ума сошла? Как ты и додумалась сюда залезть? Я как безумный носился вокруг всей «Лианы», думая, что ты ушла в другую сторону от моей машины… Ифиса же сказала, что ты шла за нею следом….
— Где Ифиса? — спросила она.
— Выползла с каким-то мешком, заставила меня загрузить его в свою машинку. Я у неё спросил, ты бутыли что ли пустые туда сложила? Все собрала? Где Нэя»? Она мне: «Сейчас выйдет. За мной шла. Присела отдохнуть у выхода, её ноги не держат. Иди скорей»! Я туда, а тебя нигде нет. Решил, что ты уже успела выйти, но направилась в противоположную сторону. Вот же шкура эта Ифиса! Нажралась за чужой счёт и даже не проводила тебя до выхода. Ты реально сомлела или решила поиграть со мною в прятки? — он злился и не понимал, что она хлебнула слишком опасную дозу заколдованного неизвестным создателем напитка.
— Голова кружится, — ответила Нэя, и он сразу ей поверил.
— Потому что ты голодная. Так и не прикоснулась к еде!
Разгневанная Мать Вода, та самая из проповеди Чапоса, грозила ей синей ручонкой, укоризненно покачивала стеклянной головой, увенчанной высокой причёской-пробкой. Прозрачное лицо наполнялось дыханием и реальной плотью, становилось матовым и узнаваемым. Мать Вода сбросила свои тяжёлые мерцающие заколки и встряхнула каскадом тёмно-синих волос, подобно воде они пролились в чёрную грязь, и сосуд стал стеклянно лысым. В издевательской позе был намёк на определенные отношения, к которым она призывала прямо здесь и сейчас. Нэя сделала усилие отпихнуть её, но руки, пихающие пустоту, пугали Рудольфа.
— Тебе не кажется, что она похожа на Гелию? — спросила Нэя, — она всех опьяняет собою, но всех при этом презирает, холодная и чистая сама. Я не видела, но слышала, что Гелия обладала уникальным бесстыдством, сохраняя при этом своё лицо святым. Мой бедный Нэиль — он попал в капкан, он думал очеловечить её своим жаром, выплавить из ледяной заготовки живые пропорции. Ведь она похожа?
— Кто?
— Мать Вода. Чапос сказал, что она мстит людям за своё осквернение.
— Чапос? Когда и что он тебе сказал? У него рот был набит твоим десертом.
— Он говорил в той каморке, где мы попробовали с тобою уединиться. Но уже потом, когда я сидела там без тебя. Он сказал, что ты не убивал Нэиля. Я знала всегда… Рудольф, я знала, что ты не смог бы, поэтому я и не разлюбила тебя… Ты мой муж, единственный, я всегда знала… Не страдай, милый, мне не за что прощать тебя! А тот чёрный крылан из скал как же ужасен! Он всегда мог убить тебя, о чём ты и не подозревал, но не смел, поскольку Икринка твоя дочь, а проливать родную кровь запрещает закон их Райского Созвездия. Ты же через Гелию и вашу совместную дочь стал их соплеменником, поэтому он не мог… Милый, как хороши были твои волосы, светлые, как у диковинного мутанта, и какой белой была твоя кожа, с каким тонким румянцем. Я хочу потрогать тебя на ощупь, хочу такого, каким ты был на Земле. Отрасти волосы на голове ради меня. Не лишай меня счастья обладать тобою в твоём прежнем земном облике. Отчего это в Паралее все темнеют? Я тоже потемнею и ссохнусь очень быстро под жёсткими лучами Ихэ-Олы. Я стану серой как пепел, стылой и едкой, и ветер будущих пространств навсегда сотрёт мои следы… Забери меня отсюда! Насовсем…
Рудольф разрывался между стремлением отвезти её к доктору Франку для очищения крови и между невозможностью так поступить, представляя с какими глазами его встретит доктор, даже если промолчит и ничего не скажет.
Как ни старалась Нэя, она не могла увидеть лица Рудольфа, хотя слышала его дыхание и ощущала себя в его руках. Он не мог стащить с неё узкий лоскут, оказавшийся на ней опять вместо её собственной одежды, так она себя одновременно и ощущала, и видела со стороны. Они находились уже в его мансарде в ЦЭССЭИ. Непонятное это платье отливало то белым, то жёлтым, то сиреневым цветом, поражая и пугая её нездешней голографической красотой. Дорога домой выключилась из её памяти, или она спала всё то время, пока они ехали через столицу, через леса и через город Центра по Главному шоссе. Сквозь конус пирамиды струились внутрь замкнутого пространства, не имеющие границ звёздные миражи, бывшие где-то в своей запредельности реальными объектами, гроздьями созвездий в новорожденных и умирающих уже Галактиках, представить которые не мог никто из живущих на Паралее.
Узкий лоскут стягивал тело Нэи, мешал ей и сдавливал грудную клетку, и она металась в беспомощной попытке освободиться от него.
— Сними, — требовала она со слезами, — разорви, мне нечем дышать! — злилась и царапала его спину, как дикая кошка.
— Успокойся, — упрашивал Рудольф, — мне же больно!
— Разве ты способен испытывать человеческую боль? — с внезапной радостью Нэя нашла на груди застёжки, поняв, что это её собственный корсет давил её и мешал дышать, и никакого платья на ней нет. Рудольф оборвал все застежки на корсете резким рывком, сорвал его и перевернул Нэю на живот, утопил её лицо в прохладной и спутанной простыне, напомнив вдруг того демона из подземелья. Потому что она увидела на его руке свирепое и живое мерцание Кристалла…
Кольцо, давно ею забытое, возникло неизвестно откуда. Непонятно, когда он его нацепил на себя. В досаде она ловко перевернулась и ускользнула из его тисков. Стащила жуткий камень с его пальца с неожиданным проворством. Рудольф дёрнулся рукой, и тогда кольцо с тяжёлым Кристаллом слетело на постель, а Нэя увидела в нём, как в осколке зеркала, маску бледной красотки вместо своего лица. С неконтролируемым смехом она надела огромный перстень на свой палец, подняла руку, чтобы он не свалился. Внезапно, под воздействием чудовищной плотности Кристалла, отведя кисть в сторону, шмякнула по скуле Рудольфа острыми шипами тяжёлой друзы. По его лицу потекла кровь, она испуганно ойкнула.
— Уймись же! — ответного гнева не последовало. — Я же не бесчувственный, и мне бывает больно! — он смахнул Кристалл с постели, и тот с гулом упал на пол. Удар был таков, словно упал увесистый булыжник, точно так, как произошло давно в квартире Гелии.
— Когда ты достал Кристалл Хагора? И что с моим лицом?
— Твоё лицо злое и пьяное, — ответил он, вытирая кровь с собственного лица, — Кристалл Хагора замурован в сейфе вместе с оружием.
Но Нэя явственно услышала звук падающего на пол Кристалла. Даже невнятное эхо от удара отразилось от стен просторного помещения. Злая мистика,