— У тебя волосы как-то иначе уложены. И это нежно-розовое платье тебе идет. Мне нравится, — Сашка взъерошил свои светлые волосы.
— Подумала, что сегодня всё-таки небольшой праздник. Выписка. Решила добавить немного красок, — я посмотрела на подол своего платья, что спускался чуть ниже колен.
Я испытывала чувство вины из-за того, что случилось с Сашей. Хотя прекрасно понимала, что не должна себя ни в чем винить. То, что случилось той страшной ночью никак от меня не зависело. Но именно вот эта иррациональная вина заставляла меня здесь находиться. Саша хотел большего. Дружба его явно не устроит. Но большего мне с ним не нужно.
Фокус моего внимания намертво прирос к Давиду. И даже, несмотря на то, что между нами почти ничего не было в физическом плане, это никак не влияло на мои эмоции и ощущения. Я уже была в этом «океане» и судорожно искать сушу не хотела.
— Спасибо, — отозвался Сашка. — Именно красок мне сейчас и не хватало, — он немного помолчал. — И почему я в тебя такой влюбленный?
Я удивленно посмотрела на друга, наивно надеясь, что ослышалась.
— Не бери в голову, — Сашка небрежно махнул рукой. — Это просто мысли вслух.
Его слова меня обескуражили. Я думала, что мы закрыли эту тему, но Сашка был бы не Сашкой, если не продолжит напирать.
Обед прошел спокойно. Тётя Ира столько всего наготовила, что еще дня на три хватит. Она расспрашивала меня насчет работы. Сашка внимательно слушал и жевал отварную картошку. Я охотно отвечала, пусть и опыт, как утверждал последний потенциальный заказчик, у меня мизерный.
Одна часть меня была полностью вовлечена в общий разговор, но другая, более значительная и крупная, мыслями находилась рядом с неживым экраном телефона. Я почти полностью выздоровела. Температуры уже не было, но нос временами закладывало. Но я всё равно чувствовала себя нездоровой. Мне до чертиков хотелось к Давиду. Так сильно хотелось, что еще немного и я могла всерьез расплакаться.
Распрощавшись уже ближе к вечеру и после трёх чашек вкусного чая с тётей Ирой и Сашкой, я села в машину. Телефон упорно продолжал молчать и в какой-то момент я поймала себя на мысли, что ненавижу этот плоский, напичканный донельзя памятью и другими штучками, дивайс.
Снова набрав номер Давида, я снова столкнулась с отсутствующим ответом. Ерунда какая-то!
Пока солнце плавно катилось к горизонту, я аккуратно въехала в свой двор. Мое сердце едва не скатилось куда-то вниз, когда я увидела знакомый массивный внедорожник, что затаившимся спокойным зверем, стоял неподалеку от моего дома. Давид находился спереди, небрежно прижавшись поясницей к капоту. Говорил с кем-то по телефону. Взгляд немного прищуренный, вдумчивый.
Я не знала, как и почему, но Давид вызывал во мне такой невероятный полярный клубок эмоций, что можно было задохнуться. Но они не разрушали меня. Не отравляли кровь и сознание. Эти эмоции раскрывали меня, дополняли.
Как только я вышла из машины, Давид тут же повернул голову в мою сторону. Кажется, он даже не договорил толком по телефону. Просто спрятал его в заднем кармане джинсов.
Сегодня настал первый умеренно теплый день. Никаких плотных свитеров и курток. Давид выпрямился и уверенным быстрым шагом направился в мою сторону. Высокий. Тёмные джинсы. Простая черная рубашка с собранными на локтях рукавами. В ускользающих лучах догорающего дня поблёскивала серебряная цепочка. И взгляд. Такой, что дыхание в клочья, а в сознании сотня фейерверков.
Какие к чёрту скандалы и обиды?! В этот момент хотелось лишь одного — прижаться к Давиду. Обхватить его руками и поцеловать так, чтобы губам больно стало. Похоже, наши желания откликнулись друг в друге, потому что Давид выплюнул жвачку и не говоря ни слова, поцеловал. Одна ладонь между лопаток и сердце почти крошит ребра в диком сокращении. Другая — на щеке, кончики пальцев почти в волосах.
Вкус мяты. Горячий язык и губы… Я почувствовала себя на своем месте и в тех руках, в которых должна быть всегда. И как я без них раньше жила? Привстав чуть на носочки, я обняла Давида так крепко, как только могла, мысленно умоляя, чтобы он целовал и целовал меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я конченый придурок, Ло, — прошептал между поцелуями Давид. — Как ты вообще меня терпишь?
У меня под коленками разлилась слабость. Приятная такая и вязкая. Если бы не Давид, я бы точно покачнулась.
— Я тоже была неправа, — облизнув губы, ощущая на них вкус мяты, я посмотрела Давиду прямо в глаза.
Такой глубокий синий цвет всё еще ввергал меня в какой-то гипнотический транс. Их синева будоражила, убаюкивала, согревала и уносила в какой-то совершенно другой для меня мир.
— Нет, — Давид немного нахмурился, между бровей собрались морщинки.
— Я… я тебе звонила, — не удержавшись, я поцеловала его в подбородок затем нижнюю губу.
— У меня были дела. Это не отговорка, — Давид посерьезнел. — Я хотел тебя к себе забрать на эти выходные, хочешь?
— Ты еще спрашиваешь?! Конечно!
— Тогда возьми всё, что тебе может понадобиться. И едем.
Я кивнула и мысленно отметила, что мы с Давидом, кажется, перешли на следующую ступень. Мне очень хотелось узнать и увидеть то место, где он живет. Думаю, оно сможет мне многое рассказать о своем хозяине.
Глава 22
— Где это ты так научился готовить? — спросила я и умыкнула прямо из-под ножа Давида дольку помидора.
— Руки! — с шутливой строгостью произнес Давид, продолжая быстро нарезать томаты. — У матери научился. Меня расслабляет готовка. Хотя проще заказать еду из ресторана, а не возиться с кастрюлями.
— Из ресторана будет совершенно другая еда. Не такая, — я отправила в рот дольку помидора и села на высокий деревянный стул, что заранее придвинула поближе к Давиду. — Твоя мама хорошо готовит?
— Готовила, — поправил меня Давид, но я на его лице не обнаружила ни единого намёка на скорбь или душевую боль. — Она была отличным поваром. Я когда был маленьким, она только начинала свой кулинарный путь. Как сейчас помню ее руки. Она умела быстро и чётко нарезать лук или любой другой овощ. Говорит со мной, взгляд направлен на меня, а руки раз-раз и всё порезали. Меня это всегда восхищало, — Давид так нежно улыбнулся, что мое сердце тут же ответно стиснулось в груди.
Невооруженным глазом было заметно, что ему нравилось вспоминать о своей матери. Но я всё равно решила не проникать в эту тему слишком глубоко, чтобы случайно не причинить боль. Мне бы и самой не хотелось, чтобы кто-то настырно расспрашивал меня о маме.
— У тебя прекрасный дом, — я еще раз осмотрела обширную кухню с большим гранитным островком посередине.
— Спасибо, — Давид отправил нарезанные помидоры в отдельную глубокую тарелку.
— Но как же убирать такую огромную площадь? — с искренним недоумением спросила я.
— Для этого имеется соответствующий персонал, — Давид поцеловал меня в макушку так непринужденно и как бы между делом, будто мы уже сто лет вместе.
Нет, я не жаловалась. Даже не собиралась этого делать. Давид повернулся к духовке, чтобы проверить рыбу. Запомнив, что я чаще предпочитаю рыбу, чем мясо, он решил приготовить сибас.
— Логично, — кивнула я. — И ты живешь сам в таком большом доме? — продолжила я свои расспросы.
— Иногда мой помощник может здесь заночевать. Но на постоянной основе — да. Я живу один. Никаких бывших жён и детей у меня нет, если ты об этом хотела спросить, — Давид засмеялся и проверил рыбу.
— Ничего такого я не хотела, — честно ответила я. — У тебя сегодня хорошее настроение. Мне нравится.
— А почему же ему быть плохим? — Давид достал из холодильника, воду, сок и бутылку вина.
— Я уже привыкла тебя видеть окутанным эдаким печальным флёром, — я пожала плечами.
— Сегодня обойдемся без него, — Давид подмигнул мне.
Если честно, мне совсем не хотелось есть. Еда могла бы и подождать. Меня переполняло такое тугое и опаляющее сплетение эмоций и чувств, что я физически ощущала странную тяжесть. Она сосредоточилась где-то в животе. По центру. Тоска, что жила со мной последние несколько дней, будто активизировала во мне это странное приятное сплетение.