он в горячке уехал прочь и далеко от вашей улицы, а уж потом потерял сознание. Понимаешь? Гораздо позже мать моей бывшей жены Эли рассказала мне, что видела из своего окна, как на лужайке под деревьями, куда и выходит окно её спальни, навзрыд плакал странный человек, сидящий на скамье. Его голова была опущена вниз, и поскольку она от любопытства открыла окно, то и услышала, как он вскрикивал, охваченный отчаяньем. Худой, старый и в чёрном одеянии, он ничуть не походил на Рудольфа. И Гелия прекрасно узнала его, поскольку тоже видела из вашего уже окна, она ведь в ту ночь находилась в вашем жилье, ожидая Нэиля. Она сразу узнала своего отчима. Но она не знала того, что я видел живым её нового любовника уже после того, как тот ранил Рудольфа. Этот непонятный её лжеотец часто следил за ней, таскался по её пятам всюду, поскольку, так я думаю, любил её с ненормальной одержимостью. Гелия не всегда замечала его неотступную слежку, поскольку вообще-то мало что замечала, занятая только собой. Конечно, хилый и слабый человек, вроде бы, он не смог нанести такое увечье никому, но… — Чапос перевёл дыхание и замолчал.
«Ещё одно наваждение, насланное Матерью Водой», — Нэя верила тому, что услышала от Чапоса. В глубине души всегда знала об этом.
— Тот старик, как и твой первый старый ложный муж, вышли из небесного каменного яйца, однажды свалившегося на нашу планету из бездонных глубин небесного колодца. Я встречал людей, которые видели их молодыми и блистающими нездешней красотой. Но это было так давно, что тут на низшей нашей тверди они утратили свой прекрасный облик, став кем-то вроде вечных старцев. Я видел однажды, как твой отчим убил одного преступника, всего лишь прикоснувшись к его горлу маленьким блестящим камушком. Этого оказалось достаточно, и тот упал с перепиленным надвое шейным позвонком, чтобы не встать уже никогда. Причём воздействие было не столько внешним, сколько глубинно-внутренним. Разве не такую смертельную травма обнаружили у твоего брата? И не смог бы он после настолько страшного урона, а вернее, после мгновенной смерти встать и тем более пить воду и разговаривать. А он пил, дышал, живёхонький и вполне себе бодрый. Даже кульки свои принялся собирать… я видел. Спросишь, зачем Хагор так поступил? Лютая ревность, равная по силе его глубочайшей любви. Рудольф уже не был его соперником, а твой брат занял его место. И месть получилась двойной, он убил реального соперника и подставил того, кто вызывал его ревность прежде. Я мог бы снять грех с души Рудольфа, но никогда не сделаю этого. Зачем мне? Пусть страдает. А он страдает, я знаю. Должен же и он страдать не за то, так за другое. И так ему слишком много дано могущества и любви. Страдание же уравнивает всех. А твой первый муж-старец всегда знал, чьих рук было преступление. Тон-Ат сразу догадался, как только ознакомился с результатами следствия по изучению причины смерти военного из правительственной охраны, да к тому же бывшего аристократа, но для них бывших не бывает, поэтому расследование провели тщательно. Он-то понял, какое оружие убило твоего брата, ему объяснения не требовались. Достаточно ему было увидеть саму травму в процессе вскрытия трупа, а он там присутствовал как врач и близкий родственник. У Нэиля оказалось сломано ребро, вот это действительно произошло от удара Рудольфа, но от такой причины не умирает никто. Нэиль быстро пришёл в себя после стычки и встал, вот тогда-то и появился Хагор — безумный ревнивец. Видишь, а твой воспитатель и муж по совместительству ничего тебе не сказал. Не хотел. Он лжец, как и Хагор. Он обманул меня, когда обещал тебя отдать мне для ритуала в Храме Надмирного Света, он просто использовал меня в своих сомнительных делишках, когда ему и требовалось. Они, те пришельцы из верхней бездны, слишком презирают нас, чтобы говорить правду.
За дверью послышались голоса и топот ног встревоженной прислуги заведения.
— Господин, — в дверь всунулся плохо различимый парень, — госпожу ищут. Вам бы уйти. Скандал может выйти. Если уж вы не ушли с нею сразу…
Чапос подошёл к нему лёгкой и бесшумной походкой, несмотря на свои габариты.
— Скажешь, что ей стало нехорошо, и ты привёл её сюда отдышаться. — Он вернулся к Нэе, нагнулся, взял её сброшенные туфельки и быстро вышел с ними из комнаты. Дверь закрылась.
А был ли Чапос наваждением?
Нэя растянулась на ложе, было мягко и уже привычно, не то, что поначалу. К запахам она уже не была чувствительна, надышавшись ими под завязку. За перегородкой, сплетённой из гибких тонких стволов лиан, в соседнем помещении слышались возня и бормотания. Периодические удары, всё убыстряющиеся, приводили в колебание шаткость этой условной стены. Что за неудержимые страсти, а главное кого, там бушевали?
Пока она беседовала с призраком или подлинным Чапосом, вернее, беседовал он с нею, за стеной с шумом вскипали краткосрочные бурные контакты похотливых насекомых с интервалом затишья в несколько коротких периодов времени. Отстранённо, только с лёгким оттенком отвращения к происходящему, он размышлял вслух по поводу того, насколько перенасыщена атмосфера Паралеи сексуальными выбросами, да всё вхолостую. Страна год от года становилась всё безлюднее, пустели целые районы отдалённых провинций. Как будто сама Мать Вода не хотела больше воплощаться во временные и страдательные организмы, не имеющие ни целей, ни высших смыслов в своём существовании. Они тут галдели, пили, уединялись ради кратких и зачастую имеющих прейскурант, как и еда, животных случек, не ведущих ни к чему. Только к растрате и усталости, только к тоске и возрастающему отупению чувств, вплоть до полной их конфискации оскорблённой их развратом Всевышней Матерью, кого они в своём скудоумии уподобили самим себе, заточив её образ в синюю порнографическую бутыль.
Нэю поражали его отточенные речи, будто он читал вслух философские тексты. Но он не получил хорошего образования, так она думала. Отличная дикция и приятный тембр голоса наводили на мысль, что в нём пропал незаурядный оратор. Неужели, думала она, он выдаёт подобные гневные обличения тем, кто покупает у него женщин, в качестве рекламного буклета-приложения? Но Нэе не было смешно. Несоответствие, несуразность были заложены не только в видимых пропорциях этого человека, но наполняли его изнутри тоже. Кружась мыслями вокруг Чапоса, Нэя хотела спать. Возобновившееся, но уже приятное головокружение тянуло куда-то, где оказалось ещё чернее, чем вокруг. Сквозь полусон, а просыпаться ей не хотелось, она ощутила себя поднятой и узнала руки Рудольфа. — Ты с