― Скажи мне, Лана, ты всегда такая неуклюжая или только в моем присутствии?
Я нахмурилась и подняла на него взгляд, но Колин улыбался. Широко. Мне. Я смотрела, как завороженная, на эту улыбку и не могла поверить в то, что он так умеет. Его глаза искрились, а вокруг глаз образовались морщинки. До этого я думала, что влюбилась в него. Теперь же я была в этом уверена на сто процентов. Невозможно не влюбиться в этого мужчину, просто невозможно. Он невероятный.
― Кажется, только с тобой, ― медленно произнесла я, когда язык отлип от нёба.
― То есть, прошлое падение было репетицией? В этот раз вывих. Пожалуй, мне стоит запереть тебя дома на всю зиму. Или купить тебе сапоги без каблуков.
Я тупо кивала, глядя на это преображение, и не верила, что такое возможно. Он потешался надо мной, находил меня забавной! Колин. Мастерс. Самый суровый из всех мужчин, которых я когда-либо знала.
― Ты жива, Лана?
― Да…
― Идем, ― произнес он, возвращая себе прежний образ. Правда, не такой суровый, как обычно, но и веселья в нем не осталось, как только он поднял меня на руки и понес из больницы.
― Лаклан, останови у какого-нибудь магазина обуви, ― произнес Колин, когда мы сели в машину, и водитель кивнул.
― Зачем? ― спросила я.
― Куплю тебе обувь, в которой ты проходишь до конца зимы. Я не могу каждый раз быть рядом, чтобы спасти тебя от перелома.
― Но ты же слышал: такое происходит только рядом с тобой.
― Хочешь сказать, нам нужно реже быть вместе? ― он приподнял одну бровь, глядя на меня, а я едва могла вдохнуть от пристального взгляда. Медленно покачала головой. ― Я тоже так подумал.
Спустя несколько минут Лаклан остановился у обувного магазина. Колин поднял с пола мой бесполезный сапог на каблуке, изучил подошву и, приказав мне терпеливо ждать, вышел. Я прилипла лбом к окну и влюбленными глазами следила за тем, как он заходит в магазин. У меня были раньше обеспеченные парни, но ни один из них не делал того, что делал Колин. Я действительно бываю неуклюжая. Мама даже как-то сказала, что я не умру своей смертью, если так продолжится. В детстве я дважды ломала руку, причем одну и ту же, вывих лодыжки у меня был уже пару раз по причине любви к высоким каблукам. А если совместить эту привязанность со скользкой дорогой, то все мы знаем, чем это заканчивается.
Минут через пятнадцать Колин вернулся в машину с коробкой в руках.
― Угги, ― констатировала я и улыбнулась. ― Ты серьезно думаешь, что я буду расхаживать в этом? ― кивнула на коробку, из которой он уже доставал темно-фиолетовые сапоги с бантом сзади.
― Я не думаю, знаю, ― коротко ответил он. ― Поднимай ногу.
― Я в юбке.
― Ногу, Лана, ― нахмурившись, сказал он.
Я вздохнула и посмотрела на этого командира, скрестив руки на груди. Он тоже шумно выдохнул и схватил меня за ноги, закидывая их на свои колени, отчего я негромко пискнула. Со здоровой он не церемонился, когда натягивал на нее сапог, а вот с больной повел себя намного нежнее. Он ласково провел пальцами по лодыжке и бережно надел мне обувь, после чего так и оставил мои ноги лежать на его коленях. Я безуспешно пыталась сопротивляться, но тяжелые ладони как будто пригвоздили мои ступни к его телу. Мне было неудобно сидеть, но Колина это, казалось, ничуть не смущало.
― Лаклан, в отель.
Машина тронулась с места и медленно влилась в поток.
― В отель? У нас же встреча через час.
― У меня встреча. Я не нуждаюсь в переводчике с английского на английский. Пока меня не будет, ты ляжешь и не будешь шевелиться. Ясно?
― Ты снял отель на пару часов?
― До утра.
― Но…
― Мы полетим завтра. Боюсь, сегодня ты не выдержишь. Рейс на сегодня был только с пересадкой, слишком большая нагрузка на твою ногу. Завтрашний — прямой.
― Ты мог бы перенести меня из одного самолета в другой на руках, ― ляпнула я, не подумав, а потом резко опустила взгляд. ― Прости, это было неуместно.
Колин никак не прокомментировал мои слова, только посмотрел внимательно и что-то напечатал в мобильном. Мы прибыли в отель, и, пока Колин нас регистрировал, я сидела на диванчике у ресепшена и рассматривала обстановку. Место было не из дешевых, но мне нравилось то, что в нем не было дешевого пафоса в виде золотых вензелей и искусственно созданной атмосферы дворца. Выдержанный скандинавский стиль, объединившийся с современным шиком, были его отличительными чертами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда мы направились в номер, несмотря на то, что обезболивающие позволяли мне нормально ходить, — правда, слегка прихрамывая, — Колин все равно подхватил меня на руки и держал в лифте, нес по коридору до номера и занес внутрь. Я подумала, что, наверное, ему все же нравилось это больше, чем он был готов признаться. Мастерс уложил меня на кровать, помог стянуть сапоги и пальто.
― Я выйду на минуту, тебе нужно раздеться и нормально лечь под одеяло. Скоро, вероятнее всего, ты задремлешь и замерзнешь. К тому же, тебе будет неудобно в деловом костюме.
Как только он покинул номер, я села на кровати и стянула с себя пиджак, юбку, блузку, оставив только нижнее белье и чулки. Я доковыляла до передвижной вешалки и развесила одежду. Пиджак дважды падал, и мне приходилось каждый раз наклоняться и поднимать его с пола. Как только он занял место рядом с остальной одеждой, дверь внезапно распахнулась, и на пороге показался Колин. Мы оба застыли в оглушающей тишине, не считая тихого шороха закрываемой двери. Колин внимательно рассматривал меня с головы до пят. Мне следовало бы схватить что-нибудь с вешалки и прикрыться, но я не сделала этого. Мне было приятно чувствовать на себе его пристальный взгляд, чувствовать желание, которое волнами расходилось по комнате и вибрировало в каждом ее уголке. Мое тело зажигалось от этого взгляда и пылало, желая того, чего не должно было.
Колин медленно подошел ко мне и снова окинул взглядом. Я впервые увидела в его глазах столько жажды, пылающей внутри сдержанного Мастерса адским огнем. У меня скручивало внутренности и подрагивали пальцы. Хотелось сказать ему, что я готова на все ради того, чтобы он ко мне прикоснулся. Несколько долгих мгновений он осматривал меня, а я жадно ловила его взгляд, снова и снова убеждаясь в том, что мне не показалось. Наконец он разлепил пересохшие губы, облизнул их, глядя на мои, и произнес хриплым севшим голосом:
― Через несколько минут тебе принесут домашний костюм.
― Зачем? ― спросила шепотом.
― Потому что ты не можешь вот так разгуливать по номеру.
― Я же собралась ложиться. Под одеяло, ― уточнила.
Колин кивнул. Мы оба делали вид, что ничего особенного не происходит, что Колин просто заботится обо мне в силу обстоятельств, в которых мы оказались. На деле же мы просто боялись признаться даже самим себе в том сжигающем желании, которое оба испытывали. Нас тянуло друг другу с такой силой, что, казалось, тресни сейчас пол между нами, образуй он пропасть, мы бы все равно нашли способ дотянуться друг до друга.
Колин поднял руку и медленно провел большим пальцем по моей нижней губе.
― Я не должен.
― Нет, ― ответила я.
― Мы не должны.
― Не должны, ― тихим шепотом.
― Это плохо, ― прошептал Колин, наклоняясь ниже и сжимая пальцами мой подбородок.
― Да, ― выдохнула ему в губы и с радостью встретила его поцелуй, отвечая на него пылко и неистово. Потому что все еще помнила его вкус, тосковала по нему, а еще, наверное, потому что стала беспринципной дрянью. Наверное, у Колина с Карен были чувства, но в тот момент мне было наплевать на все.
Глава 22
Нас прервал стук в дверь в тот момент, когда губы были уже искусаны и пульсировали от поцелуя. Колин не позволял себе лишнего, и я чувствовала его руки только на своих бедрах, за которые он жадно притянул меня к своему телу, дав почувствовать его желание. У меня кружилась голова и колотилось сердце, взгляд был замутненный от желания.