Измученные безостановочной ездой, собаки полегли на снег. Кречетов сел на нарту и закурил. Вокруг знакомая с детства картина. В высоком синем небе яркое солнце. Словно купола древних храмов, сверкают конусы вулканов. И тишина.
Кречетов вспоминал прошлое. Он видел себя и видел Дусю, веселую черноглазую горничную в доме промышленников Демби; видел картину первого похода в кратер вулкана; видел старую церковь в Лимрах, где он венчался с Дусей… Перед мысленным взором вставал лобастый с вдумчивыми глазами мальчик. Сын. Данилка. Картина расставания… Память во всех деталях восстанавливала прошлое, но она была бессильна нарисовать образ сегодняшнего Данилы. Какой он из себя? О чем мечтает в жизни? Сохранил ли чистоту души? Жизнь сложна. Побеждают сильные, а слабые приспосабливаются к ней, черствеют душой, плесневеют, как этот Колбин… Кречетов вздохнул и прислушался к себе: нет, не было у него ненависти к давнишнему врагу.
Мысли опять вернулись к сыну. В жилах его течет кровь Кречетовых. Потомок землепроходцев не может быть приспособленцем в жизни…
Глухой отдаленный гул вывел Кречетова из задумчивости. Эхо долго перекатывалось, потом умолкло. Медленно ползли по небу облака. Они поднимались из-за гор и сами походили на горную цепь, устремившуюся в бездонную синеву неба острыми вершинами.
Кречетов вдруг почувствовал острую тоску. Тишина ему показалась зловещей. Что если Данила погиб? Нет! Нет! Не всегда же природа бывает жестока к людям.
Отдохнувшие собаки быстро скатились в узкую долину. Некоторое время упряжка бежала редколесьем у подножия сопки, потом, повинуясь голосу хозяина, повернула на восток и пересекла долину. Кречетов решил сделать привал. Со вчерашнего вечера он ничего не ел. Надо было сварить мясо и вскипятить чай.
Подъезжая к каменной глыбе, стоявшей особняком, подобно черному обелиску, собаки с визгом рванулись вперед. Кречетов еле поспевал за упряжкой. «Неужели они кого почуяли?» — подумал он.
За камнем горел костер. Видимо, его только что разожгли, иначе Кречетов заметил бы дым издали. У огня, на ветках стланика, лежал человек. Кречетов остановил упряжку и подошел к нему. Человек тяжело хрипел. Потемневшее лицо страдальчески морщилось. Из лесочка неуклюжей рысцой выбежал его товарищ с охапкой веток.
— Корней Захарович! — взволнованно воскликнул он.
— Это ты, корреспондент? Что тут делаешь?
— Помирает, — Овчарук кивнул головой на летчика. — Газовое отравление…
Кречетов все понял.
— Возьми с нарты котелок и вскипяти чай, — распорядился он. — Я пойду за брусникой. Будем отпаивать…
Приближался вечер. Поблекший свет играл на снегу. Было холодно. Повесив котелок, Овчарук сел у костра. «Вулканы, — думал он. — Смерть…» Незаметно он задремал и вздрогнул, когда услышал чьи-то шаги: перед ним стоял Кречетов.
— Ну, как больной?
Кречетов высыпал в кружку мерзлую бруснику и залил ее кипятком, потом сцедил воду, подавил ягоды и снова залил их кипятком. Можно было поить брусничным отваром больного.
После ужина Кречетов и Овчарук сдвинули костер на новое место, а на прогретую землю уложили летчика.
— А теперь рассказывай, — сказал Кречетов Овчаруку. — Как ты сюда попал? Где остальные?
Они сидели рядом у костра. Сухие дрова горели, звонко потрескивая, и яркие искры ракетами взлетали ввысь, осыпаясь оттуда черным пеплом. Собаки, накормленные юколой, дремали, зарывшись в снег.
— Надо ехать, — сказал Кречетов, выслушав рассказ журналиста. — Летчика на нарты — и в путь.
— Ну что ж, пушки вперед, — без особого энтузиазма произнес Овчарук свою излюбленную фразу. — Только учтите, я же не Наполеон, Корней Захарович.
— И слава богу, что не Наполеон…
Кречетов подошел к нарте и соорудил постель для летчика. Собаки повскакивали со своих мест, визжали и охотно подставляли шеи под упряжь.
Бориса положили на нарту и, чтобы не свалился, привязали к ней. Глаза его были закрыты, и он казался мертвым.
— Не выживет, — сказал Овчарук. Он жалел этого молодого парня, не слишком храброго, не привыкшего к суровым испытаниям в жизни и ставшего жертвой вулкана по своей же вине.
— Жалко? — спросил Кречетов. — Гнилой сук мешает расти живому дереву. Я не хотел бы показаться перед тобой бессердечным человеком, но деланные чувства мне противны. Он бросил вас, значит, предал; хотел один спастись — об остальных не подумал. На войне таких расстреливали. Ты сам чуть не погиб из-за него. А что стало с остальными вашими спутниками?
Летчик зашевелился, пытаясь приподняться.
— Я все сделаю, чтобы он выжил, — сурово продолжал Кречетов. — Если ваш приятель услышал мои слова — ему это пойдет на пользу, может, со временем человеком станет. Поехали…
Вдруг издалека донесся рокот мотора. Звуки, приближаясь, дробились. Воздух дрожал. Низко над долиной плыл вертолет. Кречетов и Овчарук замахали руками.
Машина приблизилась и повисла на одном месте. Она походила на огромную стрекозу, неподвижно застывшую в воздухе. Вдруг на ее беловатом брюхе открылся люк и оттуда вывалилась веревочная лестница. Из люка долго никто не показывался. Кречетов и Овчарук, задрав головы, ждали. Наконец они увидели меховые унты, потом туловище. Летчик повис под машиной и что-то крикнул, но рев мотора заглушил его голос. Кречетов показал рукой вниз: мол, слезай. Летчик осторожно начал спускаться.
— Давайте… — начал он, как только очутился на земле, но, увидев нарту с Борисом, замолчал. — Что с ним?
— Газовое отравление. Срочно надо доставить в больницу.
— Ясно, — ответил летчик и второму пилоту, выглянувшему из окна вертолета, дал условный сигнал на посадку.
Лестницу убрали, люк закрылся. Минут через десять вертолет сел в нескольких метрах от костра. В долине наступила тишина. Кречетов и Овчарук подтянули нарту к машине. Летчик открыл дверцу. Она была слишком низка для Кречетова. Пришлось ему согнуться в три погибели, чтобы втиснуться в кабину и принять нарту с больным.
— Где же остальные? — спросил летчик. У него было резко очерченное лицо. Говорил он отрывисто.
Овчарук рассказал свою и Бориса одиссею.
— Грузите псов, — сказал летчик. — Полетим в лагерь.
Собаки отчаянно визжали и сопротивлялись. Кречетов по одной перетащил их в кабину.
Вертолет поднялся в воздух. Кречетов сидел рядом с летником. Второй пилот устроился в пассажирской кабине. Летели над сопкой. Внизу поблескивал снег. Кречетов зорко смотрел вниз. Через несколько минут машина круто свернула на восток и вышла в узкую долину.
— Спуститесь ниже, — сказал Кречетов.