Особым уютом заведение тоже не отличалось, зато — неоспоримое достоинство — кухня была действительно почти домашняя, за что генеральный и привязался нежно к этому ресторанчику. А уют… Что уют? Неужели тяжело создать уют для новогоднего праздника? Украсили зал еловыми ветками, гирляндами, шарами, серпантином — вот тебе и уют. В углу рядом с эстрадой установили большую елку, украсили по всем правилам. Главное — что посторонних в этот вечер в ресторан не пропускали: зал был выкуплен полностью.
Сомнения остались в прошлом. Ира пришла одна — это единственный выход из ситуации, в которую она сама себя загнала. Тогда стоит ли казнить себя за отсутствие выбора? В конце концов, ничего страшного не происходит. Сегодня она отпразднует в обществе сотрудников, а 31 декабря вместе с семьей. Сегодня — всего лишь сабантуйчик 'по поводу'. А дома у них будет самый настоящий Новый год. С Оливье и Шубой. А главное — с любимыми мужем, дочерью и старенькой мамой.
Скинув шубку в гардеробе, она подошла к зеркалу. Оттуда на нее смотрела молодая, очень привлекательная дама. Каким чудом парикмахерше удалось уложить короткую стрижку в нечто невообразимо-крылатое — тайна за семью печатями. Однако результат радовал не только оригинальностью, но и красотой. Ну а лицо… Что лицо? Все как всегда, только макияж чуть смелее, чем в будни. И, конечно же, спасибо пластическим хирургам — ни один крем не даст такого эффекта: в сорок один выглядеть на неполных тридцать. Жаль, что не навсегда. Но об этом пока еще рано печалиться.
Ах, если бы можно было еще и руки омолодить!
Зато платье ей очень идет. Не короткое, не открытое, а так подчеркивает все ее плюсы, что наверняка не одна женщина посмотрит сегодня в Ирину сторону с завистью. И мужчины наверняка будут смотреть. Только завидовать им будет не кому — Ира пришла без спутника.
Сегодняшний вечер для Ларочки был очень важен. В предвкушении удовольствия настроение уже скакнуло на десяток ступеней вверх. И было от чего: на премию она приобрела весьма недурственный костюмчик чудесного золотистого цвета, который так замечательно подходил к ее волосам.
Правда, на новые туфли денег уже не хватило, пришлось довольствоваться старыми, не слишком нарядными. Да и сумочка-косметичка подмышкой тоже не блистала новизной. Зато в ней хватило места для новенького фотоаппарата, о котором Ларочка давно мечтала. По сравнению с костюмом и фотоаппаратом туфли и сумочка казались такой мелочью, что не стоило огорчаться.
Столы были сдвинуты буквой 'П', дабы все всех видели и все со всеми общались. В прошлый раз рассадили людей за отдельные столики, в итоге общего праздника не получилось: с кем за столик попал — с тем и кучкуйся целый вечер. Скука смертная. Решили больше не экспериментировать и расставили столы, как обычно: может, не слишком модно, не по-европейски, зато все довольны.
Первые минуты за столом царила неловкая тишина. Вернее, тишина была весьма условной: со всех сторон неслись едва слышные просьбы подбросить салатика или наколоть колбаски. Но тихонько, чтоб никто ничего дурного не подумал. Кто-то чуть смелее, чуть громче других заявлял:
— Нет, нет, шампанское пусть пьют девочки. Лично я предпочитаю водку.
Другой, преодолевая неловкость, спрашивал у ближайших соседей:
— У вас нет лишней вилки? А у вас? На обмен могу предложить рюмку.
Разобравшись, наконец, с приборами, напитками и закусками, дружно замолчали и уставились на генерального в ожидании тоста.
Шеф, Владимир Васильевич Шолик, традиционно занимающий центральное место за начальническим столом — перекладиной буквы 'П' — тяжело поднялся, придерживая брюшко рукой, чтоб ненароком не зацепить тарелку. Оглядел сотрудников с видом хана, взирающего на свое войско. Положил руку на плечо сидящей рядом супруги, демонстрируя, кто в доме, да и вообще в тресте, хозяин, и, наконец, произнес торжественную речь:
— Друзья мои! Уж не упомню, в который раз мы все вместе собрались в этом зале, а значит, еще один год остался в прошлом. Все мы немножечко, самую малость, постарели, что, впрочем, совершенно не отразилось на лицах наших прекрасных женщин. Все мы немножечко стали опытнее. Некоторые даже мудрее. В общем и целом год для треста был весьма недурным, поработали мы с вами на славу. Так что сегодня, в канун Нового года, имеем полное право расслабиться. Новый год каждый из нас будет встречать дома, в кругу семьи, может быть, в кругу друзей. А сегодня мы будем веселиться с теми, с кем целый год работали рука об руку, делая одно общее дело. Дамы и господа! Прошу отнестись к сегодняшнему празднику с полной ответственностью, дабы не было желания наверстать упущенное в течение следующего года. Сегодня объявляю раздолье и вседозволенность для всех, после праздников же стану вновь сердитым и требовательным начальником. С Новым годом, дорогие мои, с Новым счастьем!
Народ радостно подхватил, протягивая навстречу друг другу рюмки и фужеры:
— С Новым годом!
Звучавший еще минуту назад звон бокалов, разбавленный человеческим гомоном, сменился звяканьем вилок. Закусывали тщательно: убранство стола способствовало обострению аппетита. Шолик, как обычно, не поскупился: столы были щедро уставлены закусками. Тут и красная рыбка, и яйца, фаршированные красной же икоркой. Удерживая ощеренной беззубой пастью веточку петрушки, истекала соком стерлядка под нежным сливочным соусом. Салаты, заливной язык, ветчина, балыки, сыры, паштеты…
Вскоре кто-то самый отчаянный заявил в полголоса:
— Наливай!
Негромкий призыв был услышан и охотно подхвачен. Уже через двадцать минут чувствовалось то радостное оживление, когда народ уже не трезвый, но еще и далеко не пьяный. А значит, впереди ждет много интересного.
Черкасов сидел под углом к Ирине — субординация в тресте соблюдалась даже за праздничным столом.
Не замечать его внимание становилось все сложнее. Даже на работе трудно было укрыться от его пристальных взглядов. Здесь же, когда они оказались почти напротив, делать вид, будто его не существует, не было никакой возможности.
Сначала он хоть как-то придерживался приличий. Но с каждой минутой Черкасов смотрел на Ирину все пристальнее. Под его взглядом она едва не подавилась оливкой, из-за чего почувствовала себя совсем неловко.
Он был ей неприятен. Однако, несмотря на очевидную антипатию, Ира не могла не восхищаться его красотой. Вылизан до лоска. Надушен, как баба. Отвратительно! Но при этом чертовски привлекателен. Настолько, что трудно не смотреть в его сторону.
На работе проще — отвернулась, и вроде нет никакого Черкасова. И взглядов его прилипчивых нет. Здесь же куда ни посмотри — глаз сам собою на нем останавливается. Проклятье!