— Дневник? Какой дневник?
— Профессора Лебедянского.
— Нет, нет, — глухо ответил Кречетов.
— Ну, это не к спеху, — смущенно сказал Соколов. — Поезжайте.
Кречетов медленно вышел из кабинета.
— Данила Корнеевич, вставайте. Беда!
Данила открыл глаза и увидел встревоженное лицо Вари. Несколько секунд он разглядывал ее, все еще находясь во власти сна.
— Да вставайте же! — трясла она его за плечи.
В шалаше было тепло. Пахло хвоей. Вставать не хотелось.
— Что случилось?
— Беда. Овчарук и Борис пропали.
— Как пропали? Они же не маленькие.
— В лагере их нет.
Пришлось вылезать из шалаша. Снег, выпавший за ночь, слепил глаза, и Данила невольно зажмурился. Раздевшись до пояса, он обтерся снегом и подошел к костру. Дрова были подброшены совсем недавно.
— Это вы постарались? — Спросил Данила.
— Нет.
— Наверное, ребята пошли за дровами, — сказал он, оглядываясь вокруг.
От костра веером расходились следы. Прошел час. Тревога стала закрадываться в сердце Данилы. Овчарука и Бориса все не было.
— Странно, — сказал он и посмотрел на Варю. — Может быть, они записку оставили? Не видели?
Варя покачала головой:
— Что-то случилось… Болит сердце.
Данила внимательно посмотрел на нее.
— Без паники, Варя. Бориса я не знаю, но Овчарук… Почему-то я в него верю.
Данила пошел по следу, который показался ему более свежим.
След вывел к каньону. Черные, словно из угля, стены круто падали вниз. На дне ровным слоем лежал нетронутый снег. «Очевидно, в этот каньон и течет огненная река Тиглы», — подумал Данила.
Подошла Варя.
— Ну, что? — спросила она.
Данила пожал плечами. Они молча пошли по краю ущелья. След, по которому они шли, обогнув кусты стланика, раздвоился.
— Овчаруку, видно, надоело идти нога в ногу с Борисом, — заметил Данила.
— Почему вы думаете, что первым шел Борис?
— Почему? — переспросил он. — Борис, по-моему, покинул лагерь на рассвете. Может быть, он испугался чего-то. Я жалею, что не загнал его на ночь в шалаш. Овчарук, увидев удаляющегося летчика, пошел за ним, надеясь быстро догнать его и вернуть назад.
Варя и Данила молча вернулись в лагерь.
После скудного завтрака он вытащил сигареты — их осталось немного — и закурил. Вдруг в глазах Вари он увидел слезы.
— Что с вами?
— Не обращайте на меня внимания, — сказала она. — Мне не по себе. Во всем случившемся виновата я.
— Вы? Почему вы?
— Перед вылетом Борис спросил меня: может, полетим по новой трассе? Я сказала «полетим». А Марина при мне предупредила Бориса, что надо лететь в обход, по старой трассе. Но ему так хотелось скорее попасть в «Зарю» к больной невесте. Стоило мне возразить…
— Жизнь — не поезд и не всегда движется по расписанию. Тем она и хороша. Я не понимаю людей, которые в девять приходят на работу, в пять кончают, вечерами читают детективные романы, в неделю раз отправляются за город любоваться природой, чтобы потом со вздохом облегчения вернуться к привычному кругу обязанностей. Разве это жизнь?
— Положим, таких равнодушных людей у нас мало.
— Есть еще, Варя, — ответил Данила и вдруг широко улыбнулся. — Вот в горах — это да! Посмотрите, — он описал рукой круг. — Вулканы, соприкосновение с необузданными силами природы — это меня радует. Я нисколько не жалею о случившемся. И вы зря казните себя. Ваше желание — быстрее попасть к больному человеку — было вполне естественно…
— Боюсь за Бориса, — сказала Варя. — Он какой-то странный… Никогда не видела его таким.
— Я вообще не пойму, как он попал в летчики, — Данила бросил окурок в костер и посмотрел на Варю. — Не надо расстраиваться. Возле вулканов нельзя быть слабой и сентиментальной.
— Что же теперь делать? — спросила она.
— Пойду искать. Вы оставайтесь в лагере, никуда не отлучайтесь. Все будет хорошо.
Данила хотел сказать: «Вы же храбрая девушка», — но, встретившись с ее заплаканными глазами, понял, что ничего не надо говорить. Она сунула ему в карман несколько кусков сахару и баранки.
— Оставьте себе.
— Тут еще есть, — солгала она и покраснела. — Я жаркое себе приготовлю. Подстрелю куропатку.
Он вытащил баранки из кармана. Пять штук. Две положил обратно, три молча вернул Варе.
— Лыжи бы сейчас! — вздохнул он и широкими шагами пошел из лагеря; возле каньона оглянулся и приветственно поднял руку.
— Буду ждать! — крикнула ему вслед Варя.
Глава пятая
В ЛИМРЫ ПРИЕЗЖАЕТ ПОЛКОВНИК РОМАНОВ
Овчарук видел какой-то нелепый сон. Он хотел освободиться от него, поэтому приподнялся на локтях и сел. В шалаше пахло хвоей, разопревшей от горячей земли. Часы на руке показывали пять. Вставать еще рано, но и уснуть уже не удастся. Овчарук вылез из шалаша. На небе холодно мерцали звезды. В костре дотлевали головешки. Журналист, разминая тело, потоптался на снегу и принялся разжигать костер. Огонь ярко вспыхнул, звезды погасли, и небо черным куполом опустилось над костром. Искры летели под его свод и, не успев погаснуть, падали вниз золотым дождем. Овчарук поставил на огонь банку с водой. И тут только вспомнил о летчике. «Может, спит», — подумал он и, приподняв полог, заглянул в шалаш. Но там летчика не было.
— Борис, — тихо окликнул он и прислушался — не скрипит ли где снег под ногами. Но кругом — ни звука. — Вот еще малохольный! Шляется черт знает где!
Светало. Овчарук два раза сходил за дровами. Летчик не появлялся.
— Борис! — крикнул он, всматриваясь в затянутую мглой долину. Вдруг ему показалось, что он видит фигуру человека.
— Борис! — позвал он громче.
Никто не отозвался. Овчарук подошел к шалашу, чтобы разбудить Данилу, но передумал: «Пусть поспит еще с полчасика, день предстоит тяжелый», — и отправился на поиски один.
Светлело быстро. Вершина сопки подрумянилась — всходило солнце.
Овчарук легко отыскал нужный след: Борис шел как-то неуверенно, часто останавливался, возле кустов стланика долго стоял, сбивая с зеленых ветвей снежные рукавички и как бы раздумывая — идти дальше или повернуть назад. Но вот раздумье кончилось, и летчик повернул в гору.
— Не уйдешь, голубчик, — бормотал Овчарук. — Ну уж если догоню, разделаю, как Сидорову козу.
Склон сопки плавно поднимался вверх. Белый снег лежал ровным слоем. Нигде не заметно было ни одного темного пятнышка. Тонкая цепочка следов шла в направлении перевала. Видимо, летчик решил добраться до «Зари» в одиночку. Овчарук, увлеченный погоней, остановился, когда уже был высоко в горах.