Разгульная жизнь продолжалась. Все чаще Паулину приглашали не в ресторан или клуб, а на частные вечеринки, устраивавшиеся на квартирах или подмосковных дачах. Там она чувствовала себя настоящей звездой: ее появление в разгар вечеринки вызывало такой восторг гостей, что сердце девушки умывалось медом. Еще больше радовалась она тому, что является единственной дамой в коллективе, а стало быть, конкуренции за мужское внимание не будет.
И правда — фужеры с шампанским протягивали со всех сторон. Паулина с наслаждением утоляла жажду, щебетала пташкой, танцевала то с одним кавалером, то с другим, после чего словно проваливалась в небытие и просыпалась лишь утром, обычно с кем-то из многочисленных гостей.
Это ее не слишком пугало, даже не печалило: ах, подумаешь! На дворе конец семидесятых, сексуальная революция в самом разгаре. Скромность может украшать только ту девушку, у которой нет других украшений.
Однажды после очередной пирушки она проснулась рядом с незнакомым мужчиной. К такому повороту Паулине не привыкать. Улыбнулась приветливо: здравствуй, парень! я — Паулина, а ты кто?
В отличие от предыдущих коллег по пробуждению, этот был хмур и определенно зол. Вместо привычных комплиментов в свой адрес она услышала:
— Все, девочка, кончилась твоя жизнь разгульная. Не могу я на это смотреть. Поедешь со мной — это вопрос решенный.
Она пыталась брыкаться и отнекиваться, однако незнакомец взвалил ее на плечо, как мешок с картошкой, и под насмешливым взглядом хозяина квартиры пронес к выходу.
К счастью, утром зевак было не слишком много, иначе Паулина сгорела бы со стыда — ее таскали на плече, будто багаж. Этот мужлан не опустил ее на землю все время, пока ловил такси. Потом, опять же без тени уважения к ее певческим и прочим талантам, закинул на заднее сиденье, сам уселся туда же, чтоб у нее не возникло желания выпрыгнуть из машины на ходу.
Ехать пришлось далеконько: Москва уж давно позади осталась. А этот мужлан ни слова, ни полслова. Сначала Паулина думала, что он везет ее для продолжения банкета — пока другие не переманили. Ну хорошо, хорошо — она же не возражает! Зачем же так-то, по-свински?!
Однако уж и дачные поселки проехали, а машина все мчится куда-то. Выспрашивать, унижаться — не для Паулины. Она спокойно приняла судьбу. Не в первой, в конце концов. Она Паулина Видовская, ей ничего не страшно!
Вместо продолжения банкета она оказалась в глухой деревне на попечении неразговорчивой старухи. Что за деревня, что за бабка, и как оттуда выбраться — Паулина не знала. Деревушка — не деревушка, так, скорее, забытый хуторок. Из звезды эстрады девушка в одночасье превратилась в пленницу.
Впрочем, с полным основанием назвать это пленом было бы нечестно: никто ее не держал взаперти, никто не охранял. Однако выбраться оттуда без посторонней помощи не удалось: единственная дорога, пересекавшая хуторок, была, скорее, похожа на тропинку и ездили по ней разве что подводы, запряженные старыми клячами, да и те нечасто. Так что деваться пленнице было решительно некуда — не пешком же отправляться на каблуках и в вечернем платье!
Старуха, хозяйка неказистого домика, была то ли глухонемая, то ли не совсем в разуме. Так или иначе, а добиться от нее чего-то вразумительного Паулине не удалось. Хоть плач, хоть кричи — толк один: никакого толку.
А через два бесконечных дня на хуторок наведался давешний приятель Паулины. Впрочем, какой же это приятель, если она даже имени его не знает. А может, просто не помнит. Так, партнер по постели. Обычный, ничем не примечательный партнер.
Имя у партнера оказалось тоже обычное — Николай. Однако поведение его сильно отличалось от нормы, к которой она успела привыкнуть за время недолгой пока еще звездной жизни. Не гордился он знакомством с модной певицей, не восторгался неземной ее красотой, не восхищался замечательной ее, ладненькой фигуркой. Был с нею хмур и даже откровенно груб, немногословен, и уж совсем далек от мысли о комплиментах.
— Значица так, девонька, слушай сюда. Внимательно слушай. Повторять я не привык. Отныне жить ты будешь либо со мной, либо с этой старушкой — и не говори потом, что выбора я тебе не предоставил. Про сцену и жизнь, так сказать, светскую, забудь. Пока не поздно, буду делать из тебя человека.
Такие перспективы девушку, естественно, не обрадовали:
— Да кто ты такой? И кто дал тебе право так со мной разговаривать? Ты вообще знаешь, с кем говоришь? Я, между прочим, Паулина Видовская, и разговаривать так с собой какому-то быдлу не позволю! Так что пошло на хер, мурло, и быстренько вези меня домой — у меня концерт завтра!
В ответ на гневную тираду 'мурло' отвесило ей звонкую оплеуху и ответило хорошо поставленным голосом:
— Я есть лейтенант нашей родной Советской Армии. А ты есть ни кто иная, как шлюха, даже если и зовут тебя все еще Паулина Видовская. Шлюха и билять. Только я это твое блядство прекращу, натуру блядскую вытравлю по капле, ты у меня еще будешь человеком.
Адекватно отреагировать на оплеуху не удалось — ужасные слова заслонили ужасный поступок. От возмущения Паулина едва не задохнулась. Несколько секунд хватала раскрытым ртом воздух, однако легкие, кажется, отказывались его принимать, потому что выдохнуть она забыла.
Наконец, приведя дыхание в норму, гневно зашептала:
— Как ты смеешь, гнус? Ты, вшивый лейтенантишко, смеешь так разговаривать со мной, Паулиной Видовской?! Да ты, да я…
Опять сбилась с нормального дыхания, подавившись собственным гневом. Собеседник же лишь ухмыльнулся кривовато:
— Я предупреждал, что повторять не люблю. Но тебе, возможно, нелегко будет привыкнуть к факту, что на самом деле ты шлюха и билять, а потому попервости я буду часто тебе это напоминать, пока не поймешь. А насчет гнуса и прочих эпитетов поостерегись: ты задеваешь честь офицера, а это не прощается. Считай, что я тебя предупредил. Итак, выбор за тобой: поедешь со мной или останешься с Марковной? Если ты еще не поняла, я тебе расскажу: без меня ты отсюда не выберешься — вокруг глухой лес да болота, и куковать тебе здесь придется до тех пор, пока все-таки не выберешь меня. Я тебя сюда привез, и только я смогу увезти обратно. Так что?
Паулина молчала. Не то чтобы испугалась, но не нашла, что ответить. И все-таки испугалась. Она никогда раньше не сталкивалась с такой злобой. Зависть — да, с нею она сталкивалась частенько. Завистников у Паулины было много. Да что там — все знакомые девчонки ей завидовали. Именно из зависти и лили на нее столько грязи. Но те от беспомощности. А этому-то чего от нее надо? И оскорбляет еще, сволочь!