Наглая рожа лейтенанта была ей отвратительна. Претила мысль, что она могла провести ночь с этим ублюдком. Куда только глядели ее глаза, когда она позволила ему забраться под ее одеяло?!
Однако еще отвратительней казалась мысль остаться здесь еще на неопределенное время, с ненормальной Марковной. Да и концерт ведь завтра, а без этого мерзавца ей, похоже, действительно отсюда не выбраться.
Задержав на несколько секунд дыхание, Паулина попыталась успокоиться. Сказала примирительно:
— Небогатый ты мне выбор предлагаешь, — И, словно еще чуточку поразмыслив, продолжила с наигранным сомнением в голосе: — Пожалуй, я могла бы выбрать тебя, если ты прекратишь меня оскорблять. Про честь офицера ты хорошо помнишь, а про мою забываешь.
Николай мерзенько усмехнулся в усы:
— Нет, милая, это ты забыла о своей чести. О какой чести ты говоришь, если с тобой позавчера не переспал только импотент? Впрочем, таковых в той компании не нашлось. И не говори мне, что это первая в твоей жизни групповуха — мне о тебе давно такое рассказывали, да я все верить отказывался: быть того не может, чтобы Паулина Видовская, такая милая девушка, оказалась проблядью.
Теперь он говорил совершенно будничным тоном, вроде не пытался оскорбить Паулину, а просто констатировал факт. Ей стало совсем не по себе. Этот что, тоже завидует ее оглушительному успеху? Так ведь вроде не артист — пусть бы своим коллегам завидовал.
— Так вот, дорогуша, — продолжал тот. — Мне будет очень нелегко все забыть, однако даю тебе слово офицера, что никогда в жизни не напомню о твоем прошлом. Этот разговор в нашей совместной жизни будет единственным, и то лишь для того, чтобы расставить точки над 'i'. Чтобы не было у тебя соблазна без конца укорять меня тем, что ты, такая вся из себя возвышенная скромница-красавица, пошла на невесть какой мезальянс, выйдя за меня замуж. А потому запомни на всю жизнь, что это ты у нас в семье — шлюха и билять в прошлом, а я — доблестный офицер, по благородству души решивший избавить тебя от позора.
У Паулины закружилась голова, кровь прилила к лицу. В висках пульсировала мысль: почему он с таким упорством называет ее шлюхой? За то, что переспал с ней разок, и уже сразу шлюха? Так теперь не те времена, чтоб в девственницах до свадьбы прозябать.
А что значили его слова о групповухе? Что за грязные инсинуации?! Что за намеки о том, что импотентов в их компании не оказалось?
С ужасом вспомнилось: она ведь в той компании была единственной дамой. Ее даже радовало отсутствие соперниц. Неужели?..
Да быть такого не может. Нет, это неправда! Хотя…
Нет, все равно нет! И пусть она ничего не помнит об этой вечеринке, как и обо всех предыдущих, пусть она помнит только то, с кем проснулась наутро — все равно не может быть, чтобы…
Он специально это говорит. Чтобы она, Паулина Видовская, забыла, что она звезда. Он просто зовет ее замуж. Весьма своеобразно, надо сказать. Для того чтобы она не отказала, мажет ее дерьмом: дескать, выбора у тебя нет, это я тебе еще одолжение делаю.
Сволочь. Ну ладно — захотелось тебе на звезде жениться. Но ты ж человеком будь, а не сволочью!
Хотела выкрикнуть ему все это в лицо, а вместо этого прошептала испуганно:
— Почему ты так говоришь? Какая групповуха? Почему ты все время называешь меня шлюхой?
— А как тебя назвать? Как бы ты сама назвала…ммм, даму, обслуживающую восьмерых мужиков? Даже не удаляющуюся для этого в отдельную комнату, а с видимым удовольствием проделывающую это на глазах истекающих слюнями кобелей. Можно, конечно, найти другие эпитеты, однако вряд ли они будут звучать более нежно, да и суть исказят. Я, например, не могу назвать тебя проституткой: ты не взяла ни копейки ни с меня, ни с остальных. Единственная плата за твои услуги — шампанское, но это такие мелочи, обычный разогрев перед сексом. И хватит об этом. Ты думаешь, мне приятна мысль о том, что моя жена шлюха?
На глаза навернулись слезы. Неужели вся эта грязь — правда?! Нет же, нет! Он просто сволочь, и играет свою сволочную роль до конца. Прекратить кошмар может только одно: ее согласие выйти за этого ублюдка.
Хорошо, пусть так. Если это цена ее свободы — она скажет ему 'да'. А потом… Не обязана же она выходить за него замуж, даже если сказала 'да'?
Однако слезы обиды сдержать не получилось, как ни пыталась.
Николай не преминул воспользоваться ее слабостью.
— О, прости, детка, я, кажется, уже нарушил свое обещание не напоминать тебе о прошлом! — воскликнул с изощренным издевательством в голосе. — Но я обещал тебе не делать этого с завтрашнего дня, а сегодня потерпи чуток, прочувствуй напоследок всю низость твоего падения. Хорошо хоть я пленку засветил — ребята ведь 'нащелкали' море пикантных фоток с твоим участием. Причем старались, чтобы в кадр попали не только твои прелести, но и личико, искаженное экстазом.
Издевательство уступило место злобе. Та в свою очередь досаде:
— Не уверен, что таких фотографий не наделали раньше. А потому вот тебе мое офицерское слово — отныне и навсегда сцена для тебя под запретом: того и гляди, какая-нибудь сволочь надумает шантажировать.
'Сволочь тут одна', - подумала Паулина, однако перебивать Николая не осмелилась. Еще минуту назад была уверена, что всю эту мерзость он придумал только ради того, чтобы вынудить ее выйти за него замуж. А упоминание о фотографиях напугало не на шутку. Неужели все это правда, и она… И она то, что он о ней говорит? Если так — ей самое место в его женах. Заслужила. Головокружительная карьера, ничего не скажешь!
Но все равно это неправда! Это не может быть правдой!
— Или еще лучше — сугубо ради развлечения пустит эти фотографии в народ, — продолжал собеседник, не замечая ее настроения. — Так что цени мое благородство: не каждый решился бы после этого жениться. Ну все, так и быть, забыли о прошлом. Вернее, считай, что я забыл, а ты помни, кто ты есть на самом деле. Помни, что ты шлюха и тварь, и цени мое мужество и благородство.
***
— Ааах, — вырвалось из груди.
Самолет провалился в воздушную яму, и Ира почувствовала, как от лица отлила кровь. Должно быть, кожа приобрела зеленовато-оливковый оттенок, модный в этом сезоне. Хорошо, что ее никто не видит, даже собеседница. Та смотрит прямо перед собой, чуть склонив голову в Ирину сторону, чтобы не пропустить ни слова.
Дыхание восстановилось, и Ирина повернулась к ней:
— Ох, простите великодушно, никак не могу привыкнуть. А вы не боитесь?
Соседка посмотрела на нее, уверенно покачала головой:
— Не боюсь. Это всего лишь физика. А самое главное: чему быть — того не миновать.