— Да, похоже, — задумчиво ответил он, будто сам только что это осознал. — А ты, как я погляжу, полна беспечности, Ло.
— Ну я бы так не сказала. Думаю, беспечность моментами во мне может вспыхнуть. Но это я. Такая, какая я есть.
— Ты понимаешь, что такое поведение временами может быть опасным? — на секунду я ощутила в голосе Давида холод.
— Знаешь, когда ты сталкиваешься со смертью, то на многие вещи позже начинаешь реагировать иначе, — мы остановились и я, чуть запрокинув голову, заглянула Давиду прямо в глаза.
— Мне ли не знать, — он взъерошил ладонью волосы на затылке.
— Что с тобой случилось? — прямо спросила я, понимая, что обходные пути лишь всё усложнят. И возможно даже оскорбят Давида, выставив всё таким образом, будто я считаю его слабым. — Ты тоже кого-то потерял? Это очень чувствуется.
— Ты как маленький радар, знала об этом? — Давид попытался выдавить из себя улыбку, но тяжелый печальный взгляд всё равно бы выдал его.
Мы начали подниматься на мост, что соединял наш берег с небольшим островом. Он служил неплохой зоной отдыха в летнее время, вмещая в себе пляж и небольшой парк аттракционов. Когда я была совсем маленькой, то часто сюда приезжала с родителями в выходной день. Мама не любила аттракционы, а папа просто обожал. Мы вместе прокатились везде, где только можно.
— Может, и радар, — игриво произнесла я, когда мы оказались на мосту. — Но настроен он почему-то исключительно на тебя, — я глянула на несколько парочек подростков, что, держась за руки, гуляли и громко смеялись.
— Да, я потерял, — Давид облокотился на железные перила и посмотрел вниз, на проезжую часть. — Любимую женщину.
Я затаила дыхание, внимательно рассматривая немного ссутулившийся силуэт на фоне спокойной реки, в которой отражалось чистое вечернее небо. Мои догадки оказались верны, но в груди всё равно так неприятно тесно стало.
— Иногда, — продолжил Давид, когда я тихонько подошла к нему и тоже облокотилась на перила. — Мне очень хочется ничего не ощущать. Совсем ничего. Просто, чтобы внутри было пусто. Если бы существовала такая кнопка или тумблер, отключающий эмоции, я непременно этим воспользовался.
Мне было неприятно это слышать. Эгоистично неприятно, ведь я думала, что между нами возникло нечто большее и… я могу уже что-то значить для Давида. Но демонстрировать свои капризы или недовольство я не собиралась. Этот импульс быстро схлынул, когда я увидела, что Давид прижал к закрытым векам пальцы. Даже стало стыдно из-за своего детского поведения.
Я не знала, что сказать. Вернее, понимала, что слова сейчас будут лишними. Как поразительно всё складывалось. Давид нетривиальным образом помог мне побороть жуткие воспоминания, теперь же пришел мой черед как-то помочь ему.
Быстро поразмыслив, я позволила себе один простой жест — опустить руку на ладонь Давида. Удивительно, но даже сейчас он не выглядел немощным или жалким. Это сильно впечатляло. Такое ощущение, что Давида внешне просто невозможно сломать. Все сколы и трещины хранились исключительно внутри него. Подальше от чужих глаз.
— У тебя руки холодные, — недовольно пробормотал Давид и неодобрительно посмотрел на меня.
— Всё нормально, — в который раз за этот вечер повторила я.
— Едем домой, — безапелляционно заявил Давид.
Я совсем не так представляла наш сегодняшний вечер. В салоне автомобиля ощущалась напряженная атмосфера. Давид заметно не был настроен на разговоры. Нервно покусывая губы, я думала лишь о том, как спасти положение. Но внедорожник уже резко остановился у моего подъезда.
Всё получилось как-то по-дурацки. Но самое отвратительное, что я никак не могла повлиять на ситуацию.
— Спасибо за вечер, — тихо проговорила я. — Он был необычным, но я ни о чем не жалею, — я немного помолчала, а затем из меня единым потоком вырвалось: — Я вообще не жалею о том, что мы встретились. Ты сказал, дать время. И я его даю. Ты мне очень нравишься. Даже больше, чем просто нравишься. Я верю, что всё может измениться, и…
Я не успела договорить. Давид, сидевший всё это время неподвижно, неожиданно повернулся ко мне и опустив ладонь на затылок, впился в мои губы. Я на секунду даже испугалась, а затем… Спокойный океан, окруженный чистым небом, утянул меня в свои глубины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Этот поцелуй не был похож ни на один из тех, что я переживала раньше. Всё было по-другому. Мои эмоции были иными и такими яркими, что сердце в грудной клетке, словно вдвое увеличилось.
Я ощущала Давида на другом уровне. Его океан омывал меня. Показывал, что мне абсолютно нечего бояться. Я сама нырнула в его объятия, беспечно оставив свой спасательный круг на поверхности.
Давид зарылся пальцами в мои волосы, продолжая целовать. Я инстинктивно потянулась к нему, но расположение наших тел не позволяло полностью прижаться к Давиду.
— Я хотел этого, — прошептал он мне в уголок рта и оставил на нижней губе еще один поцелуй.
— Если ты позволишь, то я сделаю всё, что смогу, только бы отвернуть тебя от пустоты. Показать тебе, что ничего не нужно «выключать» внутри себя. Показать, что эмоции могу приносить радость, а не боль.
Давид медленно убрал с моего лица прядь волос. Затем синие глаза встретились с моими. Он улыбнулся. Как всегда, едва заметно, но так непередаваемо тепло, что у меня даже перехватило дыхание.
— Ты удивительный человек, Ло. Ты — мой личный радар. С тобой я не ощущаю себя потерянным.
Глава 20
— Ло, как ты так умудрилась заболеть? — папа обеспокоенно посмотрел на меня и принялся мыть лимон, чтобы поскорей отправить его ко мне в чай.
— Честно — сама не знаю, — я достала из коробка несколько сухих салфеток и высморкалась. Крылья носа уже просто перманентно жгло оттого, что я их без конца вытирала. — Всю зиму проходила и ничего. А тут, — я развела руками и выбросила использованные салфетки в мусорное ведро.
— Температура есть? — строгим тоном спросил папа.
— Была. Ночью. Я ее сбила, и пока что нормально всё, — я вернулась за стол и продолжила заниматься делом, которое пришлось прервать, когда ко мне в гости неожиданно заглянул отец.
— А что это ты делаешь? Цветы засушиваешь? — полюбопытствовал он, отправив мне в чашку дольку лимона.
— Именно, — кивнула я и аккуратно расположила между страниц старого тяжеленого толкового словаря бутоны маленьких розовых розочек.
Я подсмотрела этот приём у мамы. Она всегда сохраняла хотя бы один цветочек из букета, что ей дарил папа. Сначала мама со всех букетов оставляла цветок, но потом решила сохранять только с самых памятных, потому что на цветы папа никогда не скупился. Вот и мне захотелось оставить на память хоть что-то. Букет Давида очень долго простоял у меня. Я даже удивляться начала тому, что он никак не хочет увядать. Что ж, значит цветы были подарены от чистого сердца.
— Как дела у Саши? — папа тоже себе заварил чай и сел рядом.
— Скоро выписка. Надеюсь, к этому моменту я всё-таки выздоровею, — скривившись, я едва успела вытянуть еще несколько салфеток, прижать их ко рту и так сильно чхнуть, что в голове всё, будто задрожало. — Ненавижу болеть.
— А кто любит? — папа улыбнулся.
— В общем, Сашка полным ходом идет на поправку. Я ему недавно звонила. Голос бодрый. Шутки уже остроумные, значит, не врет и действительно стало легче, — я улыбнулась, вспомнив наш с Сашкой последний разговор по телефону. Всем бы иметь такой неуёмный оптимизм, как у него. — Ты уже решил насчет земли? — уже серьезным тоном спросила я и аккуратно закрыла словарь, заботливо пряча между его пожелтевших страниц бутон маленькой розочки.
— Да, — неожиданно твёрдо ответил папа. — Решил. На днях выставлю на продажу. Нелегко, конечно, прощаться, но так будет лучше. Для тебя, для меня. Всё равно ведь не успокоятся, если мы начнем бар заново отстраивать. Да и денег у меня таких нет. Не бизнесмен я, так и не стоило ввязываться, — папа помассировал переносицу.