разных уровнях сцены и продолжать ежедневные тренировки.
— Как и на протяжении всего сезона, — сказал он.
Макбет и Макдуф привычно запротестовали, но к этому моменту они уже начали гордиться своим умением и постепенно увеличили темп ударов до невероятной скорости. Огромные тяжелые мечи пролетали в нескольких сантиметрах от их тел, от лезвий в буквальном смысле летели искры, актеры издавали невнятные возгласы. Рабочие сцены бросали работу и по полчаса наблюдали за ними в благоговейном страхе.
Конец поединка представлял собой небольшую проблему. Макдуф загонял Макбета к выходу в левой части сцены, который был открыт, но замаскирован со стороны зала отдельно стоящим высоким камнем, прочно привинченным к полу. Макбет пятился к нему и припадал к земле, заслоняясь щитом. Макдуф поднимал клеймор и резко опускал его вниз. Макбет отбивал удар щитом. Пауза. Затем с невнятным звериным криком он прыгал вбок и назад, и исчезал из вида. Макдуф поднимал клеймор высоко над головой и прыгал за кулисы. Раздавался крик, который прерывался совершенно ясным звуком тяжелого падения. В течение трех секунд сцена была пуста, и на ней царила тишина.
— Ра-тата-та-тата-та, ра-тата-та-тата-та, и фанфары. Крещендо! Крещендо! И появляется Малькольм и прочие, — рокотал Гастон.
— А как насчет вот этого? — спросил Макбет. — Это опасное положение, Гастон. Он не попал по декорациям, но лишь самую малость. Эти мечи такие чертовски длинные!
— Он не попал. Если вы оба будете повторять все свои движения и действия с точностью до десятой доли дюйма, то он всегда будет промахиваться. Если нет — он не промахнется. Пройдем эту часть еще раз, пожалуйста. Последние шесть движений. По местам. И раз. И два. И три.
— Мы тут находимся чертовски близко друг к другу, — сказал Саймон, когда они закончили. — И здесь ужасно темно. Или будет темно.
— Я буду там с головой на моем клейдеаморе. Просто займите свое место, а я пристроюсь следом за вами. Макбета к тому времени уже не будет.
— Я закричу и уползу, не беспокойтесь, — сказал сэр Макдугал.
— Хорошо.
— До завтра. В то же время. Благодарю вас, джентльмены, — сказал Гастон рабочим сцены. Он попрощался и удалился.
— Настоящий чудак, верно? — сказал один из рабочих.
— Что ж, джентльмены, — сказал старший рабочий, довольно достоверно скопировав манеру Гастона, — не возобновить ли нам работу?
Они принялись прибивать отшлифованные и покрашенные обшивочные листы к декорациям. Лестница, изгибаясь, вела к площадке, на которой располагалась комната Дункана. Над лестницей повесили красный гобелен. Под лестничной площадкой в стене был тоннель, по которому можно было пройти к южному входу в замок.
Перегрин по пути в репетиционный зал увидел эту картину и счел, что она хороша. Поворотные платформы справа и слева представляли собой внешние стены. Появился камин. Внесли и закрепили виселицу.
Все идет гладко, подумал он и пошел в репетиционный зал. Он намеревался репетировать сцену, в которой ведьмы приветствуют Макбета. Он пришел немного раньше времени, но большинство актеров уже были в зале, включая Банко.
Если бы они были командой на корабле, подумал Перегрин, то Банко был бы придирой и критиканом. Он представил, каким Банко был в детстве: вечно уединялся с мальчиками младше себя, которые тайком его слушали, вечно стоял за какими-нибудь сомнительными затеями, но никогда за них не отвечал. Всегда был смутьяном, но никогда не выступал в открытую. Мальчик, которого нужно опасаться.
— Доброе утро всем, — сказал Перегрин.
— Доброе утро, Перри.
Да, вон он, рядом с двумя ведьмами. Две дурочки слушают какую-то чушь, что он им рассказывает. Первой ведьмы — Рэнги — еще не было. Он не станет слушать Банко, подумал Перегрин. Он действует по-своему. Он тоже актер, и притом хороший, и за это я его уважаю.
Банко отошел от ведьм и двинулся в его сторону.
— Доволен, Перри? — спросил он, подойдя ближе. — Прости! Мне ведь не следует об этом спрашивать. Дело еще не сделано. Как неудачно.
— Очень доволен, Брюс.
— Сегодня с нами не будет юного красавчика?
— Ты имеешь в виду Уильяма Смита? Он придет.
— Он, конечно, отказался от первой части фамилии. Бедный малыш.
Перегрин внутренне сделал то, что актеры называют реакцией по размышлении. Его сердце на миг замерло. Он посмотрел на улыбающегося Баррабелла. Черт, подумал Перегрин. Он знает. Черт, черт, черт.
Вошел Рэнги и взглянул на часы. Как раз вовремя.
— Вторая сцена с ведьмами, — сказал Перегрин. — Ведьмы подходят с трех сторон света. Будет слегка рокотать гром. Вы подходите одновременно и точно к центру сцены. Рэнги через коридор, Блонди с левой стороны, Венди с правой. У каждой ведьмы при себе потрепанная кошелка. В прошлый раз вы действовали не одновременно. Вам нужен какой-то знак. Рэнги идти дальше всех, остальным двоим нужно пройти одинаковое расстояние. Может быть, вам всем взять посохи? Я не хочу никакого промедления. Дождитесь грома и начинайте, когда он стихнет. Попробуем. Приготовьтесь. Раскат грома. Пошли.
Появились три фигуры, проковыляли по сцене и встретились в центре.
— Гораздо лучше, — сказал Перегрин. — Еще раз. Теперь поприветствуйте друг друга. Рэнги по центру. Вы двое одновременно смачно поцелуете его в щеку, каждая со своей стороны. Подойдите ближе друг к другу. На авансцену. Вместе. Так. Диалог.
Они говорили своими природными голосами, которые хорошо контрастировали друг с другом. Рифмы подчеркивались интонацией. Длинная речь о несчастном отправившемся в Алеппо моряке была проклятием.
— А корабль, хоть не разбит,
Будет бурями избит. —
Посмотри-ка![114]
И Рэнги принялся рыться в своей кошелке.
— Что там? Что там? — залебезила жадная Венди.
Но рука Рэнги замерла. Он и сам застыл. А потом внезапно открыл кошелку и пристально посмотрел внутрь. Он вынул из кошелки стиснутую в кулак руку.
— Видишь, палец? Молодец
Плыл домой, — приплыл мертвец.
Он совсем чуть-чуть разжал кулак.
— В чем дело? — спросил Перегрин. — Тебе не положили туда что-нибудь, изображающее палец?
Рэнги разжал кулак. Ладонь была пуста.
— Я поговорю с бутафором. Продолжайте.
— Барабан, барабан! — сказала Венди. — Вот Макбет, наш тан!
И они принялись танцевать, кружась и поворачиваясь, кланяясь и поднимая сомкнутые руки, всё очень быстро.
— Трижды три — закручен круг!
— Да, — сказал Перегрин, — речь о моряке, уплывшем в Алеппо, стала гораздо лучше. Теперь она и в самом деле заставляет встревожиться. Чувствуешь, как несчастный моряк мечется в обреченном корабле, крутящемся на волнах, не живя и не умирая. Хорошо. Продолжим. Банко и Макбет. Хотя погодите минутку. Банко, подход к монологам изменился за четыре столетия, и вся сцена тщательно спланирована так,