдавать команды механизмам. Док сжал кулаки. Разжал их:
– Матс. Хватит дёргаться. И прекрати трогать себя за лицо. Тебе придётся потерпеть – будет больно!
Из-под стола док выудил громоздко-нелепую конструкцию, опутанную проводами и топорщащуюся деталями:
– Протяни руки сюда, ладонями ко мне! – Мангеймер повёл раструбом загудевшего агрегата вдоль ладоней, лаборант заорал:
– А-а-а!.. Больно же! Вы – что, издеваетесь, сэр?!
– Нет, баран безмозглый – тебя пытаюсь спасти! А сейчас – лицо!
Лицо Матса под микроизлучением быстро покраснело и стало напоминать пережаренный лангет. Лаборант только прикрыл веки – чтобы не ослепнуть!
Док положил излучатель прямо себе на стол:
– Теперь иди в Блок номер двенадцать. Двери тебе откроет Питер – кивок Питеру.
– Но профессор… Это же значит – что вы меня… Изолируете?
– Ну да. А чего бы ты хотел? Ты теперь – потенциальная угроза для всего живого на «Рональде Рейгане». Так что будь любезен – иди!
– Я… Я… Никуда я не пойду! – в тоне хватавшего воздух ртом лаборанта вдруг прорезался характер, – Если вы меня там, – кивок головой на пластосиликоновое бронированное окно бокса, – закроете – всё! Мне пипец! А то я не знаю, что живым мне оттуда не выбраться! Затрахаете опытами!
– И – что? Ты как хочешь умереть: героем, или – предателем человечества?
– Знаете, док, вы – злобный и циничный гад! Нашли время иронизировать!
– Я не иронизирую. – в руке доктора вдруг возник предмет, который он, собственно, всегда носил в кармане рабочего халата, но только сейчас извлёк на свет Божий – впервые за эти годы. Парализатор. – Или ты заходишь сам. И ждёшь, когда мы засунем туда и разные средства обеззараживания, и придумаем способы спасти тебя, или…
Или тебя туда занесут. Парализованного. И тебе будет ещё и очень (Гарантирую!) больно.
Рука, державшая миниатюрное, аккуратно (в отличии от излучателя) выглядевшее оружие, не дрожала. Матс сглотнул. Потом всё же попятился:
– Ну, док, вы и редкостный тварь. Похлеще чёртова студня…
– Был бы ты на моём месте – и ты стал бы тварем. И не из страха за себя. А из банального здравомыслия. Подумай сам: чего ты добьёшься, если сейчас осложнишь нам работу своим сопротивлением?
Мы просто можем не успеть дезактивировать тебя как надо!
– Ладно… Считайте, что я «внял голосу рассудка»…
Матс свирепо дёрнул плечом, повернулся, увидел, что Питер Коллинз уже открыл двери блока, и прошёл за тройные прозрачные двери. Доктор Мангеймер, закрыв и заперев их, вздохнул (вслух) и грязно выругался. (Про себя!)
Чувствовал он себя последней сволочью. И…
Жутко боялся.
Он только надеялся, что дрожание коленок не заметят подчинённые…
Нехорошие предчувствия охватили, впрочем, не его одного – остальные лаборанты с побледневшими лицами не сводили глаз с руководителя. Доктор сказал:
– Немедленно всем одеть мейларовые перчатки. Собрать все предметные стёкла с объектом. Накрыть предметным стеклом и препарат на столе Матса. Отправить всё в загрузочный люк печи.
Суеты, конечно, не наблюдалось, но всё оказалось сделано буквально за секунды.
– Доктор! А препарат Матса-то… накрыт стеклом! – Питер Колинз брезгливо, словно в зажиме – издохшая неделю назад кошка, нёс предметное стекло Матса к печи.
– Всё равно – засунь-ка его туда!
Только убедившись, что всё сделано, как он велел, Мангеймер вытер прямо рукавом халата обильный пот на лбу. Подошёл к переговорному устройству:
– Матс! Как это получилось, что студень в тебя плюнул? Ведь он же был под стеклом!
– Не знаю, док. – Матс, сидящий прямо на полу (поскольку никакой мебели в блоке для изоляции не имелось) усиленно тёр красный лоб и чесал щёки – похоже, ощущения напоминали те, что возникают при солнечном ожоге, – Но, думаю, что почти вся масса сбежала на край стёкол. И стреляли в меня именно с края стекла!
– Ладно, понятно. Вернее – не понятно, но предположим, наш друг может передвигаться и в нанометрическом пространстве меж стёкол… Подожди, сейчас обработаем всё здесь, в комнате, и тобой займёмся.
Включив снова аппарат, доктор подумал, что, возможно, он уже опоздал. И теперь, похоже, один из «способов нападения», как это назвал бы подполковник Дорохов, чёртова студня, им известен.
Вот только – толку…
Он сам вложил в приёмный люк бокса двенадцать коробку с хирургическими интарументами:
– Матс. Здесь – скальпели. С лазерными, и обычными лезвиями. Шприцы с обезболивающим. Если чего почувствуешь – лучше просто… вырежи. Или – отрежь. Лучше остаться без пальцев, чем… Сам знаешь.
– Да, док, знаю. – на ставшем теперь блёкло-синим лице лаборанта проступили крупные капли пота, и губы он кусал так, что только что кровь не выступала, – Если что… Передайте Рэйчел и Вайолет, что я их… Любил. И буду любить всегда. Прощайте.
Мангеймер и сам поджал губы. Затем взял себя в руки:
– Внимание! Всем подойти. Начнём с тебя, Лаллана. Раздевайся. Одежду и обувь в печь. – доктор, поводив раструбом наспех собранного микроизлучателя по полу, ткнул стволом на это место. – Становись сюда!
– Но док… Эта дрянь сожжёт мне весь… Э-э… Верхний слой кожи!
– Будешь много выступать – отправлю к Матсу. – желваки, ходящие под кожей скул не оставляли сомнения, что док так и сделает. – Становись уже! Времени – в обрез! Абомиянг! Ты – следующий!
Пока Лаллана поворачивался, поднимая руки и ноги, и орал и ругался, док думал, что времени и правда – в обрез. И то, что он делает, может и не помочь, если хотя бы пара молекул студня всё же витает в воздухе, и попала – в лёгкие ли, или на кожу…
Да и весь объём помещения придётся теперь обработать – даже подволки! Пытаться спастись – надо!
Иначе всем им – смерть!
И ещё – какая ужасная…
– Как – заражён?! Вы же говорили, что ваш чёртов персонал самый квалифицированный, умный, и всё такое прочее!
Удерживая трубку телефона вспотевшей, несмотря на отсутствие одежды, ладонью, доктор Мангеймер кусал губы:
– Совершенно верно, генерал, сэр. Но мы же не могли предположить, что фитюлька размером-то с несколько тысяч молекул – с булавочную головку! – может дистанционно выстрелить прямо с предметного стекла!
– И чем же это она «выстрелила»?
– Разумеется, своим же телом! – доктору уже не хотелось пенять начальству на непонятливость, иногда граничащую с тупостью, – Ну, то есть – достаточно всего нескольких нанограмм, чтобы заражение произошло. И в данном случае то, что «снаряд» преодолел двадцать сантиметров – невероятная удача! Для студня.
Ну, и для нас – если б он «промахнулся», мы бы и не узнали, что уже находимся в «заражённом» помещении… А ещё – счастье, что Матс «плевок» почуял. А вот – если бы нет… Кто-нибудь мог и наступить. И, ничего не подозревая, разнести заразу по «Рональду».
А «объектом для прицеливания» было выбрано явно – именно лицо. Как мне кажется, потому что оно – самое горячее. Вероятно, механизмы мышления, или инстинкты студня говорят ему, что целиться надо именно в нечто тёплое, и пахнущее… Пищей.
– Какие, на … , «механизмы мышления»?! Или – «инстинкты»?! Вы же первый тут утверждали, что внутри не происходит никаких процессов, сопровождаемых микроэлектронной деятельностью – то есть, проще говоря, чёртовых биотоков – нету! И это свидетельствует о том, что монстр – не мыслит!