Владимиру Луговскому
На север, в страну полуночи сплошной,Несутся два летчика. Тщетная гонка.Вокруг тишина, и за той тишинойДва пульса, два сильных мотора, два гонга.
Знакомы их лица мне? Кажется — да!Конечно, с тех пор, как дышал я и рос,Вот так зеленела над нами звездаИ нежно звенел межпланетный мороз.
Один — это я. Но моложе. А тотЕдва серебрится в сиянье пустот.И он говорит мне: «Дай руку. Пора!»… Ни юрты, ни паруса, ни топора,
Ни чума, ни дыма, ни вереска… ТутЯ должен решительно оговориться:Еще полминуты, обоих сметутМетели, веселые наши сестрицы.
Так слушай последнюю песню мою.Она не кончается смертью. ОнаПочти бесполезна. Но я допою.Допью, что успею, до самого дна.
О гибели нашей ты знаешь иль нет?Когда это было и кто мы — не помню.Я даже забыл, на какой из планетРодиться легко и погибнуть легко мне.
Дай руку. Пора. Наконец-то пора!Ни дыма. Ни паруса. Ни топора.Ни женщины нежной. Ни жалости влажной.Эпоха — любая. А кто мы — не важно.
Два факела где-то, за тысячу верстОт крайнего пункта людских поселений.Наш хлеб окончательно черен и черств.Замерзшее поле спиною тюленьейБлеснуло и матово лоснится… (ТутРассказ прерывается.)…Если о насУже никогда на земле не прочтут…(Опять прерывается.)…Смертью клянясь,Я верю поруке и дружбе мужской,Я верю, что спутник и сам я такой.Я верю, что жизнь не кончается здесь.(Большой перерыв.)…Мириады чудес!..
Спалило нам лица и руки свело.Ни света. Ни воздуха. Ни высоты.Светает. Светает. Совсем рассвело.Я только и знаю, что гибну. А ты?
На север, на север, на север. Вперед!Нас за сердце доблесть людская берет.Проносится наше столетие мимоСедых облаков, ледниковых пород.Проносится в медленной, неутомимойЧеканке смертей человеческих…
1928, 1964
Нетерпенье
63. НЕТЕРПЕНЬЕ
Склад сырых неструганых досок.Вороха не припасенных в зимах,Необдуманных, неотразимыхСлов, чей смысл неясен и высок.
В пригородах окрик петушиный.Час прибытья дальних поездов.Мир, спросонок слышимый, как вздох.Но уже светло. Стучат машины.
Облако, висящее вверху,Может стать подобьем всех животных.Дети просыпаются. Живет в нихСтрасть — разделать эту чепуху
Под орех и в красках раздраконить, —Чтоб стояли тучи, камни, сны,Улицы, товарищи, слоны,Бабушки, деревья, книги, кони…
Чтобы стоили они затрат,Пущенных на детство мирозданьем,Чтобы жизнь выплачивала дань им,Увеличенную во сто крат.
Нетерпенье! Это на задворкахМира, где царил туберкулез,Где трясло дома от женских слез, —Доблесть молодых и дальнозорких.
Нетерпенье! Это в жилах рудЧернота земной коры крутая.Вся земля от Андов до Алтая,Где владыкой мира станет труд.
Лагерь пионеров. Трудный выдохГлотки, митингующей навзрыд.Край, который начерно разрыт.Сон стеблей, покуда еле видных.
Звон впервые тронутой струныГде-то на дощатой сцене в клубе.Нетерпенье — это честолюбьеОкруженной войнами страны.
1932
64. В ТОТ ГОД
В тот год, когда вселенную вселилиНасильно в тесноту жилых квартир,Как жил ты? Сохранил ли память илиЕе в тепло печурки превратил?
Ты помнишь? Нечего жалеть и нежить.Жги! Есть один лишь выход — дымоход.Зола и дым — твоя смешная нежить,Твоя смешная немочь, Дон-Кихот.
Век начался. Он голодал Поволжьем.Тифозный жар был, как с других планет.«Кто был ничем, тот станет…» Но ты долженПоверить, ибо большей правды нет.
Она придет, как женщина и голод,Всё, чем ты жил, нещадно истребя.Она возьмет одной рукою голой,Одною жаждой жить возьмет тебя.
И ты ответишь ей ночами схимы,Бессонницей над бурей цифр и схем,Клянясь губами жаркими, сухимиНе изменять ей. Никогда. Ни с кем.
<1932>
65. НЕТ! МАЛО ЕЩЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
Нет! Мало еще доказательств. До днаТы разоблачиться, природа, должна!Довольно мошенничать, козыри пряча,В соитиях корчась, в смертях раскорячась!
Нет! Мало пилотов на бой и на слет,Гремящих речей и щемящих кислот,И формул, и ветра, и выдумки мало,Чтоб ты наконец свою клетку сломала!
А ты заливаешь нам уши враньем,И каркают монастыри вороньем,И бродит легенда, чертовка босая,На отыгрыш кости раскопок бросая.
И бухают колокола литургий,И в бреднях какой-нибудь лысой каргиМерещится людям судьба. И об этомПо-прежнему лестно трепаться поэтам.
Пора! Сквозь ненастье — просвет бирюзы.Там, в звездных туманностях, в блеске грозыДля обсерваторий расчищено небо!И кажется — бог никогда там и не был.
Там круговорот центробежных погонь,Безбожная вьюга, безбожный огонь,Неистовый темп, ледяная гангрена,Рожденье всего, что бессмертно и бренно.
Туда, в серебро межпланетного льда!Сквозь вьюгу, сквозь время, сквозь гибель — тудаМы двинулись! Лучшего жребия нет нам,Чем стать человечеством междупланетным!
1930
Большие расстояния
66. Я ВИДЕЛ ВСЮ СТРАНУ
Я видел всю страну — Баку, Ростов, моря,Нефть, трактора, туман и соль полей озимых.Век надо мной вставал, веселостью даряИ тысячью очей своих неотразимых.
Стояло в памяти: морозных зорь хрустальНад пиршеством лепных фронтонов Ленинграда.Стояло в памяти: вся мыслимая даль,Париж, Арбат, мой стол и — поздняя отрада
Всех, кто воротится, пространствовав, домой,—Дым грибоедовский, жилья дымок овечий,Лицо моей жены. И всё, что там зимойСлучится мелкое. Всё просто человечье.
Я благодарен дням, обугленным дотла,Погубленным во мне, как жизнь им подсказала,И жизни прожитой за грязь ее стола,За ресторанный чад, за черноту вокзала.
За всё! За грубый дар внезапных этих строк,Внезапной юности. Но время знаменитоНеобратимостью. Но мир еще широк.Но я разорван от надира до зенита,
И вырван из своей безмозглой скорлупы,И, как сырой птенец, вытягиваю шеюТуда, где мечутся прожекторов снопы,Где вся страна лежит, от дыма хорошея.
1934
67. ПРИЕЗД БРИГАДЫ
И вот мы вышли ночью из вагона.Встал паровоз как вкопанный с разгонаС багровой бляхой на груди. Наш путьЛежал в просветах сосенок и кочек,По доскам, там, где, чавкая, клокочетК зиме разболтанная как-нибудьСтроительная грязь. Один товарищВоскликнул: «Здравствуй, сонный городок!Ты через час проснешься, чай заваришь,Услышишь длинный заводской гудок.Дощатый мир! Ты заново обструган.Ты пахнешь глиной и паленой хвоей.Дай руку и веди меня, как друга!»
Нас было четверо. Другие двоеНад болтуном посмеивались так:«Ты, может быть, оркестра ждешь, простак?Официально чувствуя, ты прав.Не зная броду, ты суешься в… одуИ, запах дегтя еле разобрав,Предчувствуешь большую бочку меду».
Так вяло мы беседовали. ВдругИз черноты редевшей ночи встал —Оправленный в стекло, огонь, металл —Кусок завода, будущий наш друг.О, ничего особенного! СилаВ контрасте между ним и чахлым краем.Земля сапог еще не износила,В которых шла, лопатой ковыряяСуглинок этой пустоши. ЕщеГлушит ее некошеный лопух.Еще плетень уперся ей в плечо.Еще у каждой лужи глаз распухОт потасовок. Но грядущий векЗдесь начерно построен, как барак.Он не смыкает воспаленных век.Его гудок вопит в дожди, во мрак,За Ладогу. Но стойте! Может статься,Я начал не с того конца и зря?Завод стоит не для манифестацийПред путешественником смысла века.И век не только рифма к человеку.
А между тем нас встретила заря.
1931
68. ДРЕВНИЙ ГОРОД