Дверь за ним закрылась.
Макбет стоял очень тихо, прислушиваясь каждым нервом; Леннокс подошел к огню, грел руки и говорил о неистовстве ночи.
Дверь наверху отворилась, и вышел Макдуф.
Невероятно! Он был белым как мел. Он прошептал: «О ужас, ужас!»
И разразилась катастрофа: тревожный колокол, растрепанные гости, «обморок» леди Макбет, когда речь ее мужа чуть было не вышла из-под контроля, появление двух напуганных сыновей, их решение бежать. И небольшая сцена на переднем плане, когда Макдуф, Старик и Росс произносят грозное послесловие, которым оканчивается первая часть.
V
Перегрин закончил делать пометки. Макбет и Макдуф задержались на сцене.
— Так, — сказал Перегрин. — Что произошло? Вы оба хорошие актеры, но вы не можете побледнеть как простыня даже силой своего таланта. Что пошло не так?
Сэр Дугал посмотрел на Саймона.
— Ты поднялся туда раньше меня, — сказал он. — Ты первым это увидел.
— Какой-то идиот водрузил в комнате короля окровавленную маску — одну из тех, что Гастон сделал для Банко. Рот открыт, из него течет кровь, глаза вытаращены. Меня она до смерти напугала.
— Ты мог бы меня предупредить, — сказал сэр Дугал.
— Я же пытался. У двери. Тебя и Леннокса. После того как сказал: «Подите в спальню — новая Горгона вас ослепит».
— Ты пробормотал что-то непонятное. Я не понял, что ты имеешь в виду.
— Но я ведь не мог крикнуть: «Там на стене окровавленная голова»!
— Ладно, ладно.
— Когда вы поднялись туда в первый раз, сэр Дугал, она была там?
— Конечно, нет. Если только…
— Если что?
— Какого цвета плащ, к которому она прикреплена?
— Темно-серого.
— Если она была прикрыта плащом, то я мог ее не заметить, там было темно.
— Кто мог сдернуть с нее плащ?
— Слуги?
— Какие слуги? Там нет никаких слуг, — сказал Саймон. — Ты спятил?
— Я пошутил, — с достоинством сказал сэр Дугал.
— Должен сказать, это странная шутка.
— Должно быть какое-то совершенно разумное объяснение, — сказал Перегрин. — Я поговорю с реквизитором. Не позволяйте таким дурацким мелочам выбивать вас из колеи. Вы отлично играете. Так и продолжайте.
Он хлопнул их обоих по плечам, подождал, пока они уйдут, и поднялся по лестнице в комнату.
Там и в сама деле было очень темно: комната располагалась в самом верху лестницы, и дверь выходила на ступеньки. Зрителю был виден лишь небольшой кусок одной внутренней стены, когда эта дверь была открыта. Стена, изображавшая каменную кладку, была повернута к зрителям и спускалась до уровня сцены, а третья стена, невидимая из зала, использовалась просто в качестве распорки между двумя другими. Это был просто каркас. Лестница опиралась на тот уровень, который вел на сцену. Потолок с нарисованными балками был прибит к этой конструкции гвоздями.
В самом дальнем углу маячила мертвая голова Банко, повернутая к дверному проему.
Перегрин знал, чего ожидать, но все равно подпрыгнул от страха. Вытаращенные глаза смотрели прямо на него. Изо рта текла кровь. У него самого во рту пересохло, а руки вспотели. Он подошел к маске, потрогал и подвигал ее. Она была прикреплена к вешалке для пальто, которая лежала двумя концами на угловых частях стен. В серой накидке было отверстие для головы, как у пончо. Он снова потрогал маску, она качнулась в его сторону и с тихим шелестом упала.
Перегрин, выругавшись, отпрыгнул назад, закрыл дверь и крикнул:
— Бутафор!
— Я здесь, шеф.
— Поднимитесь, пожалуйста. И включите рабочий свет.
Он поднял голову и вернул ее на прежнее место. В свете рабочей лампы она казалась уже не такой страшной. Главный реквизитор поднялся к нему. Повернув в комнату, он увидел голову.
— Господи Иисусе! — воскликнул он.
— Это ты ее туда повесил?
— Зачем бы я стал это делать, мистер Джей? Господи, нет.
— И ты не обнаружил ее отсутствие?
— Я же не знаю, сколько их всего. Ее копии разложены в мужской гримерной для статистов. Господи, прямо мурашки по коже, а? Если увидеть ее вот так неожиданно.
— Отнеси ее вниз и положи к остальным. И еще, Эрни…
— Шеф?
— Ни слова об этом. Не говори, что ты ее видел. Никому.
— Ладно.
— Я серьезно. Скажи: «Не сойти мне с этого места».
— Не сойти мне с этого места.
— Без дураков, Эрни. Давай, поклянись, что не скажешь.
— Черт, шеф, вы чего?
— Давай.
— Клянусь, провалиться мне на этом месте.
— Вот так-то лучше. Теперь бери эту штуку и неси к остальным. Бегом.
Перегрин заворачивал голову в накидку. Он взялся за подол плаща и обнаружил палочку из сырого дерева длиной чуть больше полуметра, воткнутую в подол плаща обеими концами. К другой, гораздо более длинной палке, был привязан тонкий шнур. Он поднес его к краю платформы и отпустил свободный конец. Он повис примерно в метре от сцены.
Перегрин смотал шнур, отвязал его и положил в карман. Он отдал Эрни аккуратно упакованную голову. Он взглянул на то место, где прежде была голова, и увидел над ним распорку из необработанного дерева.
— Абсурд! — пробормотал он. — Ладно, продолжаем репетицию.
Он спустился вниз.
— Вторая часть! — объявил он. — Всем приготовиться.
VI
Вторую часть в одиночестве открывал Банко, подозревающий правду, но не осмеливающийся спастись бегством. Затем — сцена Макбета с убийцами и Сейтоном, который подходил все ближе, вечно присутствуя рядом; а потом чета Макбетов вместе. Это, пожалуй, самая трогательная сцена в пьесе, которая больше всего говорит об этой паре. Она начинается с необычного языка, с кошмара вины, с бессонницы, а когда они наконец засыпают, их преследуют ужасные сны. Она продолжает бороться, но теперь она знает без тени сомнения, что ее власть над ним оказалась меньше, чем она рассчитывала; он же действует сам по себе, намекая на свои планы, но ничего о них не говоря. Затем наступает темнота и ночь, и появляются ночные создания. Сцена заканчивается посвящением себя тьме. Следует убийство Банко и побег Флинса. А потом великий пир.
Сцена начинается перед занавесом. Кажется, что Макбет, в короне и облачении, находится у власти, словно он и в самом деле процветает на пролитой крови. Он самую малость чересчур громогласен, чересчур возбужден, приветствуя гостей. Он отправляет гостей за занавес и уже собирается последовать за ними, когда видит Сейтона у входа на авансцену. Он ждет, пока последний гость скроется за занавесом, и подходит к Сейтону.
— Лицо твое в крови!
— Кровь Банко это[112].
Ничто не идеально: Флинс сбежал. Макбет дает Сейтону денег и дает знак открыть занавес. Зрителю открывается роскошный пир. Слуги наполняют бокалы. Леди Макбет сидит на троне. А